Вот спрашивается, это мне моя удача так ворожит? Корабль на дне, я непонятно, где и как, что там с Головастиком - неясно! Но, однако, живой! Перевешивает последнее, предыдущее? Хм?
Вдруг мысли в голове, единственное, что ещё нормально функционирует, словно в шейкере взбаламутили. Меня затошнило, и я резко отключился.
В следующий раз я очнулся от болезненного сотрясения всего организма. Будто уронили со всего маху. А затем на фоне общего херового самочувствия я получил болезненный удар по лодыжке. Ого, кажись, ноги целы! Одна точно! Это плюс!
- Ишто тут? - глухо расслышал я голос, явно принадлежащий хобол.
- Живая покуда, - ответил ему другой.
И слух восстанавливается, удовлетворённо отметил я. Тоже плюс! А вот то, что я у хобол, это минус!
- Нада давай вада его, - продолжил первый голос.
Да, это правильно! Полностью согласен. Пить вдруг захотелось жутко.
- Так обойтися, - презрительно отозвался первый и снова пнул меня по ноге. С-сука...
- Ты кто такой? Умый, э? А если его подохни? Что великий вождь дай, что говори?! - грубо наехал второй голос. - Твой чучун беги вода быстро. Сюда неси!
- Ты кто такой?! Фулюль, э? Вождь? Э? Сама беги!
Буцк! Буцк! - звуки, совершенно не требующие иного толкования...
- Моя не говори два раза! Беги вода!
- Так и говори! - обиженно прогундосило в ответ. - Понятный говори надо...
- Твоя тут опять?!
Чучун, как я потом выяснил, чисто хобское ругательство. Что-то среднее между бесполезным, никчёмным, убогим и тем, кто должен "шуршать" и не вякать. Чучун, короче...
Через некоторое время мне, больно разодрав спёкшиеся губы, просунули в рот чего-то, и внутрь полилась холодная, удивительно вкусная вода. Осталось только глотать и глотать... И так мне захорошело, что я снова отключился.
Третье "включение" было много лучше по самочувствию и информативности. Я не только стал отчётливей слышать, но и ощущать. Обнаружилось, что у меня есть руки, ноги и всё остальное. Всё болело, да! Но как-то много привычней, роднее, что ли.
А ещё у меня приоткрылся один глаз! Вторым веком как не дёргал, никакого толку. Но и так хорошо. Человек глазами собирает львиную долю информации.
Как оказалось, с учётом того, что я на данный момент сумел разглядеть не из самого удобного положения, меня тащили завёрнутым в сеть. Ячея крупная, верёвки довольно толстые, из грубого волокна. Сеть была подвешена на толстую жердь. Судя по тому, что спереди, по ходу движения, жердь опиралась на плечи сразу трём воинам хобол, сзади было не меньше. Сеть монотонно качалась туда-сюда в такт шагам носильщиков. Понятно, в гнездо тащат. Вокруг, насколько я успевал выхватывать взглядом, шло ещё не меньше пары десятков коротышек. Видок у них был не очень. Потухшие глаза, осунувшиеся бледно-зелёные лица, поникшие плечи. Все так или иначе были ранены. Широкие листы, обвязанные тонкими травяными плетями, закрывали раны и ссадины. На зелёной коже ярко проступали чёрно-синие гематомы героических пропорций и скромные синяки. Немало хобол красовались ожогами электрической природы. Славно я, однако, навалял утыркам. Некоторые скорбно тащились, хромая и опираясь на палки и кривоватые древки копий. В безвольно свисающих руках оружие чуть ли не по земле волочится...
И да, оружие... Вот тут, как и с одеждой, и каким-никаким доспехом всё гораздо лучше. Судя по первому впечатлению, когда я только увидел хобол, эти выглядели много богаче. И не только одеждой и оружием. Бусы, ожерелья, украшения всяческие в три слоя. В ушах, в волосах, на руках и шее. Котомки за плечами, тоже не пустые, судя по всему. Прибарахлились ребята знатно. И даже с большой вероятностью могу предположить, где и с кого... Одно непонятно, было их ну очень много, а стало ну прям совсем мало. Да и не весёлые они какие-то. Что-то там, на берегу, произошло такое, совсем нехорошее. Мягко говоря.
Удалось осмотреть и себя... Мама дорогая, да я обожженная мумия какая-то. Только без бинтов. Да что там бинтов, без клочка одежды. А как же не убиваемые труселя? Они-то где? Где, я вас спрашиваю, уважаемая Система? И вот я, голый, иссушенный, весь покрыт вонючей коростой ожога, которая полопалась и через трещины сочится сукровица. Воняю соответственно. На руках пальцы, словно птичьи лапы, почерневшие, тонкие и согнуты крючком. На ногах аналогично. Даже не берусь гадать, что там с моим лицом. Да и хрен с ними, с пальцами и лицом, я умудрился разглядеть, что там внизу. Вот там беда-беда! Петюня поджарился до состояния маленького скукоженного почерневшего стручка! Вот это, мля, ущерб так ущерб! Да за такое в колыбели убивать надо! А ещё они, суки, мою прелесть на дно пустили! Ну, ничего, дайте срок...
От напряженного рассматривания глаз быстро устал, заслезился и всё норовил закрыться. Да ещё это мотание туда-сюда, словно в гамаке, несмотря на мрачные мысли, перемежаемые сладкими грёзами о мсте ужасной, действовало довольно усыпляюще. Неожиданно для себя я просто уснул. Не потерял сознание, как несколько раз до этого, а уснул. Последней ускользающей мыслью было то, что регенерация, судя по улучшающемуся состоянию, однозначно работает. И это хорошо...
Проснулся от того, что меня грубо уронили на землю. Опять... Тело отозвалось вспышками боли, и я непроизвольно зашипел сквозь зубы. Несколько минут я лежал и пережидал феерические ощущения, аж слёзы из глаз потекли. А потом я их открыл. Оба, кстати.
Вечерело... Уронили меня прямо посреди небольшой полянки, окруженной большими, толстыми деревьями незнакомого вида. Хлипкий подлесок, что рос меж ними, перемежался шарообразными, густыми колючими кустами. Полтора десятка хобол уже пошли их рубить и огораживать промежутки меж деревьями. Логично. Какая-никакая, а защита на ночь.
Еще с десяток воинов суетились по поляне. Кто-то раскладывал костровище, кто-то зачищал тонкие прутья, чтобы насадить на них мясо. Пара хобол уже потрошили десяток подбитых птиц и ещё каких-то мелких грызунов. Два шамана деловито раскладывали на земле, чуть в стороне, какой-то паззл или пентаграмму из камушков, разноцветных перьев, косточек и ещё чего-то. В общем, творили магию из говна и палок. Охранную какую-нибудь...
В целом создавалось впечатление деловитой, упорядоченной и привычной суеты, в которой сквозил большой опыт таких действий.
На меня, спеленатого, словно куколка, внимания совсем не обращали. Довольно быстро всё как-то устроилось. Весело запылал костёр. Самые большие прогалы меж деревьев завалили колючкой. Шаманы, тихо постукивая в бубен и невнятно подвывая, наполняли свою конструкцию маной, ну, я так думаю. Остальные хобол расселись небольшими кучками недалеко вокруг костра. Что-то тихо бубнили друг другу, копались в сидорах, доставали непонятную мелочь, мацали в руках, показывая друг другу, иногда менялись, активно бормоча и кривя рожи. И все дружно не забывали следить за костром, бросая на него жадные взгляды. Пара поваров, не дожидаясь углей, уже вертела над пламенем насаженные тушки, которые не столько обжаривались, сколько подгорали. Ну, как говорится, горячее сырым не бывает.
Ко мне неспешной походкой подошел один из воинов. Низкий, кривоногий, крепкий. Тонкий, как у хищной птицы нос. Большие, слегка подсвечивающиеся в сумерках глаза. Узкий, почти безгубый рот. Удлинённый череп с высоким лбом. Двухцветные татухи на лице и по телу. В жесткий колтун на макушке, в виде шарика, вставлена пара перьев и резная узорами палочка. В ушах перфорация дырками и всяческими висюльками. Пучок бус, добротный пояс с бронзовым кинжалом, неплохая кожаная одежка с нашитыми костяными бляшками...
Нагнувшись надо мной, он долго смотрел прямо в глаза. Взгляд внимательный, умный. Совсем не такой, какой ожидаешь от безбашенного дикаря, глядя на его внешность и слушая его говор.
- Вонючий мяса! - буркнул он и, сморщившись, отстранился.
