– Никто теперь и не догадается, что этот пепельно-серый, чистый, веселый и послушный пес – тот самый жуткий волкодав, – улыбнулась мама.

– Только вот имя тебе мы так и не нашли, что ни придумывали, все не то, – отозвался папа.

Пес слушал, потом, сложив губы трубочкой, поднял голову вверх и первый раз подал голос. Вместо «гав» у него получилось дружеское «вуф».

– Правильно, вот тебе имя – Вуф! – рассмеялся папа.

Однажды Никита вызвался забрать в городе посылку, идти было километров семь, не меньше. Пришел на почту к открытию, получил посылку, да еле поднять ее смог. Несет и думает: «Ничего-ничего, раз она такая тяжелая, значит, там что-то важное и нужное». А посылка эта по форме как гигантская таблетка, неудобно ее держать, из рук выскальзывает. «Буду катить», – решил Никита и покатил. Скоро его нагнала повозка.

Дядька смеется:

– Садись, подвезу, ты же из нашей деревни. Издалека никак разобрать не мог, что это ты делаешь. Вот, думаю, экий муравей. Уж больно ты меня рассмешил.

Приехал Никита домой, вносит посылку, бабушка аж руками всплеснула:

– Как же ты, милый, такую тяжесть дотащил?

– А я на телеге ехал, на которой хлеб привозят.

Разворачивают они сверток, а там жестяная круглая банка с селедкой.

– Вот ведь глупость какая, если бы я только знала, что в посылке, так и не стала бы забирать, – огорчилась бабушка. – Надо подумать, кто подобную снедь любит.

Отдала дяде Коле, соседу непутевому. Решила, уж если он пьет, так пусть хоть закусывает. А тот через неделю заходит трезвый и с рюкзаком за плечами.

– Уезжаю, – говорит, – устроился я моряком на корабль. Пока вашу селедочку ел, так понял, что всю жизнь мечтал по морю плавать. А в деревне я пропадаю, мочи моей нет. Вот буду ходить на рыбный промысел. Так и начнется у меня новая жизнь.

В тот же день и уехал.

Выходить на прогулки с псом теперь можно было без всяких опасений. Никита поначалу не решался приходить к лесным человечкам вместе с Вуфом, он хоть и умный, но все-таки зверь. Вдруг, повинуясь своим инстинктам, он решит их изловить. Но чем больше мальчик узнавал пса, тем больше верил, что он малышей не тронет.

А после одного случая перестал сомневаться. У соседской курицы вылупились цыплята. Все желтенькие, а один черненький. Этот черныш оказался самый бойкий и любознательный из всех и оттого попадал во всяческие неприятности. Однажды цыпленок протиснулся через дыру в заборе и оказался в их саду. Увидев собачью миску с остатками каши, он, недолго думая, залез в нее. Наелся досыта, хотел к своей маме возвратиться, а вылезти не может, края у миски скользкие, никак не зацепиться. Цыпленок стал отчаянно пищать. Приходит Вуф, а в его миске птенец сидит. Никита хотел помочь, а пес уже миску перевернул и облизывает измазанного цыпленка, а тому, похоже, даже нравится. Никита осторожно взял птенца и отнес маме-курице. «Если уж Вуф цыпленка не тронул, значит, и чудиков не обидит», – решил мальчик.

В тот же день Никита отправился в лес на то самое заветное место. Мальчик сел на траву и стал ждать. А пес все ходил вокруг и принюхивался. Чтобы не пропустить появление чудиков, Никита, почти не отрываясь, смотрел на вход – арку в зарослях шиповника и старался даже не моргать. Лес жил своей обычной жизнью, вокруг чирикало, жужжало и шелестело. На секунду ему показалось, что никаких говорящих человечков никогда и не было.

Вдруг позади он услышал тихий заливистый смех, словно звон колокольчика. Никита быстро обернулся и увидел, как Вуф обнюхивает маленького человечка, сидящего на ветке, а тот хохочет. Мальчик подошел ближе и сел на траву, чтобы получше разглядеть нового знакомого. Человечек был совсем не похож на тех чудиков, которых он встретил здесь в прошлый раз. Роста он был такого же, а вот лицо у него было гладкое, совсем как у людей, и хвоста не было, только вот шерсть покрывала его тело и росла вместо волос на голове. Да и одежда у него была иная, не вязаная. Льняная рубашка и брюки, а также щеголеватая фетровая курточка выдавали в нем эстета.

– А я за тобой давно наблюдаю, – проговорил человечек.

– Значит, я ошибался, когда считал себя наблюдателем, – улыбнулся Никита. – Ты тоже чудик или кто другой?

– Чудик? Скажешь тоже! Народ наш называется лиллы, те, что в лесу живут, – полесные, а те, что в городе, – пригородские.

– Значит, твои собратья не только здесь, но и в городе обитают?

– Ага, вот я, например, – городской. Как видишь, мы гладколицые и бесхвостые.

– А как ты здесь оказался? – спросил Никита.

– Путешествую. Ты-то тоже не деревенский, как я погляжу.

Малыш засмеялся, согнул ноги в коленях и, опрокинувшись назад, повис, раскачиваясь на ветке вниз головой.

– А можно на песике покататься? – неожиданно спросил он.

– Попробуй. Только ты уж сам с ним договаривайся, – ответил Никита.

Человечек свистнул, мигом запрыгнул Вуфу на загривок, пес рванулся вперед, и они скрылись из вида. Не прошло и нескольких минут, как Вуф, с развевающимся по ветру языком, показался среди деревьев.

– Э-ге-гей, – вопил человечек, проносясь мимо.

Пес затормозил, и малыш свалился в траву.

– Вот это скорость! – восхищенно проговорил он, отряхиваясь. – Хороший пес!

Вуф подошел поближе и, виляя хвостом, облизал человечка.

– Я, конечно, все это очень ценю, но только я теперь весь мокрый, – отмахнулся малыш.

У Никиты скопилось множество вопросов, и он решил прямо сейчас, не откладывая, поскорее их задать. Только, наверное, надо сначала познакомиться.

– Я – Никита, а тебя как зовут?

– Меня зовут Мокей – в переводе с греческого «весельчак». Все называют Мокейка.

– А я не знаю, как Никита в переводе с греческого.

– Твое имя связано с богиней победы Никой и означает «славный победитель».

– Скажи, а почему ты обычным языком разговариваешь, а чудики, ой, то есть лиллы, – пословицами и поговорками?

– У нас язык свой, с разновидностями в зависимости от местности. Лесные шушукают, городские мямлят. А вот с людьми, коли есть необходимость, мы говорим так, как научились. А учились мы по человеческим книгам. У каждого поселения своя главная книга для обучения принята; у полесных – это собрание пословиц и поговорок. Они считают, что вся мудрость в них собрана и красота заключена. У пригородских – собрание сочинений Пушкина.

– Ты же вроде бы городской, а говоришь, как я заметил, не стихами.

– Вот такой я неприкаянный – ни здесь и ни там. Две страсти у меня – путешествия и книги. Читаю все, что могу найти. Это отчасти и причина моих странствий. А Пушкина люблю.

Поэта уважаю и ценю,

С младых ногтей читаю, скажем прямо – чту.

Люблю, но ведь любить публично,

Позвольте, – просто неприлично.

Сказал не я, – Довлатов,

И рифма здесь не виновата.

Как жаль, что в наш жестокий век

Лишь прозой должен изъясняться человек.

Не заговоришь ведь, как герой Ростана иль Шекспира,

Не будет собеседника, объезди хоть полмира.

«Будь проще», – говорят нам простаки,

Но счастливо живут лишь чудаки.

– Браво, – захлопал в ладоши Никита. – Я бы хотел поддержать беседу в стихах. Только вот у меня еще много вопросов, и все они пока не зарифмованы.

– Спрашивай.

– А как ты в лесу оказался? Тут книг не найдешь.

– Лето же! – захохотал Мокей. – На природу потянуло. А книги я получаю почтой, только миниатюрные (бывают у людей такие, как сувениры). И то, наша обычная почта их не доставляет, только грузовая.

– Грузовая?.. – удивился мальчик.

– Ага, совы!

Послышалась мелодия, Мокейка взглянул на изящные серебряные часики, которые висели у него на шее.

– Мне пора. Еще увидимся!

– Может, и ты ко мне в гости заглянешь? – предложил Никита. – У нас дома есть книги, правда обычные, большие. А еще моя бабушка печет самые вкусные в мире пироги.