Прошение было удовлетворено через три дня.

– Мой государь, – склонился в поклоне Виктор.

– А, Витя, давненько я тебе не видел. Как семья? Как сын? Таким крепким малышом был в своё время. Он меня недавно порадовал, – благосклонно, пусть и с некоторой задержкой ответил Александр V, наблюдая, как маршируют по очищенному от снега плацу солдаты.

– Сын жив и сейчас восстанавливается от ранений, ещё месяц – и он придёт в норму, – ответил Виктор.

– Это славно. Негоже такому удалому молодцу лежать пластом перед судом. На эшафот следует всходить с высоко поднятой головой, – расслабленно продолжил император.

– Я не понимаю, о чём вы… – растерялся Виктор.

На его глазах выражение лица императора преобразилось в оскал.

– Эх, Витя, ты так долго копал под нас, столько раз спасал жизнь этому никчёмному мягкотелому придурку, не стоящему даже упоминания в истории, кроме как в качестве глупого внука по-настоящему великого императора. Но в конце концов ты проиграл и даже так и не осознал, что это произошло.

– Мой государь… – прошептал Виктор.

– Да брось, всё ты понял. Гадаешь, поди, кто перед тобой? Но в одном ты прав: я император. И теперь ты, они, все вокруг – все вы служите мне.

– Это измена, – мрачно сказал Виктор. – И я никогда не буду служить никому, кроме своей отчизны, даже клятву я давал ей, а не человеку на троне.

– Согласен, ты человек волевой, и слово своё держишь всегда. – Император, а вернее, тот, кто занял его место, оглянулся на идущего рядом человека и хитро прищурился. – И что, принесёшь сына в жертву собственным убеждениям? Суд будет через месяц, пусть он увидит всё собственными глазами. А вот вердикт я вынесу лично. Каким он будет? У тебя есть месяц, чтобы решить это. Иди, Витя. Иди и хорошенько подумай.

С одной стороны – Эрика, с другой – Лиза, Мелисса приткнулась где-то в районе ног – привычное пробуждение в последнее время. Я целый месяц почти не вставал с постели, ожидая, когда ко мне вернётся зрение. И если поначалу я думал, что оно вернётся к нам обоим, то теперь знаю, что это касается только меня. Тело Лизы не способно адекватно воспринимать лечение даром из-за трансформации.

И если с простыми тканями всё выглядит несколько лучше… Её отец, к примеру, невосприимчив к этому вообще, но его и ранить значительно сложнее из-за физического укрепления. То вот со всем, что относится к мозгу и получению информации – глаза, уши, тактильные ощущения и прочее, – всё плохо. И тут дело даже не столько в самом органе, сколько в каналах передачи информации, расширенных и ускоренных трансформацией. Весь её организм, по сути, тонкий и хрупкий инструмент, восстановление которого превышает обычные возможности врачей.

Неделю назад её отец прибыл лично, и с тех пор они вместе изучают привезённые семейные архивы, пытаясь найти решение. Примерно в то же время отец пригласил ещё одного врача, занявшегося восстановлением моих глаз. Он лишь сухо представил его мне как лучшего в своём деле и опять отбыл из поместья.

Что-то неладно в последнее время, но нам не сообщают подробностей. Даже Эрику и Мелиссу лишили средств коммуникации с внешним миром. Поэтому мы просто проводим время вместе.

Недавно узнали печальную новость, что Настя не выдержала и покончила с собой. Как тот урод и говорил, он успел перед смертью её изнасиловать. Такое тяжело пережить. Не могу её винить, я бы и сам, наверное, трауру и дальнейшей жизни в такой ситуации предпочёл бы поставить окончательную точку. Девочки ревели, а потом мы целый вечер вспоминали ребят, вспоминали самые разные истории, в которых участвовали вместе, просто рассказывали о них. Мелисса их почти не знала, видела тогда, когда ещё сидела безвылазно внутри меня, а Эрика не знала вовсе, только слышала наши рассказы. Немного отпустило.

Хотя не обошлось и без положительных вестей. В своём внутреннем мире я преспокойно видел, а утянув туда Мелиссу, и вовсе мог провести с ней время, как и раньше. Да и ощущение потустороннего никуда не делось. Так, во время совместной прогулки, когда нас с Лизой девчонки, поддерживая, довели до заснеженной полянки с домиком на дереве, я понял, что это ощущение можно интерпретировать как эфирное зрение. Ведь когда я раньше воздействовал эфиром на глаза, то начинал видеть больше обычного.

А дальше простой логический ряд и несколько проверок. Было это воздействие на глаза или на соответствующий отдел мозга? Эфир – это энергия, таким образом я видел и чувствовал формирующиеся каменные копья Фёдора. Духи состоят, хотя бы частично, из эфира, и эфиром же я воздействую на духовную часть человека, используя простой выброс или «догму». Суммируем. Могу ли я полностью перейти на духовное восприятие мира и видеть людей?

Мне потребовалось три дня, чтобы не только перевести пока отсутствующее зрение на требуемый уровень восприятия, но и начать ориентироваться в этой мешанине энергий. Сейчас я с пяти метров уверенно различаю простого человека, одарённого – с десяти, а сильного одарённого – и того дальше. Так, я почти всегда могу найти Фёдора внутри дома. Мы замерили получившееся расстояние, и вышло что-то около двадцати двух метров. Но на таком далёком расстоянии я уже не вижу контура тела, только резерв.

А вот с окружением всё немного сложнее. Если рядом нет или долго не было чего-то живого, хотя бы травы или дерева, то различить ничего не получается. Пустота. Будучи оставленным девушками, которых я для проверки попросил отойти на разное расстояние, определил, что вокруг себя я вижу примерно на пять метров – почти вся комната, к слову. Вплоть до десяти метров я вижу и девушек, и объекты рядом с ними. Их радиус, правда, поменьше будет, не более вытянутой руки. Но даже так рядом с ними я уверенно различаю стену и что-то покрупнее спичечного коробка.

А вот дальше уже никак, всё забивается жгутами, каплями, взвесью и прочими энергетическими проявлениями. И хотя эта способность требует значительных затрат, за полдня уходит треть резерва. Я доволен. Хотя бы так, но я способен видеть уже сейчас. Правда, пришлось всё проделанное скрыть от врача: он очень неодобрительно отнёсся даже к предложению потренироваться.

Сегодня я наконец-то сниму повязку и увижу мир своими глазами. В смысле нормально увижу, а не как хаос из энергии и пустоты. Смогу увидеть девчонок во всей красе, так что, зная это, они ещё с утра умчались наводить марафет и захватили с собой Лизу, у которой теперь с этим некоторые сложности. Приятно знать, что вместе мы способны преодолеть любые неприятности, какими бы крупными или мелкими они ни были.

А вот и доктор идёт. Ко мне? Его я вижу издалека, примерно так же, как и Фёдора, что говорит если не о профессионализме, то как минимум об уровне силы. Поднимается по лестнице. Да, ко мне. Значит, пришло время.

Доктор снял бинты и попросил открыть глаза.

– Что за хрень, – пробормотал он, пока я глупо хлопал глазками, пытаясь привести увиденное к осознанному пониманию.

Догадавшись, в чём дело, я чуть не хлопнул себя по голове. Надо лучше контролировать себя, не хотелось бы испортить новые глазки просто потому, что не обратил внимания на какую-то мелочь. Прекратив подачу эфира в глаза или скорее в область мозга, отвечающую за зрение, я воззрился на доктора уже внимательнее.

– Твой дар? – недовольно осведомился он, высматривая что-то в глубине моих глаз.

– Наверно. А что произошло? – спросил я.

Что он такого увидел?

– А вы подойдите к зеркалу и повторите то, что делали до этого, молодой человек, – проворчал он. – Я же говорил: никакой активности с глазами. Если что-то будет не так, вините потом себя. Зачем, спрашивается, с таким отношением торопиться с лечением? Видите нормально? – повернул он мою голову к себе.

– Да вроде нормально. – Я посмотрел по сторонам, вверх, вниз. – Да, вижу хорошо.

– Ну вот и отлично, лечение закончено, – сказал он и покинул комнату.