Гунтрамн Бозон слушал разговор дяди и племянника, и ждал, когда же они обратят внимание на него. И вот…

- А что дядя, мы будем делать с этим проходимцем? Епископ Вердена ходатайствовал за него. Просит жизнь ему сохранить.

- Даже речи быть не может, - покачал головой бургундский король. – Это же он сюда Гундовальда притащил. Да и где этот епископ? Почему не пришел? Не хочет позориться? Нет этому негодяю прощения.

- Ну, нет, так нет, - равнодушно пожал плечами Хильдеберт. – Не станем же мы из-за такой малости ссориться. Это матушка всех на свете простить готова, а я бы всех бунтовщиков под корень изводил, чтобы мстить было некому. Взять его!

Бозон был готов к такому исходу. Тяжелый кулак опытного вояки ударил в скулу воина, что сделал к нему шаг с самыми недвусмысленными намерениями. Тот рухнул, как подкошенный, на землю, а герцог вытащил меч из его ножен и опрометью бросился наружу. Люди с мышиным писком разбегались в стороны, видя богато одетого громилу с искаженным в ярости лицом и мечом в руке. Он бежал к дому, где остановился епископ Трирский. Только он теперь мог спасти герцога от неминуемой смерти.

Гунтрамн Бозон вломился в дом предстоятеля, оттолкнув какого-то служку, который пытался загородить ему дорогу.

- Да как ты смеешь? – епископ так удивился, что даже перестал есть. – Ты совсем стыд потерял, герцог?

- Меня к смерти приговорили, - выплюнул Бозон, грудь которого вздымалась от усталости. – И мне кажется, что тебе об этом известно, святой отец.

Он был уже не мальчик, и такого рода пробежка в сопровождении стражи изрядно его утомила. С улицы доносился шум, там собиралась любопытная толпа, которую бургундский сотник гнал по домам, попутно приказывая своим воинам оцепить дом.

- Ты что наделал? – побледнел епископ, который внезапно все понял. – Ты с королевского суда сбежал, что ли, нечестивец?

- Сбежал, - коротко кивнул герцог. – А ты будешь молить королей, чтобы они сохранили мне жизнь. Я тебя озолочу за это.

- Да ты спятил, что ли? – завизжал епископ. – Убирайся отсюда!

- Никуда я не пойду, святой отец, - криво ухмыльнулся герцог. – Мы теперь вместе до гробовой доски. Если мне умереть суждено, то и ты тоже со мной погибнешь. Король не сможет тебе отказать, я это точно знаю.

- Да… Как же…, - епископ побледнел. – Выпусти меня отсюда, и я попрошу за тебя. Клянусь девой Марией и святым Мартином.

- Да ни за что! – замотал головой Бозон. – Никуда ты отсюда не уйдешь. Посылай кого-нибудь из своих попов, пусть королям твои слова передадут. И пусть скажут, что если они меня силой отсюда попробуют забрать, то я тебе лично горло перережу(2).

А Хильдеберт и его дядя прискакали к жилищу епископа, и с любопытством смотрели на поднявшуюся суету. Аббат, который выбежал из дома, изложил им требования герцога.

- Огня! – крикнул Гунтрамн, не дослушав. – Поджигайте дом!

- Там же епископ Магнерих! – воскликнул юный король. Он был в растерянности.

- Если не сможет выйти, сгорит вместе с этим негодяем, - равнодушно сказал бургундский король. – Поджигайте! Чего смотрите!

В дом со всех сторон полетели горящие ветки и пучки соломы. Сырое дерево стен разгоралось плохо, но факелы все летели и летели. Священники, наплевав на пламя, вломились в дом и вытащили епископа, который уже закашливался от едкого дыма. Следом за ним вышел Гунтрам Бозон с мечом в руке, он так и не решился прикончить священника. Никаких переговоров не последовало. В герцога тут же метнули несколько копий, и они, мешая друг другу, пронзили его, не позволив упасть. Он так и повис на них, словно уродливая статуя. Даже после своей смерти мятежный герцог не покорился, и не лег на землю. Огонь бунта был потушен, а его тлеющие угли только что были затоптаны. Галлия замерла в робком ожидании. Неужели наступит мир?

***

Полгода спустя. Год 6096 от Сотворения Мира (588 от Р.Х.). Толедо. Королевство Вестготов.

Король Реккаред с немалым удивлением рассматривал огромный золотой щит и чаши, присланные из Австразии в качестве ответного подарка. Вроде бы все формальности были соблюдены. Брунгильда приняла вергельд за умершую дочь, а король Гунтрамн, скрепя сердце, дал согласие на брак племянницы с вестготским королем. Правитель Бургундии уже немолод, а значит, женой Реккареда станет сестра будущего наследника всей Галлии, за исключением Руана и его окрестностей. Наконец прекратятся войны, что не первый год терзают Септиманию по воле алчного Гунтрамна. Готы раз за разом били армии франков, но те все-таки захватили часть городов. Несмотря на победы, Испания слабела с каждым днем. Покойный король Леовигильд, умирая, отказался от арианской ереси, чтобы сблизиться с местным римским населением и получить его поддержку. Этим шагом он надеялся получить и поддержку франков. Его сын сделал никейское христианство государственной религией, и тут же получил мятеж вестготской знати, которая не желала принимать веру покоренного населения. Взбунтовался юг и запад страны. Реккаред громил мятежников, но заговор проник и в сам дворец. Ему только что донесли, что к нему причастен епископ Ульдила и королева Гоисвинта, мать Брунгильды, его будущей тещи. Неугомонная старуха была фанатичной арианкой. Она никогда не примирилась бы с отступничеством, и даже не думала этого скрывать. Ее вес в государстве, власть и богатство были таковы, что Реккаред не видел другого выхода, как просто прикончить беспокойную бабку. А это значит, что свадьбы не будет, Брунгильда никогда не простит ему смерть своей матери. Как бы ни был полезен союз с франками, покой в собственных землях дороже. Гоисвинта была еще жива, но Реккаред уже начал переговоры с вожаками бунтующей знати. Его женой станет Баддо, дочь одного из герцогов. Готы правильно поняли сигнал, поданный им одним из последних великих королей, и вокруг мятежников начала образовываться пустота. Королева Гоисвинта еще распоряжалась в своих немалых владениях, она все еще плела интриги и посылала деньги восставшим арианам, но она уже была мертва. Просто она еще не знала об этом. А знать начала переход в православие, отказываясь от веры предков. Герцоги и графы даже подумать не могли, что всего через сто двадцать пять лет их правнуки снова отринут свою веру. Они примут ислам, чтобы сохранить свои владения. Те же, кто не захочет этого делать, забьются в горы, и оттуда начнут долгий путь Реконкисты, который займет почти восемьсот лет.

***

В то же время. Северная Италия. Фриульское герцогство.

Светловолосый здоровяк с голубыми глазами и белозубой улыбкой скакал вдоль войска лангобардов, выстроившихся для битвы. Король Аутари был умен, силен и красив(3). Он умел нравиться людям и находил ключик к сердцу каждого. Десятилетие раздора, в которое провалилось государство лангобардов после смерти его отца, короля Клефа, закончилось избранием нового правителя. Тридцать герцогов, которые вкусили единоличной власти, не хотели бы ей делиться, но на севере собиралась черная туча. Могущественные короли франков, подкупленные императором Маврикием, готовили поход на их земли. Все купцы, что возвращались с севера, говорили в один голос, что вскоре Италия увидит неслыханное по числу воинов вторжение. Франки, алеманы, тюринги, бавары и римляне Галлии пойдут на Италию, что только-только начала приходить в себя после завоевания. На удивление, жизнь здесь стала вполне сносной. Лангобарды, ощутив преимущества мирного сосуществования, держали порядок железной рукой. И вскоре, сначала робко, а потом все смелее и смелее, пошли торговые караваны, которые вновь оживили ремесло в городах и повезли пошлины в казну. Никто ни в какую Империю не хотел, ведь судьба жителей Рима и Равенны, которых обдирали сборщики налогов, была всем известна. Римская рабовладельческая аристократия была вырезана почти под корень, а на их землях воцарились новые хозяева. Иногда, если у новых владельцев земель было хорошее настроение, то рабовладельцев самих продавали в рабство. Такой вот поворот судьбы. Римское население примирилось с захватчиками, со слезой вспоминая благословенные времена Теодориха Великого(4). Оставшихся лангобарды обложили налогом в треть от урожая, и это всех устроило. Никто не хотел перемен, но купцы не обманули, и армия Австразии могучей рекой перекатилась через Альпы, разливаясь по равнинам северной Италии. Дикари громили города и селения, вырубали сады и виноградники, а обратно в Галлию потянулись толпы римлян, которые стали теперь бесправными сервами. Франки не знали, что новый король смог договориться со своей знатью. Тридцать герцогов выставили своих воинов на поле битвы, и теперь гигантская армия вторжения уже не казалась такой уж и страшной. Биться пришел весь народ лангобардов, который прослышал о тех ужасах, что творили на севере пришлые германцы. Король Аутари был неглуп и полководцем был недурным. Он отвел в сторону свою конницу, сформировав из нее резерв, а в центр поставил самых сильных воинов в железных шлемах и доспехах. Он знал тактику франков, она всегда была одинаковой – сначала шквал из дротиков-ангонов, а потом удар в центр войска, который рассекал его напополам. И король был к этому готов. В центре стояли воины в десять рядов, и проломить его с ходу не получится ни у кого.