— Ладно, — проворчал Ансем. — Собирайтесь, на запор пора. — И, улыбнувшись, похлопал Опуня по плечу: — А тебя хвалю. Сообразил мережу залатать! Это не всякий взрослый сумеет.

За работой дни бегут быстро.

Уже знакомой до последнего камешка стала тропа от зимовья до речки и озера.

В ставных неводах появилось больше пыжьяна, сырка. Ансем объяснял это тем, что рыба поважнее, вроде муксуна, щекура и нельмы ушла к живунам.

Ребята привыкли к работе, окрепли; теперь они уже не уставали так, как в первые дни. Колданку с пойманной рыбой перетаскивали без суеты — каждый хорошо знал свои обязанности. Опунь впрягался в лямку, Тикун научился ловко опрокидывать лодку в озеро, Карап исправно поливал глинистую дорогу водой — в иные дин ее уже схватывало ледком. Колданка тогда скользила совсем легко. Больше всего ребятам сейчас досаждали бродни, сшитые из тяжелого брезента. Они быстро намокали и при ходьбе вода в них хлюпала, словно в переполненном бочонке, — казалось, что на ногах у ребят пудовые гири. Время от времени они скидывали бродни и работали босиком. Но тотчас начинали коченеть ноги. Приходилось натягивать оленьи кисы, согреваться хоть ненадолго, потом снова месить мокрую глину голыми пятками. У всех троих подошвы уже были сбиты в кровь.

Озерко заполнялось рыбой, как девичий сундук приданым. Довольный Ансем поглядывал, как то в одном, то в другом месте вскипала вода.

— Видите, щуки шныряют? — показывал он ребятам круги на поверхности озера. — Ну, пусть, пусть порезвятся. Все равно им наша рыбка не по зубам, придется по-прежнему окушками довольствоваться. А потом все в неводе окажутся, до едином! Может, какая из них и в мой котелок попадет, ухой побалует? А?

И Ансем начинал смеяться своим хрипловатым, дробным смешком, который почему-то раздражал Опуня.

Еще неделю назад бригадир предсказал, что реки сей год станут рано. К тому, видно, и шло. Участились заморозки. Мелкие лужицы по утрам затягивало ледяной коркой, мягкой желтой подстилкой легли на землю опавшие иглы лиственниц, оголились березки. Созревшие шишки на разлапистых кедрах ярко коричневели, словно уцепившись оскаленными зубами за ветви.

В один из морозных утренников Опунь, совсем рядом с избушкой, увидел сидящего на елке огромного глухаря и уложил его первым же выстрелом. На обед у них был вкусный глухариный суп.

— Вот так еда у нас нынче! — то и дело повторял, склонившийся над миской, Ансем. — Приятно мясо поесть! А то все рыба да рыба. Надоело. — И, сыто рыгнув, размечтался: — Эх, обменять бы нельму или муксуна на олений бок!

— Где тут обменяешь? — тоскливо вздохнул Карап. — Пустыня!

— Для кого пустыня, а для кого и нет, — прищурился Ансем. — По этой земле не мы одни бродим. Если умом пораскинуть, можно нужных людей найти. И охотнички здесь промышляют, и пастухи забрести со своими оленями могут.

— Колхозные стада в других местах кочуют, — сказал Опунь.

— Так то — колхозные. Но и у добрых людей олешки имеются… Не все еще, слава богу, повывелись!

И Ансем снова неприятно засмеялся.

«На что старик намекает? — встревожился Опунь. — Вдруг Лялю, бывшего жениха Тутьи, в памяти держит? Не хочет от выгодного сватовства совсем отказываться? Может, стада Махсаровых где-то тут, поблизости? И Ансем это знает?»

И, словно в подтверждение этих мыслей, бригадир вдруг сказал:

— Оленины, если поискать, раздобыть можно. Глядишь, кто с верховий Казыма до нас доберется, на нартах, по раннему-то ледоставу!

— Да ведь Казым же далеко! — удивился Опунь. — Кто оттуда поедет?

— Кто-нибудь да поедет, — загадочно усмехнулся Ансем. — Захочет нашей рыбки отведать, вот и объявится…

И, поднимаясь из-за стола, старик, довольный, потер себе руки.

— Доедайте суп, а я пойду погляжу, какая завтра погодка нас ожидает. Думаю, не долго нам тут сидеть: рыбы много взяли — план уже, по-моему, есть! Да сверх плана еще!

— В озере? — уточнил дотошный Тикун.

— В озере. Но ведь оттуда мы уже, как из кладовки рыбу брать будем. Главная-то работа позади.

— Сколько же раз мы колданку перетаскивали? — стал прикидывать Опунь.

— Не меньше пятисот, — вздохнул Карап.

— Ты считал, что ли?

— Считал.

— Это он часы считает, не может дождаться, когда домой вернется! — захохотал Тикун.

От этих слов Опуня всего передернуло. «К Тутье торопится», — со злостью подумал он о Карапе. Возможно, Карап и в мыслях подобного не держал, но ревность слепа, ничего не поделаешь… Эх, знал бы наивный Тикун, какую больную струну, сам не ведая, задел во влюбленном товарище!

Ансем вернулся в избушку, ежась от холода.

— Есть одна новость, ребятки! Речка-то наша, Пор-Ёхан затихла. Ни рыбка не плеснет, ни льдинка не звякнет. Похоже, станет не сегодня-завтра.

Это было радостное известие! Схватит речку льдом — можно будет оставить запор, перейти на озеро и брать неводом собранную там рыбу. На севере холода наступают быстро: со дня на день теперь жди морозов.

— Ура! — крикнул Тикун.

— Ура! Ура! — поддержали его приятели. От только что мучавшей неприязни к Карапу у Опуня и следа не осталось. Все трое гордились, что сумели справиться с нелегкой мужской работой, не обманули доверие председателя, «дали план» родному колхозу.

Доволен был и Ансем. Ничего не скажешь, повезло ему нынче с помощниками. Хоть и пацаны еще, утята желторотые, а толк из них будет, от трудного дела в жизни не побегут. Пускай отдохнут немного — на речку после обеда можно и не ходить.

— Работать сегодня не будем. — сказал старик. — А на Пор-Ёхан наведаемся.

— Лодки? — догадался Опунь. — На берег вытащить, пока в лед не вмерзли?

— Лодки, — подтвердил Ансем. — С ними быстро управимся. А там — гуляйте, сколько хотите.

Уже издали, пробираясь сквозь тальники к берегу, ребята увидели, как речка поблескивает серебром.

Карап подхватил с земли какой-то сук и швырнул в Пор-Ёхан. Сук с легким свистом заскользил по свежему льду.

— Сейчас бы да налегке, по ледку — прямо в поселок! — размечтался Тикун. — Я по своим соскучился. По маме, сестрам, братишкам… Я б живо дотопал!

— И я тоже, — сказал Опунь, думая о Тутье. — Тебя, наверное, обогнал бы.

— Нет, я обогнал бы! — засмеялся Карап.

И Опунь опять с ним чуть не схватился, но вовремя сдержался, заметив укоризненный взгляд бригадира.

По сравнению с перетаскиванием груженой колданки, очистка ото льда бортов была не работой — игрой. Через час все было готово.

— Теперь давай к озеру, глянем, что там делается, — сказал Ансем.

Озерко тоже покрылось льдом. Правда, еще прозрачным и тонким. Ребята хотели было на радостях побегать по льду, но бригадир приказал им держаться у самого берега.

Опунь расчистил покрытый мохнатым инеем пласт прибрежного льда подошвой — и замер от изумления! Под его ногами, словно под стеклом, сновали сверкавшие чешуей большие и малые рыбины. Выросший на воде, он впервые видел такое чудо.

— Идите сюда! — подозвал он приятелей. — Смотрите!

Все трое долго любовались открывшейся им картиной. Наконец засобирались к зимовью.

— Идите, идите, — напутствовал их Ансем. — Я еще хочу запор проверить, в лодках кое-что поискать. Меня не ждите.

Если не торопишься, любой путь кажется коротким. Вот уже избушка мелькнула за деревьями — прибыли!

— Чем займемся? — спросил Тикун, Неожиданное безделье уже начинало его тяготить.

— Хм, — задумался Карап. — Может, шишек пособираем? Вон их сколько…

— Здорово придумал! — обрадовался Тикун. — Давай мешок!

Опунь же взялся за свою двустволку:

— А я пойду посмотрю, может, еще глухарь попадется!

«В какую сторону двинуться? — размышлял он, а ноги меж тем сами несли его обратно к речке. — Там Ансем аки, один, — мелькнуло у него в голове. — Спрошу что-нибудь о Тутье… И вообще надо поговорить с ним…» О чем говорить — Опунь опять, конечно, толком не знал, но чувствовал: он должен, должен укрепить дорогу к сердцу отца! В этом залог другой дороги — к сердцу любимой… «Я подойду и спрошу, как поживает Тутья, — думал, убыстряя шаг, Опунь. — Просто спрошу — и все. — Но тут же понял, что вопрос глупый: как ответит на него Ансем, который сидит с ними на Пор-Ёхане, далеко от дома? Может, лучше тогда выведать, как он ко мне относится? Но как, как это сделать? Вдруг старик догадается обо всем да поднимет меня на смех? Куда, скажет, ты, безоленный, к моей дочери лезешь…»