– Ир, а что бы ты посоветовала мне не как психолог, а как подруга?

– Поработай со своей совестью и не мешай себе жить! И если ты счастлива в адреналиновых всплесках – признайся себе в этом. И не втягивай в треугольники других мужчин. Они же живые. Они все чувствуют. Ты же до конца им не принадлежишь, поэтому они все на тебе и женятся. – Ира напомнила мне, что я королева предложений – добрую половину сознательной жизни все мои истории заканчивались или браком, или хотя бы оффером сходить в ЗАГС. За редким исключением. – И не вздумай выходить сейчас замуж! Знаю, что ты хочешь детей и у тебя сейчас есть мужчина, готовый дать тебе семью. Но нажми на паузу. Позволь себе полгода без мужчин. Разобраться, кто ты и чего на самом деле хочешь.

– А нельзя запараллелить процессы? – пятилетняя принцесса внутри меня верила, что появившийся друг, влюбленный в меня с института, – закономерный хэппи-энд. Из-за ковида не за того в третий раз шагнула замуж. Сейчас быстро исправим недоразумение. Только выбравшись из осажденной крепости, я по инерции рвалась обратно.

– Я не знаю, – улыбнулась Ира.

– Ир, ты можешь не включать психолога?

– Я правда не знаю, возможно, если ты мне расскажешь эту историю от начала до конца, я смогу сказать тебе что-то более внятное. И да, за вино платишь ты, – она откинулась на кресле и подложила плед под поясницу.

– А сколько бутылок ты заказала и до скольких свободна? – Я прикидывала, поведать как на духу или ограничиться кратким содержанием.

– Две. Няня останется до утра. Так что рассказывай. И потом решишь, что с этим делать. Оставить любовника в прошлом. Или взять с собой. Присвоить. Но осознанно. Если что по четвергам у меня будет для тебя время, – она пристально посмотрела и сделала театральную паузу, – на еще десять лет. Ну давай уже, рассказывай, что там было…

– Одиннадцать. Скоро будет одиннадцать…

Мы с мерцающим любовником лично познакомились в 2006 году, когда мне не было и двадцати – зелеными юнцами с горящими глазами и еще не с червоточиной, но уже чертовщинкой во взгляде. В сытой, гуляющей так, что сам Гэтсби позавидовал бы, Москве нулевых. Все началось в те шальные времена, когда российская нефть котировалась по 147 долларов за баррель и мы чувствовали себя вольготно и уверенно. Казалось, так будет всегда. Казалось, не будет ни войн, ни пандемий, а только теория струн и адронный коллайдер вот-вот нам объяснят, откуда берет начало все сущее. И тогда мы точно станем, если не микробогами, то властелинами мира.

Мы еще не касались того сорта печали, что впечатывает тебя в другого человека. Нас столкнула жизнь в гостях у моей первой любви – он собрал всех на pre-party в огромной родительской квартире в переулках Пречистенки. Орудовал шейкером, перманентно его ронял, пытаясь повторить коктейли из места, куда мы намеревались перебраться ближе к полуночи. Бармен из него оказался так себе, но я благодарна, что с ним я познала секс не как подростковый эксперимент, а в ключе осознанного получения удовольствия, и попробовала на вкус отношения, и надкусила понятие «компромисс». А еще он познакомил меня с ним, с мерцающим. Сначала по скайпу, ибо Мерцающий грыз заморский гранит науки в Колумбийском университете в Нью-Йорке, позже – лично, когда добровольный пленник Лиги плюща, подобно Ленскому, привез учености плоды, вольнолюбивые мечты и черную шапку выпускника с зеленой кисточкой в Москву.

Когда я увидела Мерцающего со всей его напускной мрачностью и показной закрытостью, в голове промелькнула мысль: когда-нибудь мы окажемся меж одеял и простыней наедине.

Со слов ученых, мужчине для того, чтобы влюбиться, требуется 8,2 секунды. Только вдумайтесь: вспышку на солнце мы видим через 8 минут 20 секунд после того, как она происходит. Для сравнения. Исследования этих же разумных людей показали, что на уровне либидо женщина оценивает привлекательность потенциального партнера за 3 секунды – ровно столько требуется свету, чтобы долететь до Луны и обратно. Может, поэтому мы и любим до Луны и обратно. А не до Сатурна. И не до Плутона, например.

Подсознание, ольфакторное восприятие, родство душ – объяснить можно по-разному. Суть от этого не меняется – если химические элементы вступили в реакцию, они оба неизбежно видоизменятся.

Хотя тогда обоюдные простыни казались мне когнитивной ошибкой восприятия.

Ввиду инициалов, схожих с аббревиатурой международной космической станции, мы все так мерцающего и называли – МКС. Это я к тому: где я и где необъятный космос? Между нами как минимум гравитация, атмосфера Земли и энное количество общих друзей и знакомых, которые не поняли бы. Даже не совсем друзей. Хуже. Многократно сложнее. МКС – сводный брат моей первой любви. Не перерасти мы юношеский гормональный взрыв, могли бы породниться с МКС и стать членами одной семьи, и в его телефоне я была бы записана как сноха.

В той шумной квартире я оказалась благодаря возложенной на меня миссии – привела по просьбе первой любви под благовидным предлогом близкую подругу – естественно для МКС. Тот никак не мог забыть какую-то куртизанку с богемным шиком в нарядах и мексиканскими корнями, наотрез отказавшуюся ехать в Россию. Не то по климатическим, не то по идеологическим соображениям. И теперь он метался, страдал и часто перебарщивал с односолодовым виски, который пил с подросткового возраста неразбавленным. Даже держал в морозильнике талькохлорит, камень для охлаждения крепких напитков. Льда в бокале не терпел.

Требовалось вытаскивать бедолагу из сумрака межличностных перипетий. Я, спасатель по своей природе, бросилась на помощь – не смогла отказать первой любви в просьбе, ведь расстались мы душевно и по-приятельски. Поэтому ничтоже сумняшеся и вызывалась организовать что-то вроде двойного свидания под прикрытием большой тусовки.

МКС потом с этой подругой еще пару лет мутили воду в бокале вина и просыпались вместе, но делиться со мной, да и с кем-либо еще, подробностями он категорически запрещал. Я, кстати, до этой книги тоже о нем никому, кроме психолога, не рассказывала. Самые близкие подруги не знали его фамилии, кто-то пару раз мельком его видел – на самой заре, но детали я хранила под замком. Может, у него такой почерк имелся, как у серийного маньяка, выстраивать взаимоотношения с женщинами так, чтобы они пожизненно о тебе молчали? И дело не конкретно в нашей с ним сложносочиненной истории?

МКС – человек-призрак. У него до сих пор нет ни единого аккаунта в социальных сетях и даже аватарки в мессенджерах. Сколько не мучай поисковики, никаких данных, кроме ОГРН компаний, к которым он имеет отношение, не найдешь. Даже выпускных фотографий на сайте школы. Иногда мне начинает казаться, что его не существует. Но потом он объявляется, и я понимаю – ощутим, осязаем. Моя с ним история длится уже больше десяти лет, а знакомы мы еще дольше. Но тогда, протягивая ему тапочки и чуть не залив их безмерно кислым мохито, я могла представить смятые простыни, но никак не то, что он окажется моим персональным космосом, бесконечным и необъяснимым. Что, возможно, я никогда его не пойму. Что спустя три развода, пандемию чумного вируса и гибридную третью мировую войну, я буду пить вино с психологом и пытаться понять, кто он. Черная дыра моей вселенной, где аннигилируют мои нервные клетки, или комета, летевшая мимо, но зацепившаяся за гравитацию?

Я пыталась однажды выведать о нем информацию. Когда мутившая с ним воду и что покрепче, подруга оказалась в Москве пролетом в мой день рождения, я аккуратно спросила, что у них было с МКС и чем закончился тот лямур-абажур. Она увильнула от ответа настолько виртуозно, что не оставила и щелочки для осторожного вопроса. Ей было проще признаться, как она оказалась в коме после кокаинового угара, при каких водевильных обстоятельствах встретила своего суженого, сильного мира сего – в Шаолине, где она в монастыре бродила в попытках забыть столичный флер нулевых. Про МКС – ни слова. Так и останется тайной за семью печатями, что связывало их два года – почему потом кокаиновая дорога, оставленная страна и долгие поиски себя на Алтае, в Камбодже и после – на горе Суншань. Кто сломал ее: МКС или кокаин? Кто надломил меня: МКС или я сама?