«Действительно, как жить дальше?»

Хотя и как жить сейчас, тоже неизвестно. Про работу мыслей было немного. С самого первого возвращения домой после наступления хаоса Василий понял, что работы больше никакой у него нет. И ни у кого нет. Кроме тех, кто и до апокалипсиса работал мародером. У них, наоборот, завал на работе теперь. Денежные сбережения в банках, пластиковые карты, мобильные банки, безналичные транзакции – все это осталось очень и очень далеко. Хотя бумажный кэш тоже особо в цене не был последние пару дней: банка тушенки – гораздо более конвертируемая валюта в нынешнем состоянии города. Ей ведь и стукнуть можно.

Власть что-то пыталась делать, наверное. Предположительно. Солдаты какие-то по городу катались на БТРах. Где-то в кого-то стреляли. Про комендантский час крякали в мегафон. Кому это сейчас нужно – непонятно. Возможно, люди с радио как-то в курсе происходящего. Хотя тоже неясно, насколько современные радиостанции пострадали от софтверного предположительно кризиса. Весьма вероятно, что сильно. Но по радио наверняка есть хоть какое-то оповещение о событиях в городе. Понятное дело, что далекие темы сейчас Василию были не очень интересны, но все-таки вопрос про локализацию проблемы мучал. Это только в Москве такое? Или в стране? Или на планете? Если в городе, то почему армия до сих пор не вошла и не заняла город? Если в стране, то почему армия предполагаемых противников до сих пор не вошла и не заняла город? Если на планете, то являются ли эти события закатом человечества?

О чем еще подумать, лежа дома в темноте? Вот и Василий не знал, поэтому думал о судьбах мира. В первом и втором случаях (в городе или в стране) конкретно это говно должно было скоро закончиться. С большой вероятностью начнется другое, может быть, не меньшее говно, но все-таки другое. И военная диктатура, и вражеский захват так или иначе лучше, чем полный хаос. Там хотя бы кормят. Предположительно. Ну или за еду не нужно каждый день кого-нибудь убивать. Опять же, предположительно. Хуже всего было в третьем варианте. Тебя никто не захватит и насильно не накормит. Каждый теперь сам по себе. И ты будешь жить ровно столько, сколько сможешь добывать себе еду с помощью ножа и монтировки. И столько, сколько сможешь уворачиваться от чужих ножа и монтировки. Ну и от пуль, да.

Монтировку Василий добыл в своей машине на обратном пути. Вчера машину было невозможно открыть, а сегодня кто-то добрый уже постарался за Василия, открыв все окна этой самой монтировкой. Даже подъезд уже не считался защищенной территорией. Выломанная входная дверь манила и притягивала неприятности. Когда Вася с утра спускался вниз, лежало лишь одно тело. Сейчас уже три. На втором этаже были разбросаны гильзы. И дверь Петра была вся в крови. Чем закончилась вчерашняя перестрелка, думать не хотелось. Вообще обо всем этом думать не хотелось.

Локальное человечество отбросило не на пятьдесят лет назад, когда начали появляться все эти девайсы. Нет, даже не на пятьсот лет. На улицах творился настоящий первобытно-общинный строй. С очень явной первобытностью и очень сомнительной общинностью. Ну то есть сила была в группах, несомненно. Они атаковали меньшие группы и одиночек. Но из-за любой мелочи начиналась междоусобица, и группа становилась меньше. Лидеры вроде бы были в этих новообразованных племенах, но власть их, как и лидерство, была шаткой.

Никто не мог предположить, что вся жизнь простого московского Василия зависит от программного обеспечения настолько. Точнее, кто-то мог предположить, но сам Василий в это не поверил бы, если бы услышал. Он, наоборот, склонялся к мысли, что технологии очень скоро человечество поработят. А тут такое.

Ну ведь жили люди как-то сто лет назад. Да, не очень классно, но жили. И мы проживем, если вдруг что. Оказалось, что не совсем. «Проблема-2000», казалось, так недавно была. И не было в ней ничего глобально проблемного. Что случилось два дня назад, что стало причиной и как это все вообще произошло – оставалось тайной.

Четверг, Москва

Вася проснулся с рассветом. Третий день ознаменовался отсутствием воды. Стало понятно, что это конец. Предусмотрительный Василий вчера набрал во все емкости воды, включая и принесенные в мусорном мешке пустые бутылки. Из расчета два литра в день на питье, еще пол-литра на элементарную гигиену рук. Таблетки тоже сами себя не запьют. А помыться целиком можно и в раковине одним литром – старая армейская привычка. Хоть в армии Вася и не служил, но навык сей приобрел. Итого получился запас на десять-двенадцать дней. Мочиться и испражняться – в окно, извините. Тем более, судя по окнам соседей, Василию не первому в голову пришла эта светлая мысль.

Яблок на сегодня-завтра должно было хватить. Мыть их теперь было нельзя. В дверь постучали: «Васятка, открой, родимый». Соседка по лестничной клетке Анна Семеновна стояла одна и с опаской озиралась по сторонам. Инстинкт сохранения самовыживания гораздо сильнее правил этики и приличия. Гораздо сильнее человеческой морали. Мораль эта осталась где-то там, возле машины, около которой Вася вчера убил ребенка за яблоко. Так что, наверное, мораль сама все поняла.

– Вася, открой, помоги соседушке.

– Анна Семеновна, что случилось?

– Открой, помоги старой.

– Чем помочь?

– Так ты открой сначала, что ж мы на весь дом кричим.

– Так вы сказали б уже зачем, открыл бы сразу.

– Помоги бабуле радио настроить. Раньше столько станций ловило, а сейчас всего две.

Василий невероятно обрадовался этой удаче. Что же он сам не подумал про соседей. Пусть с ними были и не очень теплые отношения, но это все равно знакомые люди, с которыми есть смысл объединиться. Тем более дом старый, пожилых людей много, наверняка у кого-то должно было оказаться радио.

Взял ключи, открыл дверь, вышел, принялся закрывать, получил удар сзади по голове.

И все.

Пузырь доткомов

Оставим Васятку отдохнуть на заплеванной лестничной клетке. Авось еще оклемается, но это уж как пойдет. Кто, в конце концов, виноват в его текущем положении? Автор? Да, но не только. Сам он виноват, сам. Сценарий кажется смешным кому-то, кому-то невероятным, кому-то глупым. Кто-то досюда уже не дочитал и побежал в ближайший супермаркет запасаться тушенкой и сигаретами ^{20 21} . Я тоже, пожалуй, сбегаю.