– Или ты не за этим меня отпустил? Твой брат здесь!

Крик отразился эхом от почерневших стен и начал гулять по пустым комнатам, набирая силу.

«Здесь… брат!.. Брат… здесь… Брат… бра-а-ат!»

Последнее слово растянулось и походило уже на женский визг. Весь дом вздрогнул, покачнулся. За окнами резко стемнело, пол под капитаном выгнулся, пошёл рябью. Он внезапно провалился почти по колено, застревая в нём, как в болоте. Я почувствовал движение за спиной. Обернулся и отшатнулся в сторону, давая дорогу выползающей из тёмной комнаты твари. Тело Светланы дымилось. Из-под обгоревших остатков одежды проступала почерневшая обожжённая плоть. Она ползла на одних руках, волоча за собой неестественно вывернутые, переломанные ноги. Сергей завопил от ужаса, попытался вырваться из топкого плена, но лишь увяз ещё глубже. Тогда он вспомнил про пистолет. Выставил пляшущее дуло перед собой и несколько раз нажал на спусковой курок. Выстрелы прозвучали неестественно тихо, словно кто-то кидал камушки в картонную коробку.

– Второй раз ты её не убьёшь, братишка, – прошелестел знакомый голос.

Я оглянулся в поисках его хозяина. Николай стоял в дверном проёме. Он кивнул, подзывая к себе, и вышел на вновь появившееся снаружи крыльцо.

– Подожди, мужик! Стой! – взмолился полицейский, увидев, что я собираюсь уходить. – Не бросай меня тут!

Тем временем Светлана уже добралась до него. Начала карабкаться вверх, цепляясь за одежду. Той же рукояткой, которая недавно сломала мне нос, он начал неистово лупить существо по голове, превращая поднятое к нему лицо в чёрно-красную кашу. Не обращая внимания на удары, она рывком подтянулась, впилась в его губы жадным поцелуем. Капитан что-то замычал, задёргался, пытаясь оторвать её от себя. Затем сам начал дымиться, покрываясь бордовыми пузырями ожогов. Откуда-то сверху я услышал каркающее хихиканье. Поднял голову и увидел сидящего на деревянной балке мальчика в клетчатой рубашке.

Дом зашатался сильнее, сверху посыпалась какая-то грязь пополам с досками. Соседняя стена обвалилась, обдав ударной волной пыли. Я рванулся к выходу, споткнулся, упал, а затем весь дом сложился, словно смятый гигантским кулаком.

5

Что-то щекотало мне нос, вызывая сильный порыв чихнуть. Я открыл глаза и увидел перед собой маленькое поле травинок, которое колыхал лёгкий ветерок. Чуть поодаль валялись разломанные наручники. Всё-таки чихнул, поднялся, отряхиваясь от налипшей на одежду мокрой земли. Остатки дома по-прежнему были на своём месте, такие же старые и обожжённые. А ещё рядом появилась моя машина. Я открыл дверь, заглянул внутрь. Все мои вещи, включая куртку, телефон, ключи от автомобиля, лежали на пассажирском сиденье. Я сел, завёл двигатель, бросил взгляд в зеркало заднего вида.

Ворота были открыты и… На той стороне дороги одиноко стояла припаркованная зелёная «Нива». Я газанул, выезжая задом на дорогу. От рывка куртка сползла с переднего сиденья на пол. Я увидел лежавший под ней чёрно-белый прямоугольник какой-то местной газеты: «ТРАГЕДИЯ В СЕМЬЕ ПОЛИЦЕЙСКОГО. ПОЖАР ИЛИ ЖЕСТОКОЕ УБИЙСТВО?»

Несколько секунд тупо смотрел на заголовок, затем переключил коробку передач и вжал педаль газа в пол.

Идите вы все к чёрту!

Максим Сергеевич Игнатьев очень любил командировки. Во-первых, это отличный способ попутешествовать за чужой счёт. Во-вторых, можно отдохнуть от семейной жизни, а в-третьих…

В-третьих, как говаривал его отец: «Не стоит срать, где потом жрать». И он неукоснительно придерживался этого принципа с тех пор, как не мог больше удерживать своего демона в узде. Когда не было возможности сбежать по рабочим делам, он уезжал подальше за город. Стравлял пар и возвращался обратно.

Но его всегда тяготили эти поездки. Нужно было что-то придумывать на работе, врать жене. А думать в периоды, когда у тебя в голове уже свистит от бушующего там «нечто», требующего новых эмоций, занятие не из лёгких. Да и ехать наугад, в слепой надежде найти необходимое, тоже такое себе приключение. Иногда он возвращался ни с чем, и приходилось буквально убивать себя в спортзале, чтобы только невероятная усталость заглушила зудящее чувство неудовлетворения и шипящей злости.

Но сейчас на его лице блуждала мечтательная улыбка. Он знал, что не сегодня, так завтра найдёт всё необходимое. Не надеялся, не рассчитывал, а именно знал. Командировки никогда не подводили. Особенно летом и особенно в небольших городках, как этот. Люди в них были более доверчивые, а его обезоруживающее, чуть потерянное выражение лица: «Простите, я у вас первый раз в городе и, наверное, заблудился. Не могли бы вы мне помочь?» моментально располагало к себе. Дальше уже дело техники.

И только очень опытный психиатр смог бы разглядеть в этих пронзительных голубых глазах лёгкую тень, которую отбрасывало то самое «нечто», живущее в голове. «Нечто», поглощавшее настолько, что под конец каждого «приключения» Максим полностью переставал контролировать происходящее и приходил в себя уже под самый конец. Раздетый, перепачканный чужой кровью, с медно-металлическим привкусом во рту, он аккуратно собирал залитую спермой одежду (и свою и чужую). Оттирал, как мог, влажными салфетками подсыхающие бордовые пятна с лица и рук. Переодевался в чистое и растворялся в гуле взлетающего самолёта или мерном постукивании колёс поезда.

В свои сорок лет он выглядел очень даже хорошо. Стройное подтянутое тело, моложавое скуластое лицо, тронутое лёгким загаром, тёмная шевелюра без намёка на седину, о которой сокрушались его одногодки на работе. Только дурацкие усы немного портили всю картину, но чего только не сделаешь ради небольшой маскировки. Максим поправил висящий на плече небольшой рюкзак с вещами и отправился вниз по тенистой улице навстречу тёплым жёлтым лучам заходящего солнца. Чуть поодаль стояла хрущёвка с небольшими признаками жизни. На паре балконов сушилось бельё, а из нескольких окон доносился звук работающего телевизора. С другой стороны дороги рядком шли брошенные хозяевами частные дома, огороженные покосившимися оградами и буйно разросшимися кустами молодой черёмухи.

На скамейке у дома сидел лысоватый мужичок средних лет в старомодном вельветовом пиджаке и совершенно не подходящих к нему чёрных брюках. Но больше всего бросались в глаза огромные военные ботинки, зашнурованные прямо поверх штанин.

«Интересно, какой у него размер? – подумал Максим, подходя ближе. – Пятидесятый? Пятьдесят второй?»

«А больше есть? Чемоданы в соседнем отделе, молодой человек», – он вспомнил старый анекдот и улыбнулся про себя.

– Вечер добрый! Не заблудились?

Приятный баритон с лёгкой хрипотцой не вязался с внешним видом, а внезапный вопрос сбил с толку. Он чуть было не ответил, что, мол, да, не поможете пройти…

Но спохватился, осёкшись на полуслове.

– Да, то есть, эм-м-м… нет. Просто гуляю.

Максим растянул уголки губ в стороны, изображая приветливую дружелюбность.

– Добрый вечер.

– Вы там пацанят моих не видели?

– Простите, там – это где?

– Ну, в доме соседнем. Вы в окно смотрели, думал, может, их увидели. Вечно убегают, подлецы, среди всякого хлама поиграть.

– А, нет, – он покачал головой. – Не видел, извините.

– От поганцы, – мужчина вытащил из кармана пачку папирос, достал одну, смял у основания и вставил в рот, обнажив жёлтые неровные зубы. – Никакого сладу с ними нет.

Максим развёл руками, картинно вздохнул, как бы сочувствуя случайному знакомому.

– Вы их ежели увидите, – услышал он уже в спину, – скажите, что отец ищет, да гневается. Чтоб домой по шурику двигали, ужин скоро.

Он рассеянно кивнул и пошёл дальше.