Оставшаяся парочка, поняв, что их всех бессовестно убивают, бросили отобранное по праву сильного и, издавая нечленораздельные вопли, кинулись бежать. Как понял Дима, они рванули жаловаться вождю на произвол чужака, поступающего с задницами их подельников, не по обезьяним понятиям.

Первый, продолжая держаться за раненую ягодицу, издавая мучительный стон, заковылял за убегающими. Второй – так и остался лежать без движения к верху задом на заборе.

Властителя долго ждать не пришлось. Как и всегда, когда дело касается того, что он считает своим, просто потому, что так считает. Вождь, как и положено «королю» заявился чуть ли не бегом и сразу со всем своим «королевским двором».

Дима ещё издали насчитал двенадцать мордоворотов с пиками, сразу сообразив, что сейчас будет драка с морем крови и горой мяса. Он посмотрел под ноги. Осталось три снаряда. Мало.

Рыжий поднял стрелы, зажав их в зубах. Не спеша, явно на показ, подошёл к раненому и вырвал из его зада четвёртую, окровавленную, вставляя её в лук. И тут случилось чудо. Умерший боец ожил и, жалостливо постанывая, перевалился за земляной забор и на четвереньках, подтягивая за собой одну ногу, пополз умирать на руках хозяина.

Вожак, подойдя примерно на двадцать шагов, остановился и испепеляющим взглядом уставился на бунтовщика, с прищуром стараясь рассмотреть, что это он держит в руке и насколько это для него опасно. Дима сразу понял, чем пузан заинтересовался, и решил тут же усугубить его настороженность, устроив презентацию.

В стороне от входа в землянку стояла старая толстая пальма, которую он как раз использовал в своих тренировках в стрельбе из лука. Дима тут же решил продемонстрировать всю силу дальнобойного оружия в показательных выступлениях. Он поднял лук со стрелой над головой, как бы говоря вожаку: «Смотри!». И, натянув тетиву, мысленно вспомнив о Высших Силах, в надежде на их помощь, выстрелил.

Откуда не возьмись, прямо наперерез стреле из широченных лопухов тропического растения, выпорхнул огромный жёлто-зелёный попугай величиной с курицу. Стрела, пронзив вспорхнувшую птицу, пригвоздила летуна к пальме, из-за которой тут же высунулась мордочка белобрысой бестии и, жестом дёрнув паровозный гудок, издала победное «ес».

Стрелок от такого цирка сам офигел. Грудная клетка Димы вздулась так, будто пацан лет пять безвылазно в качалке просидел на анаболиках, и теперь ему грудные мышцы девать некуда. Да, самцовый рельеф класса альфа качается самогордостью практически мгновенно, в отличие от железа с тренажёрами.

Рыжий обезьян в приступе звёздной болезни осмотрел фанатов, пребывающих в ступоре. Медленно крутанувшись на все триста шестьдесят градусов, остановил покровительствующий взгляд на Аф и небрежным движением головы выдал команду своей самке: «Фас».

Сожительница, купающаяся в лучах славы её личного самца, без промедления кинулась выполнять повеление избранника, но, боясь от чего-то прикасаться к самой стреле, натужно выдрала её из ствола, держась исключительно за тушку птицы.

Вожак тоже по достоинству оценил эффектную демонстрацию силы, но, будучи самоназначенным лидером этого обезьянника, отступить и тем самым передать бразды правления этому выскочке, ну никак не мог. Вкусивший власть – свинье не товарищ. И в деле доминантности, однажды высунувшийся – обратно ни в какую не засовывается.

Он считался в стае не только самым крупнопузым, потому что лучше всех питался, но и самым хитроумным. По крайней мере, он был о себе именно такого мнения. А раз так, то попытался решить конфликт дипломатическим путём, то есть обманом.

Толстопуз всем видом сменил гнев на милость, и уже не размахивая копьём типа всех убью, а кого не убью – до смерти затыкаю, а используя его, как посох патриарха, миролюбиво и расслаблено двинулся к Диме. Рыжий опустил лук, но разряжать оружие не стал, ожидая, как и положено в подобных киношных сценах, отборной пакости.

Вождь подошёл вплотную к земляному забору. Сопровождение на такой смелый шаг не решилось, остановившись поодаль. Осмотрел лежащего у ног охотника льва и, мило улыбаясь, сначала ткнул пальцем в трофей, а затем указал на себя, как бы говоря: «Дай мне его по-хорошему». И тут же мимикой добавил: «ну, очень надо».

У Димы моментально созрела идея, как можно разрулить данный конфликт с коммерческой выгодой для себя. Улыбнувшись вождю в ответ, он одобрительно кивнул, как бы соглашаясь, но тут же добавил, казалось бы, ничего не значащие условия, мол, я тебе льва, а ты мне мяса пожрать на всю мою семейную ораву. Так сказать, честный обмен по живому весу.

Вождь сначала растерялся, не понимая, чего хочет за льва чужак, а когда сообразил, принялся торговаться, будучи уверенным, что непременно облапошит этого рыжего лоха. Ведь он – вождь. Ведь он – хитрый.

Уже через пять минут мирные дипломатические переговоры превратились в самый настоящий восточный базар с театральной жестикуляцией, подкреплёнными «клятвами мамами» в обязательном порядке.

Но, как и всегда бывает, когда схлёстываются два пройдохи одной весовой категории, взаимно проиграв, оба остались довольны своими победами. Вождь получил тушу льва, а Дима – мясо четырёх молодых макак, притом уже ободранных и разделанных.

Его женщины были в восторге. Они тоже, как и он, оказались не кошатницами и понятия не имели, в каком виде готовятся львы. А вот это мясо было им знакомо, и поэтому, не соблюдая никакой санитарии при приготовлении пищи, прямо волоком по земле потащили тушки в нору.

Попаданец хотел было возмутиться на уровне рьяного инспектора санэпиднадзора, но тут же, уверив себя, что поварихи таким нетрадиционным способом лишь добавляют специи в мясо, успокоился.

День прошёл на сытый желудок. А что ещё надо для счастья. Обожравшийся Дима сидел на подстилке у входа, в очередной раз пнув с неё соглядатая и щурясь, как кот, отдыхал от забот, слегка подрёмывая. Даже вечно прилипчивая белобрысая вражина его не домогалась, пропав куда-то после горячих торгов, в которых принимала участие, между прочим, сразу на двух фронтах.

Дима даже ни сразу сообразил, как это у неё получилось, если Суккубу, кроме него никто ни видит и ни слышит. Но тут же, вспомнив, с каких краёв это «милое» создание, успокоился, убедив себя, что эта адская дрянь может в собственном мире творить абсолютно всё, особенно когда это касается её развлечения.

Только когда в джунглях «выключили» солнце, а именно так здесь наступала ночь, напрочь игнорируя понятие «вечер», впрочем, как и «утро», Дима уступил настил из листьев дежурному соглядатаю от вождя и отправился на свой лежак баиньки, даже не выходя из состояния полусонной неги, не желая больше ничего, кроме как поспать.

В норе уже все угомонились. Домашний очаг догорал, превратившись в своеобразный ночник. В его персональном углу был свежий настил из огромных и мягких листьев, на котором он благополучно устроился, собираясь как следует отдохнуть от через чур напряжённого дня. Но не тут-то было. Не успел рыжий расслабиться, как ему под бок пристроилось женское туловище, странно пофыркивая и чуть ли, не мурлыча в предвкушении получения удовольствия.

Дима в раз проснулся. Ибо понял, что это не Аф, а старушка У решила отблагодарить его своей безотказностью. Вот только самец не оценил её податливую жертвенность. Он резко сел, но тут же встретившись взглядом с вездесущей мордочкой Джей, в одно мгновение понял: всё, что сегодня произошло – это лишь умело подстроенная для него ловушка.

Дима: – Ты хочешь сказать, что я должен буду собрать все отбросы и отребья в этом селении и, вылезая из кожи вон всю эту погань удовлетворять?

– Ди, – неожиданно устало и серьёзно ответила Суккуба, – расслабься. Ты здесь на учёбе, а не на «трах-тибидох» полигоне. И ты не просто диким обезьяньим сексом занимаешься, а познаёшь изначальную природу женщины.

Дима: – И что я должен познать с этой старухой? Да меня сейчас стошнит от одной её гнилой вони. Как я должен буду «окунуться в её чувства», если кроме омерзения к ней, у меня других ассоциаций не возникает?