– Здравствуйте, Элси, – сказала Джули, старшая сестра, когда их процессия перешла в следующую палату. – Мы немного беспокоимся за Элси. Она уже четыре дня не опорожняла кишечник.

– Миссис Манро, как вы себя чувствуете? – спросил Пеппердайн. Он не одобрял манеры называть пациентов по имени, даже если те сами это разрешали или даже просили об этом.

– Неплохо, доктор, – ответила миссис Манро. – Сегодня чуть-чуть устала. – Она сидела поверх одеяла, откинувшись на тонкую подушку, и ее правую руку и ногу сводил тремор.

Пеппердайн, с позволения миссис Манро, велел одному из студентов ее осмотреть.

Джули скользнула прочь и быстро вернулась с еще одной подушкой, которую ловко подсунула под спину миссис Манро, нимало ее не побеспокоив.

– Итак? – сказал Пеппердайн.

Студент выглядел немыслимо юным даже по меркам Ясмин. На его щеках вспыхнул румянец.

– Возможно, запор вызван болезнью Паркинсона? Или даже антидепрессантами? Она, типа, на циталопраме?

– Благодарю, Макс. Возможно, кто-то еще хочет высказать наблюдение? Есть желающие? – Пеппердайн печально оглядел стайку студентов. Одна молодая женщина втянула голову в плечи, словно пытаясь увернуться с линии огня. Постепенно последовали робкие ответы. Синдром раздраженного кишечника, гипотиреоз, гиподинамия, повреждение нерва, стресс или – прошептал кто-то – рак толстой кишки. Пеппердайн медленно кивал каждому студенту.

– Доктор Горами, возможно, вы, хм, желаете внести свою лепту?

Ясмин подошла поближе к койке и склонилась над пациенткой. Голова миссис Манро трепыхалась из стороны в сторону.

– Скоро мы оставим вас в покое, – сказала Ясмин. – Я только хотела спросить, как у вас с аппетитом?

– Прорва, – отозвалась миссис Манро. – Так меня мать называла. Давным-давно, конечно. Нынче я не чувствую голода.

– А все-таки надо есть, Элси, – сказала Джули. – Утром вы, кажется, не доели завтрак? – Она выглядела натянутой как струна. Ясмин улыбнулась ей, и Джули быстро растянула губы в ответ.

Джули не раздавала улыбки понапрасну. Ее тонкие губы были собраны в прямую линию. Вблизи в мочках и хрящах ее ушей, в правой брови и левой ноздре можно было заметить следы пирсинга, которые, в отличие от самой Джули, говорили о ее прошлой жизни. Она никогда не носила украшений, даже гвоздиков в мочках ушей, избавившись от всех своих пирсингов, словно излечившаяся наркоманка. Ниам как-то сказала Ясмин, что у Джули проколот язык и интимная часть тела. Но Ниам много чего говорит.

– По-моему, это и есть вероятное объяснение, – сказала Ясмин.

На тумбочке стоял поднос с нетронутым завтраком: овсянкой, гренком и стаканчиком йогурта. В этом не было ничего необычного. Старые больные люди часто теряют аппетит. Но в данном случае его отсутствие наталкивало на страшные подозрения. Ясмин знала, что Джули подумала о том же.

Четыре дня без еды, а то и больше.

Пеппердайн хранил молчание. Ясмин взглянула в его длинное серьезное лицо. Высокий и поджарый, он держался с холодной доброжелательностью. Ниам назвала его несчастным занудой, но это совсем не так.

– Простите, – сказала миссис Манро. – Я не хотела причинять вам беспокойство.

В дальнем конце отделения уже раздавали подносы с обедом.

Все наблюдали за дрожащими рукой и головой миссис Манро. Медсестрам и санитаркам положено кормить пациентов, которые не в состоянии питаться самостоятельно, и, как правило, они это делают. Но за теми, кто стесняется причинить беспокойство, легко недосмотреть.

– Никакого беспокойства, – ответил Пеппердайн. – Вы проследите? – мягко обратился он к Джули.

– Это больше не повторится. – Ее лицо и голос были напряжены. Пеппердайн был неизменно вежлив и скрупулезен. Все добивались его уважения, но никто, включая обычно невозмутимую Джули, не был уверен, что его заслуживает.

– Бритва Оккама, – сказал Пеппердайн. – Никогда не пренебрегайте очевидным ответом. Нет еды – нет испражнений. – Он кивнул Ясмин, и она обрадовалась и слегка смутилась, словно он только что превознес ее до небес.

Они подошли к чистенькой, опрятной миссис Адейеми. Та сидела, плотно сдвинув ступни, обутые в ярко-синюю парусиновую послеоперационную обувь. Ясмин пришло в голову, что, помимо лекарств, миссис Адейеми понадобятся ходунки. И помощь по дому, хотя из медкарты было неясно, может ли она на нее претендовать. Нужно будет поговорить с Лесли, соцработницей, а Лесли так занята…

– Вот так так, – обратился Пеппердайн к миссис Адейеми, – что тут у нас? Неужели мы, к-хм, заставляем вас ждать?

– Надо только закончить с бумагами, – сказала Ясмин.

– Понимаю, понимаю. – Он перевел внимание на пустующую койку по соседству. – У нас беглянка.

Студенты захихикали.

Пустовала койка миссис Антоновой. Кто-то умудрился взломать окно.

– Радиаторы не работают как следует, – сказала Джули. – Их невозможно регулировать. Некоторые пациенты жалуются на духоту, поэтому мы открываем окно, но другие, конечно, тут же начинают жаловаться на сквозняк.

– А, – мрачно вздохнул Пеппердайн. – Прекрасный пример рационализаторства со стороны Траста. Техобслуживание передано на подряд – кто-то даже сказал бы, что оно перестало существовать как явление, – что побуждает пациентов к свободной конкуренции за регулирование климата.

– Я пообещала ей, что все починю, – сказала Ясмин. Пеппердайн взглянул на нее. Она пожалела, что открыла рот, но теперь оставалось лишь продолжать. – Я про миссис Антонову. Она отказывалась выходить из телевизионной комнаты.

– Вы врач или волшебница?

Студенты снова захихикали.

– Я подкупила ее мандарином и бананом, – сказала Ясмин, – но она жесткая переговорщица.

Пеппердайн кивнул, но она приготовилась быть высмеянной. Этого не случилось.

– Хорошо, – сказал он. – Очень хорошо.

– Я облажался, да? – Джо сидел на смотровой кушетке, а Ясмин стояла между его ног. На нем были синие молескиновые брюки и белая льняная рубашка. Остальные врачи-мужчины носили офисные рубашки с крахмальными воротничками без галстуков. Ясмин запустила пальцы в его челку.

– Все нормально. – Когда Ясмин вернулась домой, они поговорили. Потом он прислал полдюжины сообщений, извиняясь за свою бестолковость.

– Гарри наверняка забудет. Главное – при ней об этом не упоминать.

– Твоя мать, может, и забудет. Но моя – ни за что.

– Значит, ты скажешь ей, что ты этого не хочешь?

– Наверное. Я собиралась поговорить с ней утром, но Ма так радовалась, что пожарила на завтрак паратхи, и эти лепешки получились такими тонкими и так вкусно пахли, что у меня не хватило духу. – Может, было бы добрее не рассусоливать. Чем дольше Ма будет лелеять фантазии про никах, тем больше расстроится, когда Ясмин их развеет.

Он зажал коленями ее ноги:

– Паратха на завтрак? Ладно, возможно, это очередной пример моей тормознутости, но что тут такого особенного?

– Она печет паратху на завтрак, только если у кого-то из нас день рождения. Очевидно же! – Ясмин постучала его по лбу костяшками пальцев. – Это все знают!

– Конечно. Ну, если она настолько в восторге… Может, мы просто?..

– Ты не знаком с имамом Сиддиком.

– Ясно. – Его спокойные голубые глаза выдержали ее взгляд. – А это обязательно должен быть он? Может, пригласим кого-то другого в качестве… компромисса?

– Но ведь мы этого не хотим, – жалобно проблеяла Ясмин. Этого не хотела даже Ма. По крайней мере, она ни за что не упомянула бы об этом, если бы не вмешалась Гарриет. Ясмин села на вращающийся стул и крутанулась, оглядывая захламленный кабинет, где Джо только что закончил гинекологический прием. Стол завален: коробки презервативов, таблетки для экстренной контрацепции, одноразовые перчатки, тюбики лубриканта, тонометр и анатомическая модель таза в натуральную величину – тазовые кости, крестец с копчиком и два поясничных позвонка.