– Если не скажешь, считай, мы уже поссорились!

– Так значит, в любом случае, да? – криво усмехнулся Хартис. – Ну, слушай. Там, откуда пришел этот человек, сейчас война.

Лу отшатнулась, переваривая услышанное. Ей доводилось беседовать с Ашей и другими окрестными рабами, да и от их владельцев-торговцев она часто слышала сплетни о наиболее крупных событиях городов юга, в том числе о стычках, волнениях и забастовках… Но ни о каких войнах в последнее время речи не шло, а значит край, куда горбун собирался забрать Нами, был далеко за пределами известных Лу земель.

И, если с ее подругой что-то случится, девчонка, скорее всего, даже не узнает об этом…

– Я должна остановить их! – воскликнула она, не в силах вынести этой мысли. Но не успела она броситься к двери, как Хартис грубо схватил ее за предплечье и бескомпромиссно отчеканил:

– Нет, ты никуда не пойдешь, ты останешься здесь. Это приказ.

– Приказ?! – взвилась девчонка, пытаясь вырваться, но державшая ее хватка была железной. – Что с тобой случилось, я не узнаю тебя! Почему ты позволил ему забрать Нами, если знал, что там война? Ты всегда был добр к Нами, почему же сейчас ведешь себя так, словно у тебя совсем нет сердца?!

– Потому что речь и о моей родине тоже!

Убедившись, что Лу слишком ошарашена, чтобы пытаться снова убежать, мужчина отпустил ее. Присел на подоконник, скрестив руки на груди.

– Дело в ее альбинизме, – сухо продолжил он. – Я ведь как-то говорил, что на моей родине альбиносов высоко ценят? Это действительно так. Все из-за одной их выдающейся способности, которой больше ни у кого нет. Об одном можешь не волноваться: этот, как ты его называешь, горбун, Найри, не станет обижать Нами – ему это не нужно. Сказать, что с ним Нами в безопасности, я тоже не могу – это было бы ложью… Но я был не вправе останавливать его. Будь это кто-то другой, я бы вмешался. Но то, что Нами пошла с ним, возможно, спасет жизни многих людей, и их нельзя лишать такого шанса.

– О чем ты таком говоришь? – Лу отупело помотала головой. – Какая способность?

Хозяин поджал губы, туманно глядя в сторону – верный признак того, что отвечать он не намерен. Лу едва сдержалась, чтобы не наброситься на него с кулаками.

– Хартис, мать твою, говори! Какая способность? Какие люди? Как называется это место? Как далеко они уедут?

– Как далеко – неправильный вопрос. Правильный вопрос – куда.

– Иди к черту! Хватит говорить загадками! Прояви хоть каплю милосердия, если не к Нами, то хотя бы ко мне!

Видимо, в дрогнувшем голосе девчонки сквозило то, что она балансировала на грани, потому как во взгляде Хартиса наконец промелькнуло хоть какое-то участие. Тяжело вздохнув, мужчина привычным усталым жестом потер переносицу и сказал:

– Я все объяснил тебе уже давно, Лу, лучик мой, еще год назад.

– О чем ты?

– Человек, который купил Нами. Его лицо. Черты. Они ведь показались тебе знакомыми, не правда ли? Подумай.

Не было нужды напрягаться, чтобы вызвать в памяти лицо горбуна – иноземное, непривычное, оно все еще отчетливо стояло у девчонки перед глазами; однако она была совершенно уверена, что видела подобного человека впервые.

– Я не понимаю, – пробормотала она.

– Понимаешь, – вздернув подбородок, возразил Хартис тоном, которым обычно спорил с нею во время уроков, когда девчонка притворялась глупой, лишь бы ничего не учить. – Он – люмер.

– Кто… Что?

Люмер… Лу нахмурилась. Слово звучало знакомо, но она не сразу вспомнила, где слышала его: из-за длительной бессонницы соображалось с большим трудом. Она склонила голову, бегая глазами по ковру комнаты, словно в его потертом узоре мог быть сокрыт ответ.

– Это… из твоих сказок? – неуверенно спросила она, поднимая взор. Да, теперь она вспомнила что-то такое: люди с веснушками и раскосыми глазами, которые умеют исцелять других своим волшебным даром. – Ты… шутишь?

– Нет. Мир, про который я тебе рассказывал, настоящий. Обратная Сторона. Реверсайд. Этот человек пришел оттуда.

С той самой ночи, как они стали близки, это случалось время от времени: на Хартиса накатывало вдохновение, и он рассказывал Лу истории о волшебном мире. Девчонка слушала их вполуха: она никогда не жаловала сказки, да и считала себя слишком взрослой для них. К тому же, в исполнении хозяина они бывали странные – зачастую нескладные, без завязки и конца, в них было слишком много непонятных слов и явно недоставало сражений на мечах, кладов и драконов. И все-таки, наверное, Лу любила их, насколько могла – ведь она всей душой любила их автора, чей ласковый голос нашептывал эти истории ей перед сном.

Но теперь знакомое название, слетевшее с уст хозяина, звучало жутко – жутко оттого, что для него это перестало быть выдумкой и стало былью; и то, что он искренне верил в сказанное, без труда читалось по его лицу.

– И, кстати, я тоже пришел оттуда, – после минутного молчания добавил Хартис так, словно это была какая-то малюсенькая, незначительная деталь. Поколебавшись, указал на свой сундук у изножья кровати. – Ты говорила, все эти вещи кажутся тебе странными. Немудрено – я принес их из другого мира.

Внутренне закипая, Лу отчаянно сжала зубы и стиснула кулаки. Воцарилась долгая, гнетущая тишина. В глубине души девчонка до последнего ждала, что хозяин возьмет свои слова назад, скажет – это всего лишь неудачная, жестокая шутка, или странная попытка утешить, или еще что-то…

– Ты издеваешься?! – взорвалась она в итоге, когда ничего этого не случилось, а Хартис продолжал взирать на нее со всей серьезностью. – Горбун забрал мою единственную подругу, а ты издеваешься надо мной?!

– Я рассказывал тебе о шаотах, помнишь? – хладнокровно произнес хозяин, не обращая никакого внимания на ее всплеск эмоций, точно не желал потакать капризам маленького ребенка. – О Даре Феникса, который позволяет им воскресать после смерти… Но я никогда не говорил, как именно они определяют, сколько у них жизней. Тебе интересно? Хочешь знать, как? У каждого шаота на руке есть татуировка с треугольниками. Каждый треугольник – это одна жизнь…

Он закатал правый рукав и хотел повернуть руку внутренней стороной к Лу, словно в этом была какая-то необходимость, словно девчонка без того не знала, что за татуировка красуется на запястье у ее господина… Кинувшись к нему, Лу остервенело дернула его рукав вниз, так, что раздался звук рвущейся материи, и несколько раз отчаянно и сильно ударила его ладонями в грудь, и закричала:

– Я ни за что не поверю в эту чушь! Ты выжил из ума или притворяешься?!

– Я и не прошу тебя поверить! – повышая голос в ответ, оттолкнул ее Хартис. – Я прошу тебя оставить меня и уйти, потому что мне нужно подумать, черт подери!

– Думай, – огрызнулась Лу, – сколько влезет.

Ей вдруг стало все равно. На нее накатила ужасная слабость, и Лу показалось, что она вот-вот рухнет на пол. Демонстративно забрав с кровати подушку, она ушла в свою старую комнату и свернулась калачиком в постели, где не ночевала уже очень давно.

У нее не осталось сил гадать, что из сказанного хозяином правда, а что нет, и поэтому она просто забылась глубоким, желанным сном.

Лу не доводилось бывать в бедных кварталах так давно, что она успела позабыть об их существовании. Теперь, скача верхом на Дымке по ухабистой дороге, она очень живо вспомнила, как оказалась в Кауре впервые – ее везли в клетке под крики работорговцев, закованную цепями среди собратьев по несчастью, а местные – в основном босоногая детвора – глазели на процессию с обочины, свистя и выкрикивая издевки. Тогда Лу была очень взволнована – то ли из-за шумного водоворота из людей, верховых животных и телег, который брал начало на подступах к городу, то ли от того, что уже замышляла очередной побег. Она столько раз пыталась сбежать и лишь сегодня утром осознала, что со свободой приходят не только новые возможности, но и новые обязанности. Главное отличие раба от свободного человека крылось в отсутствии необходимости думать: тебе дают распоряжения, а ты им следуешь – что может быть проще? А когда ты свободен… Да, ты волен пойти куда пожелаешь, делать, что тебе заблагорассудится. Но что именно ты должен делать, куда именно ты должен идти? Как быть, когда ты просыпаешься и осознаешь, что вынужден принимать решения, которые никогда прежде не принимал?