– Новый хеликс? – прервала я её гневную тираду.

– Ага. Заметила! – изображая змейку-соблазнительницу Нина вытянулась за стойкой.

Её салатового цвета сетчатый топик неизменно привлекал внимание. Привыкнуть к такому невозможно. Казалось бы, в подобной полупрозрачной вещице, что без нее, но, как всегда говорила Нина, девушка-загадка, а сиськи делала и соски прокалывала она не под паранджу. Не удивительно, что когда я просилась к Роду администратором, он меня послал. Тут добрая часть клиентуры появляется только, чтобы эта суккуба нашептала им заветное: здравствуйте, у нас только по записи. В салоне работал всего один мастер и по совместительству владелец, – самый смелый татуировщик в городе.

Дверь в конце коридора приоткрылась, и Нина деловым тоном отметила это событие:

– Перевязочная к вашим услугам, Мэм.

– Сильвупле, – махнула ей я, проходя в кабинет. – Привет, Род.

Дверь с лёгким щелчком закрылась. Родион сидел за рабочим столом, краски и пистолеты на котором уже сменили бинты и марлевые повязки. С моим приходом дерзкий кабинет этого мастера, и правда, превращался в подобие перевязочной. Даже на мудборде появлялись статьи из медицинских журналов.

Отчего не во всех больницах так уютно? Павлову бы брать с друга пример… Поставил бы минибар, обои потемнее, диван побрутальнее, и глядишь, сработались бы.

Род с прищуром уставился на меня.

– Стоять. – Сурово буркнул он вместо приветствия.

Я замерла посреди кабинета под пристальным взглядом. Мастер подошел и грубо схватил меня за блузку.

– Я так и знал! – рявкнул он. – Раздевайся…

– Да брось…

– Бегом, – пискляво добавил Род, стаскивая со стены бархатную тряпку, прикрывающую зеркала.

Я повиновалась, предвкушая очередную порцию нравоучений. Этот обрюзгший татуированный мужик сорока с лишним лет был моим лучшим другом вот уже лет десять. Спорить с ним бесполезно. Мало того, что творческий на всю голову, так еще и многодетный отец. У таких непробиваемый иммунитет на мольбы и капризы.

Не мешало бы подстричься… Поглядывая на блестящий череп Рода, я потрепала себя по отросшему ёжику на затылке. Одежду сложила на крохотном столике в дальнем от рабочего кресла углу и будучи полностью голая подошла к зеркалу.

– А теперь расскажи мне, какого бургера? – уставился мастер на мой живот, медленно скользя взглядом на правое бедро.

– Да тут всего килограммчик…

– “Всего килограммчик” – пропищал этот пародист, – был месяцев пять назад! А теперь что? Ты на лозу посмотри, – ткнул он пальцем на спускающуюся к колену вереницу лощеных листиков. – Да таким темпом, скоро до пят доползет! А лотос? Всё? На лопатках больше не нужен, решила на поясницу спустить?

Род принялся наматывать вокруг меня круги, жалостливо “оплакивая” все свои многочисленные творения на моем теле. Живого места было ещё много, чуть больше половины точно, но практически вся правая сторона была забита всевозможными рисунками, образующими вполне гармоничный коллаж.

– Как с работой? – спросил он в перерыве между “лебедь уплывет” и “облако станет тучей”.

– Никак.

– Может…

– Не может.

– Прекрати кобениться! Павлов отлично платит.

– Хватит с меня! Я ему не лабораторная мышь.

– Дура ты. Ладно, одевайся. Нищей хоть жрать будешь поменьше.

Я придирчиво оглядела себя в зеркале. Совсем трагедией эти пара лишних килограмм не казались. Конечно, в шестнадцать, когда меня привели сюда впервые, вид “холста” был чуть иной, но возраст теперь ежегодно будет брать своё. И чего бесится? Чем больше места, тем лучше. Нет?

Я оделась и села в кресло, вытянув вперед левую руку. С точностью ювелира Род принялся снимать с неё повязки: если криво заживет, краска не ляжет, это мы уже выяснили.

– И черт же тебя дернул лезть в этот принтер… – бормотал он себе под нос.

Семнадцать минус три… И еще две, и минус коммуналка…

Взгляд упал на ароматный ужин, упаковка которого обещала такой набор витаминов и микроэлементов, что удивительно, отчего врачи не прописывают чудо-супчики, как профилактику от гриппа и простуды в это непростое время.

Павлов будто чувствует мой стремительно пустеющий кошелек и свою новую ученую степень: отчего и шлет по пять смс в день. Ушлый ублюдок! Но, как не посмотри, терапия работает. Работала, пока полгода назад таблетки совсем не закончились.

В памяти пронеслась лаборатория Алексея Андреевича, которая больше напоминала средневековую пыточную. Я крутанулась в кресле. Ну уж нет… Да и какая-то сомнительная терапия, терморегуляция чрезмерная, ещё и глюки.

Я встала и подошла к зеркалу. Род будет мной гордиться, ещё немного и ребра, как и планировалось, начнут имитировать шпалеру. Ожог на руке почти зажил, через пару месяцев можно идти на очередной апгрейд. С радостью бы набила туда лицо бывшего шефа, что он состроил, когда я голой рукой с полминуты удерживала термоблок. Будь он проклят! Кто ж знал, что эта палка такая горяченная…

Благо зима и сейчас перчатками никого не удивишь, а летом начнётся веселье. Истерзанные запястья, располосованные предплечья, татуровки везде, где только можно. “Ого! Ты чё под поезд попала?! Твою мать, Лена, ты нахера это с собой сделала, ты же девочка! Ленка – панк. Ленка – терминатор. Ленка…”

Нужно запретить в стране любое упоминание о суициде. Если бы в пубертате я не знала, что вены у нас для того, чтобы их вскрыть, одной проблемой было бы меньше. Ну пальцы все в шрамах, так ничего, может я отчаянная швея или механик. От большого ожога на правой стороне тела остались только воспоминания, надежно скрытые слоем черной краски.

А в закрытой одежде так и ничего. Девка как девка, не удивительно, что, когда люди впервые видят моё разрисованное тело, впадают в откровенный ступор. Проколи я нос и покрась волосы в красный, смотрелось бы органичнее, но мне нравилось хоть в одежде мнить себя нормальной. Панк из меня хреновый, хоть ирокез ставь. Только что депрессивный. Повезло же на трех осознанных и ста случайных попытках суицида сильно себя не калечить. Последняя на крыше Дома Советов и вообще желание помирать отбила.

Увидимся!

И привидится же такое. Долбанные таблетки! И те работают на руку этому ушлому кандидату. Может, если бы не этот глюк, наблюдала бы я уже с какого-нибудь облачка за неистовством над так и незаконченной докторской. Шанс, что к нему в руки попался бы кто-нибудь по типу меня, практически нулевой. Не в этой жизни!

Я ещё раз крутанулась у зеркала, зеленые огоньки гирлянды, казалось, стройнят, в отличии от красных, и рухнула обратно в кресло. И привыкла же, шиковать! Нет бы здраво распоряжаться наследством, без всяких изысков могла бы расслабиться на проценты по вкладам. Так нет же. Эта кровать за триста, куда лучше той за пятьдесят. Идиотка.

На серой поблескивающей стене ещё виднелся квадрат от картины, проданной на той неделе. Кухня тоже немного опустела, но блендер, миксер и соковыжималка до сих пор пылились на сайте перепродажи с минимальными просмотрами. Резюме шло и того хуже, в канун праздников подбором персонала никто заниматься не спешил.

Курсор в поисковике лениво мигал, явно ожидая моего озарения. Палец медленно полз по клавиатуре. Чтоб его… У. В. Как бы не сопротивлялась, скоро служба занятости начнёт предлагать вакансии для безнадежных соискателей. И. Мойщик посуды или дворник единственная перспектива, что я для себя видела. Перспектива в перчатках. Д. Поздновато идти в IT. И. Вебкам тоже больно привередлив. Этот мир слишком помешался на красоте. М. С. Я.

На экран вывалились результаты. Поисковик не совсем понял, что мне от этого слова надо: правописание, места или всевозможные клипы на тему очередных любовных страданий, поэтому выдал все вперемешку. Я крутанула колесико мышки и экран завис на карте с одиноким алым указателем. Чуть с кресла не упала, когда на секунду показалось, что точка стоит аккурат на недостроенном здании Дома Советов. Пришлось закрыть глаза и сосчитать до десяти, чтобы успокоиться.