— Молодой, еще глупый. Не то, что ваш Зарикс, он — самый умный гном из всех, кого я знал. Он пришёл ко мне две недели назад и дал указание, на случай, если вдруг вас всех схватят. Он предусмотрел и это, Хакс, видишь ли, когда имеешь дело с опасным врагом, следует рассматривать все варианты, даже самые печальные.

Несколько секунд Хакс смотрел на старик, а хлопая глазами и пытаясь осознать сказанное. После чего спросил:

— Но что тебя связывает с Зариксом?

Старик рассмеялся.

— Так вышло, Хакс, что он — мой сын. Я не говорил ему об этом, представившись знакомым его отца. Но, думаю, он со временем сам обо всём догадался. Наши пещеры — место тесное, хоть и большое, мы все тут одной крови, и все мы друг другу родственники, просто в разных поколениях.

Гном заметил, что на лице старика выступила слеза, которую он быстро смахнул и налил ещё. Хакс молчал, не зная, что сказать, да и слов таких ещё не придумали, выпив залпом ещё одну чашку, старик продолжил.

— Он предусмотрел это, дав поручение дождаться казни всех заговорщиков, а на следующий день поднять восстание и сражаться до самого конца.

— Но почему только после казни?

Не понимая, спросил молодой гном, более пристально всматриваясь в старика и находя в нём черты своего друга.

— Понимаешь, Зарикс и Фобис знакомы многим гномам. Они оба помогали слабым, защищали беззащитных, не позволяли ни одному гному голодать, отдавая последнее ради других. Если их казнят на главной площади перед глазами всего гномьего народа, то после такого не останется непричастных к восстанию. Ранее он использовал листовки, чтобы привлечь гномов на свою сторону. Теперь он будет использовать саму смерть, чтобы добиться нашей свободы.

— Да что за бред! У нас хватит сил, чтобы освободить их! У нас есть снаряжение, маги и план! Почему не освободить их сейчас?

Старик опять ухмыльнулся и уставился на остатки борматухи.

— Видишь ли, Хакс, эльфийские гвардейцы очень сильны, ещё никому не удавалось нанести им поражение, а тем более, всему гвардейскому полку. По последним подсчётам Зарикса, биться за свободу готова лишь половина от всех гномов. А этого не достаточно. Остальные слишком привыкли к новой жизни, они забыли вкус свободы, забыли то, ради чего стоит жить. Начинать восстание можно лишь при условии соотношения гномов к эльфам не менее 10 к 1, иначе мы обречены на провал. На данный момент соотношение порядка 5 к 1.

Хакс слушал всё это, бессильно сжав кулаки, злясь на самого себя и на свою слабость, а также на невозможность что-то изменить. Он злился на целый мир, на эльфов, которые вторглись в его родной город, на людей, которые сразу не пришли на помощь, пока не увидели своей выгоды.

— Ты хочешь сказать, что мне придётся смотреть на смерть своих друзей, и сидеть сложа руки, наблюдая за тем, как их будут вешать?

Спросил после молчания Хакс, подняв глаза прямо на старика. Берус выдержал взгляд, разлил остатки борматухи, после чего достал ещё одну бутыль и ответил тихим, но твёрдым голосом.

— Нам всем придётся посмотреть на то, куда нас привело десятилетие нашей слабости, а на следующий день нам всем придется взять топоры, кирки и всё, что попадётся под руку, и убить каждого эльфа в наших пещерах.

Проснувшись в темнице с болью в затылке, Зарикс с трудом отрыл глаза и огляделся вокруг. Темнота не позволяла увидеть, что происходит вокруг, лишь слабый свет от факела, расположенного напротив его клетки, позволял разглядеть хоть что-то. Он почти сразу заметил Фобиса, который лежал на животе, со связанными за спиной руками, не шевелясь.

— Эй, Фобис, очнись, ты жив? — позвал друга Зарикс, попытавшись достать до него ногой, получилось у него это не сразу, но через несколько попыток Фобис начал ворочаться и что-то бормотать. Вскоре он перевернулся на спину и заморгал, в этот момент Зарикс увидел, что всё его лицо было залито кровью из раны на голове.

— Оох, голова, — промычал Фобис попытавшись сесть, но из-за связанных рук обессиленный гном остался лежать на спине. Зарикс в это время пытался осмотреть клетку и понял, что его руки привязаны к ней, и шевелить он мог только ногами.

— Ты как там, Фобис? Жив ещё?

— На зло всем богам да. А ты как? — спросил Фобис, которому всё же удалось сеть и оглядеться.

— Терпимо. Ко мне вломились почти сразу, как я пришёл домой, к тебе я так понял тоже.

— Моя семья, Зарикс, я не знаю, что они сделали с ними, — слабым голосом проговорил Фобис, смотря на друга. Ранее он никогда не казался таким слабым и беззащитным, как сейчас.

— Не думаю, что они их тронули. Им были нужны только мы, но шансов выжить у нас всё равно нет. Скоро нас отправят к дознавателю, а там мы познаем все эльфийские пытки, которые им известны, — устало проговорил Зарикс, упираясь головой в решетку.

— Значит, вот как всё закончится, да? На эшафоте, перед толпами гномов, которые будут смотреть не в силах что-то сделать? — сказал Фобис, усмехаясь и щурясь, стараясь осмотреть приятеля.

— Не самый приятный конец, друг, я надеялся увидеть гномов свободными, но, кажется, не судьба.

— Да брось, мы сделали все что могли. Я рад, что жизнь позволила мне встретить такого, как ты. Без тебя мы бы не смогли всё организовать и подготовить, договориться с людьми и дать гномам надежду. Я верю, что наш народ будет свободным, а наши жизни ничего не стоят по сравнению с нашей целью. Мне жаль, что ты умрёшь молодым, Зарикс, ты должен был познать все тягости отцовства, воспитания детей и семейной жизни, но ты выбрал этот путь сам, ты же знал, что это может привести нас сюда, верно? — спросил Фобис, нервно усмехаясь.

— Конечно, знал. Не переживай, я продумал даже это, — сказав это, Зарикс засмеялся, и его смех подхватил Фобис, ранее, наверное, никто не мог слышать, чтобы пленники смеялись, а особенно так, как делали это два гнома, которые смирились со смертью, а значит, ничего не могло их более испугать, поэтому они и смеялись, заставляя стражников недовольно поглядывать в сторону их клетки. Через некоторое время два эльфа вытащили Фобиса и увели его в неизвестном направлении, оставив Зарикса одного слушать крики своего друга, который оказался в руках дознавателя, понимая, что он будет следующим. Тогда гном решил запеть старую гномью песню, такую же древнюю, как и весь гномий род. Хриплым, пересохшим голосом его песня отдавалась эхом в бесконечных пещерах, перебивая звуки истязаний и пыток.

"Малый гном опять без сил, бросил всё, что полюбил,

Но не будет грустить гном, пока рядом есть топор,

Даже если он без сил, что за гном, что не грустил,

Но не будет грустить гном, пока рядом есть топор,

Пока рядом есть семья, гномы — братья на века,

Через тьму пещер и гор мы на свет с тобой идём.

Хоть жестока к нам судьба, гномы — братья на века.

Мы пройдём весь этот путь, ведь с него нам не свернуть,

Не уснуть нам вечным сном, но сиять нам всем огнём.

В битве нам не уцелеть, нам не нужен этот свет.

Лишь тишина во тьме ночной, где с тобою примем бой

Нам навязанный судьбой, гномий путь во тьме ночной"

Козур в это время был занят подготовкой к казни, занимался расстановкой охраны, в этот день все эльфийские гвардейцы были вооружены, облачены в доспехи и были готовы дать бой любому, кто решит бросить им вызов. С момента нападения прошло несколько дней, но лицо Козура всё ещё болело, и не помогала даже местная выпивка, отчего он постоянно ходил злой на всех, а в особенности на гномов. Единственное, что могло обрадовать эльфа, было то, что завтра трое гномов будут повешены прямо на площади, куда сгонят весь подземный народ, чтобы продемонстрировать, что бывает с теми, кто выступает против эльфов. Козур находился в своём кабинете, размышляя над тем, какие награды от короля его ждут, когда он доложит о уничтожении верхушки гномьего подполья, когда в дверь постучал один из его главных агентов, который и позволил вычислить предательство Логена, а также всех гномов, которые собирались восстать.