Так постояв еще немного, стиснув губы быстрым шагом вернулась во двор.

– Даринуша, что-то случилось? – дед уже вышел из дома, облокотился на перила широкого высокого крыльца.

– Не знаю, тяжко на душе, – вздохнула. – Руки все помыли?

– Помыли. Я подготовленные полотенца раздал сам, не в обиде?

– Спасибо! Чтобы мы делали без тебя, – вздохнула Дарина Ильинична, бросила последний взгляд на дорогу, закрыла ворота, подошла, поцеловала стоящего на возвышении деда в щёчку. – Пошли, родной!

За столом Николай сидел молча, не суетился, как раньше, только вздыхал, первую рюмку выпил, от второй отказался.

– Что произошло? – забеспокоился тесть.

Виновник усмехнулся, глядя на стол, произнёс печально.

– Дед, ты жену и дочь потерял в той аварии, а не спился, от меня, пьяницы, не отказался! – помолчал, слова давались с трудом.

– Или ты Дора, тебе восемнадцать исполнилось, когда ты и племянники сиротами остались. Скольких женихов потеряла из-за деток, а не отказалась от них, всю боль детскую разделила, защищала, оберегала. Легко тебе было? Нет! – поднялся, подошёл к окну, открыл форточку.

Друзья тревожно ждали продолжения исповеди пьяницы.

– Я, один, слабаком оказался. – Он махнул рукой, поморщился, порывисто вернулся на место, сел, взглянул на притихшую компанию. – А, почему? Да потому что не верил ни в Бога, ни в черта, не слушал, что мне говорили старые люди, а теперь осознал на собственной шкуре. Все, правда!

Дарина налила в стакан воды, подала Николаю, тот жадно выпил.

– Простит ли меня Иринушка, дурака, проклятого. Как же она мучилась бедняжка, перед смертью попросила, чтобы я женился и дочку назвал её именем.

Боль в глазах мужчины вызвали жалость и сочувствие.

– У меня же высшее образование, и должность была соответствующая. Всё променял на забытье. Вот верите, даже слёз нет, а на сердце такая тяжесть, что дышать трудно.

– Эк, как тебя разобрало, сердечный, – дед вытер слёзы.

Странница наблюдала за происходящим: "Вам надо к священнику, он подскажет, как лучше поступить. Думаю, она обрадуется".

– Правда? – красивый мужчина, смотрел на Елену полный страхов и надежды!

– Правда! – два женских голоса слились в этом слове.

– Мы не слишком припозднились, – чумазый Илья и, как всегда, изящная Клавдия зашли в дом.

– Шагом марш мыться, бездельники, … и за стол! – приказала тётка, пряча глаза.

Остаток ночи прошёл за разговором, гости засобирались домой ранним утром.

– Дом большой, всем места хватит. Клавдия постели Елене в гостиной. Илья, Николая к себе забери. Дед, ну а тебе царская палата, с охраной. Овчарок не бойся, не обидят дорогого гостя. Клавдия придёт, посмотрит тебя, что-то ты мне не нравишься.

– Стар я для тебя, сладкая женщина!

– Шутишь, значит всё хорошо! – воскликнула толстушка, кокетничая и смеясь.

Гости проспали до обеденного стола.

Помянули.

– Я готова ответить на вопросы, – нахмурилась Дора.

Дед был нетерпелив, глаза, видевшие так много за одну ночь, требовали объяснений:

– Как же так получилось, что умершего в 1923 году похоронили в двухтысячном втором, и он выглядел, как свеженький? Тот другой, рассыпался в прах, как и положено, по сроку! Тьфу, ты, Господи! – быстро перекрестился.

Дарина Ильинична собиралась с мыслями, теребя платочек в руках, вздохнула, начала рассказ издалека:

«Людвиг Мейлер, вдовец, прибыл из Германии, при Петре Первом, строить крепость на берегу залива Тоганий Рог. Здесь встретил русскую вдовушку Елену, влюбился, они поженились, и он стал Леонидом Егоровым, но прожил недолго, подарив крепенького, умного сыночка. Надо сказать, что рождались и в будущих поколениях одни мальчики, которые славили фамилию подвигами перед Россией матушкой в войнах, стали знаменитыми купцами после, слово, которых ценилось пуще бумаг во всех торговых странах.

Тимофей Егоров, предок наш, облюбовал утёс и построил усадьбу, место надёжное, что тебе крепость, окружённая глубоким оврагом. Он был заядлый рыбак, имел две рыбацкие баржи, лодочную станцию, увлекался дайвингом. Построил несколько общежитий для семей команды, сейчас, это наше поселение, потому и зовётся, Егоровка. Рыбаков не обижал, платил справно, потому любили хозяина и сыновей его: Проньку и Ваньку.

Когда революция случилась, у старшего брата семья была, жил с родителями в усадьбе. Иван на одиннадцать лет младше, учился в гимназии, в столице. Там и большевиком стал. Пришёл с друзьями раскулачивать родительский дом, дошло до драки между братьями, и как так случилось, что оба от ножевых ран скончались. Стариков забрали для допроса, больше их никто не видел.

Осталась вдовушка с тремя детками одна, да с двумя покойниками в доме. Помогли ей посельчане с гробами, ямы выкопали, покойников обмыли, одели, но остаться побоялись. Она к большевикам, помогите, спустить гробы. Сам, главный пришёл с мужиками, попрощались с товарищем, вышли на минутку, услышали крик женщины, забежали в дом, видят, лежит вдовушка в обмороке, гробы с покойниками исчезли.

Милиционеры облазили овраг, перетормошили жителей поселения. Не нашли! Забрали вдову с ребятишками».

– Они вернулись? – любопытничала Странница.

Рассказчица помотала головой, вздохнула печально.

… – Как звать тебя? – спросила директор приюта босого вертлявого беспризорника, лет шести, семи. Милиционер удерживал его за шиворот, видавшей многое, одежды.

– Сашка Егоров, – ответил малец сердито, но потом лицо посветлело. – Это правда, что вы с танкистами дружите?

– Грамотный значит, – улыбнулись взрослые.

За спиной начальницы на стене висел плакат танкового училища.

– Танкистом хочешь стать? Наши лучшие выпускники становятся курсантами училища. У тебя появилась возможность осуществить мечту. Не упусти, – довольно улыбнулась женщина.

– Не упущу! – ответил твёрдый детский голос. ….

Дарина продолжила рассказ: «Уж больно усадьба приглянулась главному».

… – Не поеду я туда, будь она неладна, красота твоя эта стылая, – вопила жена начальника, извиваясь, словно уж в ведре. – Гиблое место!

– Ах ты «проблема, прыгающая», – ворчал муж, пытаясь поднять её. – Всё равно, как сказал, так и будет!

– Куда делись мертвецы, а? Люди говорят, без колдовства не обошлось, разве можно детей туда! – заверещала в глаза глядучи, как только муж изловчился и поднял непокорную женщину.

Не послушал он жену, побил для верности и поселился на той усадьбе с семьёй. Утром счастливчик на работу не явился, послали к нему человека.

Вернулся тот, сам не свой: "Дайте выпить, а то помру!"

Выпил стакан спирта, видно не пробрала, налили ещё!

– Силён ты брат, недельную норму спирта выжрал и даже не поморщился, – восхищались мужики. – Имей совесть, говори уже!

– Мёртвые! Все мёртвые лежат. Я ж не трус какой, сразу сигать, зеркальце поднёс, не парит, пощупал, пульса не бьётся, я в двери … и сразу здесь очутился! Не знаю, что меня напугало больше!

– Если бы кто другой сказал, не поверил, – милиционер поморщился, подумал, вздохнул. – Хоронить всё равно надо…

– С той поры желающих, пытать счастья на усадьбе, было мало, и те бежали оттуда в первую же ночь.

– Так за всё это время там никто не жил? – Елена обвела всех взглядом.

– Сколько себя помню, никто! – ответил дед. – Ты, первая!

– Так- то оно так, – проговорила Дарина. – Приехала года через три, после этого случая, мать Марии, жены Прокопия, с внучкой, ей тогда и годика не было, поселилась в земляной избушке, на этом самом месте, где мы находимся, устроилась фельдшером в медпункт. Непростой оказалась женщина: травы знала, умела находить пропавших людей, лечила руками сложные болезни. Она просила, вместо платы никому ничего не рассказывать, не то проблемы вернутся. Кто скажет, после этого! Частенько видели её с внучкой, шедшей к «гибельной» усадьбе, что, они там делали, не ведали, да только возвращались усталые, грязные.