– Ну, папа! Ты же обещал не пугать! – произнес я с толикой обиды и страха, но в то же время с нетерпением ожидая конца истории.

– Ладно, больше так не буду, – нарочито злобным голосом какого-то подкроватного монстра ответил папа. – Продолжаю… Наш паучок, не успев издать ни единого звука, был проглочен крупным вороном, вылетевшим из чащи леса, а все потому, что одинокая лапка паучка, которой он активно работал, пытаясь добраться до берега, привлекла к себе внимание птицы, поскольку издалека походила на очень упитанного червяка, а значит, желанную добычу, – заговорил папа вновь своим обычным голосом.

– Оставшиеся в живых на этом листочке паучки, испугавшись еще сильнее и вспомнив наказ своего хромого собрата, взяли себя в руки, точнее в лапки, и как единый организм с маленькими мохнатыми веслами пришвартовались к берегу, где и нашли свое спасение, – уже намного спокойнее, но в то же время с ноткой грусти, продолжал папа, как будто и сам не ожидал от себя такой неоднозначной развязки только что появившегося на свет ужастика.

– И что дальше? – спросил я, пытаясь продемонстрировать полное самообладание, хотя и не до конца еще оправился от внезапной кончины паука, главного героя этой трагичной истории, и страшного вороньего выкрика папы. Раньше в рассказах главные действующие лица если и погибали, то как-то повеселее что ли.

– Вперед! – удрученно и без особого восторга сказал папа, озвучивая остальных членистоногих. – И паучки, плывшие на остальных листочках, друг за другом направили свои импровизированные лодочки к берегу, в спасительную лесную чащу подальше от птиц-налетчиков – подытожил отец, полностью проникнувшись происходящим.

– Папа, а что же дальше, разве они не вспомнят того одноногого паука, который указал им путь к спасению? – переживая, серьезно спросил я, нахмурив при этом брови, и вылез из-под одеяла, так как понимал, что ужастик уже закончился и вряд ли папа припас для меня еще один неожиданный и пугающий возглас. Одного раза мне хватило с лихвой.

– Конечно, вспомнят, Сереж, ведь он своим примером показал им дорогу к берегу и в итоге всех их спас! Он настоящий герой, выдержавший испытание, пусть даже ценой собственной жизни. А может, и вовсе не стоило ему помогать своим братьям, до этого избегавшим его, и показывать способ спасения от врага, – мрачно произнес отец. – Хотя сам бы он вряд ли справился. Ему была необходима их помощь. Он лишь задал темп, благодаря невероятной силе своей единственной лапки. Паучок и не догадывался, что такими активными действиями привлечет пристальное внимание к собственной персоне и станет аппетитным объектом для птиц. Воспоминание о подвиге паучка сохранялось совсем недолго, и то, только у тех, кто был вместе с ним на том самом листике посреди пруда. Во-первых, пауки никогда не отличались особо хорошей памятью и добросердечностью, чтобы всему паучьему лесному сообществу из уст в уста рассказывать о героизме одного из своих. Во-вторых, поведав о таком храбром поступке остальным, они бы без сомнения стали заложниками зависти к нему, ведь он был уникален со своей одной ножкой, а, значит, не таким, как они, а гордиться тем, кто был на них не похож, паукам не очень-то и хотелось. В-третьих, им попросту не подобало проводить время, предаваясь воспоминаниям и рассказывая о смелых и отчаянных поступках кого бы то ни было, ведь следовало кормить своих многочисленных детишек-паучков, ежедневно плетя паутины, чтобы выжить в этом страшном и полном опасностей, жестоком и беспощадном мире. Да, именно так, несмотря на то, что для многих как раз пауки являются самыми ужасными и пугающими тварями на земле – договорил папа, параллельно над чем-то размышляя. – Вот и сказочки конец, а кто слушал… – начал папа, чтобы завершить эту мрачную историю. Однако не все его умозаключения мне были понятны. Все-таки неизгладимое впечатление на меня произвели совершенно другие вещи, а не эти вот его последние замечания. Во-первых, несправедливо нападать всем на одного. Ведь паучок выдерживал нападки и своих, и чужих. Он был одинок, это точно. А во-вторых, я, конечно, надолго запомню внезапное прикосновение отца, сопровождаемое резким и неожиданным выкриком, в самый непредсказуемый момент, потому что это по-настоящему меня парализовало и напугало так, что душа ушла в пятки.

– Огурец! – закончил я уже воодушевленно. – Классная сказка, пап, только грустная какая-то вышла. Давай в другой раз посмеемся, хорошо? – зевая, с надеждой, довольный сказал я, поворачиваясь на правый бок к стене и закрывая глаза.

– Ну, ты же просил ужастик, вот тебе ужастик! В следующий раз обязательно придумаем что-нибудь повеселее. Спокойной ночи, Сереж, – ласково произнес он, погладив меня по голове и выходя из детской.

– Добрых снов, пап, – прошептал я, натягивая одеяло на плечи.

Я еще немного полежал на боку, уставившись на узоры ковра, висевшего на стене, и прокручивая в голове мысль о том, что над паучком, ущербным от рождения, издевались и смеялись, а подойти и спросить у него о его чувствах никто почему-то так и не отважился, пугаясь всего-навсего его не такой как у всех лапки. Хорошо, что тем самым они не сделали из него озлобленного на весь мир паучьего монстра. Папа этого не говорил, но мне представлялось, что паучок пытался, наверное, подружиться хоть с кем-нибудь, но всегда натыкался на холодную стену непонимания и отстраненности, поэтому и собирался оставить их и уйти. Лучше бы кто-нибудь съел его сразу, еще в лесу до урагана, не позволив ситуации развиваться таким образом, что ему пришлось своим примером показывать путь к спасению отвратительным собратьям в равнодушных черных и мохнатых паучьих шкурках.

Все-таки ужастики поразительно эффективны, когда речь идет о познании жизни и ее хитросплетений, позволяя взрослеть ускоренными темпами. Как ни крути, а теперь мне предстояло из-за собственной неосторожной инициативы раз за разом преодолевать свой страх всегда, когда папа решит рассказать очередной ужастик. С этими, даже для меня взрослыми, мыслями я провалился в сон.

Приоткрыв глаза из-за непрекращающихся толчков и раскачиваний, я, в первые секунды, не мог сориентироваться, где нахожусь и что происходит, и как папа позволил себе покуситься на неприкосновенность спящего, тем более, когда на дворе еще глубокая ночь. Бросив взгляд в окно, я только подтвердил свое предположение – хоть глаз выколи. Неужели я вырубился посреди вечерней сказки и задремал? Но обычно меня не будили, чтобы я все-таки дослушал историю и не смел вот так бесцеремонно засыпать на самом интересном месте. Как правило, именно момента, когда я окажусь в объятиях Морфея, и дожидались родители. Значит, совсем не ради этого меня продолжали нагло и нарочито требовательно будить.

– Сереж, вставай! Скоро выезжаем, дедушка ждет уже, а еще за твоим приятелем заехать нужно, – воодушевленно, но настойчиво продолжал папа, по-видимому, не добившись пока особых успехов в попытке меня разбудить.

Открыв глаза, теперь уже по-настоящему, я на мгновение замер, нахмурился, словно ворчащий старик, и, оглянувшись по сторонам в уже более осознанном состоянии, сообразил, что Ромка, скорее всего, ждет меня. Конечно же! Ему наверняка не терпится провести этот августовский день у реки со своим другом. Поиграем в мяч, половим рыбу, пожарим шашлыки. Окончательно отойдя от короткого, по моим меркам, сна, я пришел в себя и, как заведенный, начал надевать заранее приготовленную мамой одежду. Папа, спокойно выдохнувший, поняв, что миссия, под названием «Попробуй разбудить сына в пять утра», выполнена, принялся что-то запихивать в спортивную серую сумку, сначала надавливая на нее коленом, а после и почти всем телом. Надев на себя спортивные штаны и футболку, я галопом помчался в коридор, с разбега прыгнув на незакрывающуюся отцовскую сумку, чтобы и помочь ему и эпично приземлиться, словно на батут, ведь меня переполняли эмоции от предстоящей встречи с Ромкой, и они требовали выхода.