– Чем вы так огорчены?! – заметив моё состояние, обеспокоенно спросил Николай Степанович, – Мне кажется, всё получилось просто изумительно!

– Вам нехорошо, мадемуазель?! – тоже засуетилась наблюдательница.

– Нет, всё в порядке. – я поняла, что мне просто необходимо сейчас отсюда уйти, иначе точно разревусь.

  Выговорив что-то невнятное про неважное самочувствие, едва переставляя ноги, пошла из класса.

– Я вас провожу, Алиса. – участливо и решительно заявила девушка и подхватила меня под руку.

  Свидетели мне сейчас были совершенно не нужны, но отказаться не было никакой возможности. К тому же, вдруг, ощутила, как слабеют колени и в самом деле кружится голова и перестала сопротивляться – могла ведь в самом деле самостоятельно не дойти до кровати.

– Что же не так? Что же не так?! – мы медленно брели по коридору в сторону дортуара. – Надо успокоиться, взять себя в руки, вернуться и попробовать ещё раз, пока зеркало не унесли на положенное ему место. Как бы ещё случайно не грохнули по дороге. Да нет… За такое маман голову открутит – будут аккуратны. Стоп! "Не грохнули…" – повторила я собственные слова, останавливаясь, как вкопанная, посреди лестницы.

  И едва не застонала в голос, осмысляя только что промелькнувшую догадку. Дома в папиной мастерской я в момент "перехода" придерживала зеркало одной рукой за раму. То есть оно не было ничем закреплено. Очевидно, что в момент моего падения оно тоже упало и наверняка разбилось.

– Нет! Только не это! Пожалуйста! – вспоминая в мельчайших деталях обстановку мастерской, окончательно приходила к выводу, что зеркало сто процентов должно было разбиться – за моей спиной тогда как раз находился острый угол стола.

  Так что я могла теперь хоть бегать вокруг этого – местного, хоть прыгать, хоть понюхать, хоть лизнуть, хоть станцевать с бубном – результат останется прежним.

– Может быть к доктору, мадемуазель? – уже пугаясь не на шутку, спросила девушка.

– Нет, благодарю вас… пожалуйста, просто в кровать. – глядя в пол, сипло попросила я – горло свело судорогой сдерживаемых слёз.

  Едва добравшись до постели, зарылась под одеяло и беззвучно заплакала. Хотя желание было – просто выть. Душечки переживательно потолклись у моей кровати, но из своего убежища я так и не вылезла.

  Доктора ко мне всё-таки притащили. Пришлось прикинуться спящей. Лев Петрович списал всё на переутомление, решил, что рано меня отпустил в пучину бурной ученической деятельности, велел не будить и завтра оставаться в кровати.

  Утром и в самом деле проснулась больная. В дортуаре было пусто – одноклассницы, видимо, были на занятиях. Странно, даже не слышала ни колокола, звеневшего подъём, ни звуков их сборов.

  Хотя, чего странного – всю ночь протаращилась в белый потолок, пытаясь осмыслить, оценить ситуацию, поискать какой-то выход. А выход никак не находился. Раз за разом прокручивала всю цепочку событий и возвращалась к единственному выводу – я здесь навсегда. Слёзы отчаяния сами собой катились по вискам, заливая волосы и подушку. Даже не помню, в какой момент организм милосердно отключился, и я уснула.

  Теперь голова была тяжёлой и совершенно отказывалась думать. Всё тело почему-то ломило, как будто накануне весь день таскала мешки с картошкой. Лицо, даже по ощущениям, от слёз распухло так, что не хотелось смотреться в зеркало. Шевелиться тоже не возникало ни малейшего желания.

  Надо было как-то вытаскивать себя из этого состояния обмороженного отупения. С этой мыслью я  снова уснула.

  Глаза открыла уже к обеду. В комнате по-прежнему было пусто, а на тумбочке возле кровати стояла моя порция еды. При виде её сперва замутило. И тут же, противореча этому факту, в животе заурчало. Организм, игнорируя мои переживания, имел личное мнение на этот счёт, всё-таки, хотел жить и требовал "топлива".

  Пришлось сесть и нехотя засунуть пару ложек в рот. А там, знаете, и само пошло. Слопав свой обед, снова упала на кровать и задумалась. Еда подействовала успокаивающе. По крайней мере, нервы немного улеглись и в голове прояснилось.

– Нравится мне или нет, придётся принять ситуацию такой, какая она есть. По крайней мере до тех пор, пока не придумаю чего-то другого. – размышляла я, уже понимая, что ничего "другого" придумать невозможно. Просто смириться с данностью в одночасье было не по силам. – Ладно. Посмотрим, что у нас есть: ближайший год крыша над головой есть, кусок хлеба тоже. Да, окружение "не фонтан", но это временно. Дальше вообще перспективы размыты.

– На поддержку от родственников можно смело не рассчитывать – об этом совершенно определённо сказало дядюшкино письмо. Униженно проситься бедной родственницей назад – увольте. Что остаётся? Фройлян сочувствует, обещала попытаться помочь, но получится ли? Вопрос…

– Ещё она что-то говорила про какие-то премии от попечительского совета. Эх, зря пропустила мимо ушей эту информацию. Надо будет выяснить поточнее – похоже, это и в самом деле мой единственный выход.

– Так, допустим, получу эту самую премию. И что буду делать с деньгами? Я ведь абсолютно не знаю, что на самом деле творится за забором института. И узнать – никакой возможности, пока не выйду за ворота. Княжна! Она хоть немного владеет полезной информацией. Хорошо, что мы подружились – есть возможность аккуратно повыспрашивать, да послушать. Однако, она та ещё молчунья. Ничего, найду способ – хотя бы просто поговорить о её семье. Блин! Она – иностранка… Ладно, разберёмся.

– Теперь с самой премией. Насколько помню, дают её лучшим ученицам. А я даже местами не сразу разобрать могу, что они там лопочут на своём древнем французском! Придётся учить заново. И не просто "трудиться", как выразилась Марта, а, похоже, пахать.

– Ладно, это нам не привыкать. Зато, я давно перечитала всё, что они тут изучают, отлично владею точными науками, физика-химия – тоже на уровне – в своё время уже приходилось подтягивать учёбу. Да и руки, вроде, из правильного места растут. Это что касается всяческого домоводства. Выбора, в любом случае – нет.

 К этому времени общий обед закончился, и в коридоре послышались голоса возвращающихся в дортуар институток, под предводительством фройляйн Марты.

– Как фы себя чуфстфуете? – спросила она, подойдя к моей кровати и внимательно разглядывая лицо.

– Уже лучше, благодарю. Если позволите, я бы хотела поговорить с вами. Наедине.

– Посже, мадемуазель, кокта девочки отпрафятса на прокулку, я потойту к фам.

– Благодарю, фройляйн Марта, вы очень добры ко мне. – совершенно искренне ответила я.

  Она ушла, а я по-новому рассматривала своих соседок – как ни крути, а с ними теперь целый год существовать в одном замкнутом пространстве.

– Ты как? – подсела на кровать рыженькая Танюша и погладила меня по руке.

  Обычно всегда раздражало, когда ко мне прикасались посторонние люди. Но Танюша была настолько искренней, что даже дёрнуться не захотелось.

– Получше, спасибо. – улыбнулась ей.

– Алиска, ты прекращай уже пугать своими обмороками да переменами настроения. А то вон наша "святая" троица уже мимо тебя ходить опасается. – широко улыбаясь, съюморила разведчица Ангелина.

– Смешное, однако, сочетание имени и характера, – пришло в голову.

  Приведя себя в порядок и нацепив уличные "чепчики" и верхнюю одежду, барышни потянулись на прогулку. Саломея дождалась, пока основная масса выйдет и тоже приблизилась ко мне.

– Алис, если тебе нужна моя помощь – обращайся в любое время. – тихо и убедительно сказала она и пошла догонять остальных.

  А я осталась дожидаться фройляйн Марту.

  Чтобы не терять зря времени – залезла в теперь уже точно собственную тумбочку и устроила там глобальную ревизию, в поисках учебников и рабочих тетрадок. До сих пор сделать это даже не приходило в голову, ибо я относилась к этим вещем, как к чужим и личным. Пришло время пододвинуть природную деликатность и разобраться в том, что из имущества Алисы может мне помочь.