Со мной теперь обращались как с преуспевающим писателем. Приглашения в комиссии и секции Союза писателей. Приглашения выступить перед коллективами таких-то геологических институтов и таких-то производственных предприятий. Приглашения в частные дома к знакомым и незнакомым людям с гарантированным угощением и соблазнительными дамами. Просьбы журналистов об интервью по любым поводам, как имеющим отношение к моим прошлым и нынешним занятиям, так и не имеющим ровно никакого к ним отношения. В этой суете можно было свободно растратить не одну жизнь, и без всякой пользы для моей любимой, проклятой литературной работы, без мечтаний об экспедициях и путешествиях – короче, без всего того, что мне было действительно необходимо. Я люблю женщин и не против знакомств с интересными людьми, которых можно встретить почти в любой компании, но платить за это несоразмерную цену желания у меня нет. Не интересно мне все это – в первую очередь не интересно, а уж потом – противно, несообразно, неподходяще. Достаточно семи лет жизни с Викой, которые обернулась постоянной борьбой за право оставаться самим собой, хотя она со всей возможной для нее искренностью и страстью отдавала себя мне, но только не реальному, а ею придуманному. Теперь можно было легко налететь и не на такую
Отмотаться от покушений такого рода на меня, на мою личную свободу и свободу выбора занятий можно было только одним способом – исчезнуть из поля зрения доброхотов и паразитов, скопившихся в безумном числе в нашей столице. Основное их занятие – беспрерывно требовать чего-нибудь нового от человека, способного творить, а с полученным обойтись, как с водой, поднятой из колодца, – пригубят из ведра, обожгутся пронзающим холодом, а остальное просто выльют на землю. Как я понял, исчезновение из этого мира, губительного для любого, кто в какой-то степени заслуживает звания творца, может быть только двух родов: временное, этак на годик-два, максимум на три, когда о тебе уж точно почти все начисто забудут, кроме нескольких самых преданных почитателей; и постоянное – навсегда, разве что с несколькими недолгими появлениями. Для исчезновения навсегда годилась только эмиграция, внешняя либо внутренняя.
С внешней все было ясно. Притворяться евреем для выезда в Израиль, или становиться диссидентом, чтобы тебя выслали на Запад, скорее всего после отсидки, в обмен на какого-нибудь шпиона, или притвориться сугубо лояльным писателем, чтобы выехать в составе писательской делегации за рубеж, а там сделать финт ушами и попросить политического убежища, заработав право на жизнь в свободной среде, – все это для мне не подходило ни с технической стороны, ни по существу.
Значит, речь могла идти только о другой эмиграции – внутренней. А что это такое? Это выезд в такие края в собственной стране, которые, во-первых, нравятся тебе, как никакие другие; и, во-вторых, где твое общение с людьми может быть сведено к минимуму или даже к нулю.
Такие места, благодаря экспедиционной работе и встречам с понимающими людьми, мне были известны. Но одно дело знать, что в таких местах маловероятно столкновение с нежелательными лицами, и совсем другое – рассчитать, как сам ты в таких местах сможешь устойчиво, долго и в целом безбедно существовать. Никогда не мешает помнить те редкие свободные от вранья или насилия над здравым смыслом слова из вдалбливаемого нам со школьной скамьи учения Маркса-Энгельса-Ленина: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». А ведь задача как раз и заключается в том, чтобы найти опровержение этой истины. В нашем случае «общество» – это государство, которое первейшей обязанностью считает монопольную власть на всей огромной территории и контроль над тем, чтобы все живущие на ней люди были подданными, то есть обязанными власти не только податями, но самим животом. Мне же требовалось прямо противоположное – полная независимость.
В организованном властями режиме тотального контроля были, разумеется, незначительные прорехи. Прорехи объяснялись масштабом страны. Как бы ни была крепка и надежна сеть, разделяющая территорию СССР на разрешенные и запрещенные для посещения места, в ней время от времени что-то бывало не в порядке: то требовался ремонт, на который в данный момент не оказывалось средств, то отсутствовал штатный страж из госбезопасности, а у гражданского лица, которому страж перепоручал свои охранные функции, могли найтись собственные и потому более важные дела. Надо признать, комитет госбезопасности перестарался – закрыл собственным гражданам почти треть территории страны, объявив их пограничными зонами. Сюда попадали земли, отстоящие на сотни и иногда даже на тысячи километров от государственных границ. Все основные территории золотодобычи, алмазодобычи, весь Север (чем дальше к востоку, тем более широкой полосой), весь Дальний Восток, почти вся южная граница. Только на западе полоса пограничной зоны была более или менее узкой, в пределах нескольких десятков километров.
Но даже имея конкретные представления о наличии прорех, успешно решить задачу исчезновения в закрытую зону (поскольку меня интересовал только Северо-Восток) было достаточно сложно, и вся операция требовала ювелирный проработки. Власти контролировали все сколько-нибудь доступные рядовым гражданам пути коммуникаций. Все железнодорожные станции (правда, там, куда я хотел бы попасть, до сих пор нет ни одной), все населенные пункты на автотрассах, все воздушные, морские и речные порты снабжены достаточным числом контрольных постов и сторонних осведомителей, чтобы ни один чужак (просто новый человек) не смог бы ни появиться там незаметно для властей, ни, тем более, в неизвестном направлении оттуда исчезнуть в какое-то «белое пятно». Кроме того, разные районы требовали разных способов проникновения в вожделенные дали. Поэтому по логике вещей надо было начинать с выбора местности.
Основной критерий – за сотни километров, желательно в труднопреодолимой местности, где нет ни постоянных, ни временных населенных пунктов. Следующий критерий – место должно быть пригодным для долговременного обитания, что, в свою очередь, должно означать его соответствие еще нескольким критериям: условия жизни не экстремальные, среда обитания привычная и симпатичная и способна обеспечить хотя бы частичное восполнение таких ресурсов, как материалы и топливо, и почти полное в том, что касается пропитания. Следующий по значимости критерий – какого рода публику, несмотря на крайне малую вероятность ее появления, можно ждать в выбираемом месте: местных ли охотников и рыбаков, разного рода устроителей и инспекторов от государства (из лоцмейстерской, метеорологической, лесной, рыбоохранной, пожарной служб, поисковиков и съемщиков от геологии, геодезии, лесоразработки, гидрологии, наконец военных), шальных туристов.
Я взял карту. К сожалению, некоторые привлекательные места отпадали почти сразу. Тундровые пространства Чукотки, Корякского нагорья и севера Камчатки нечего было и рассматривать. Я отлично представлял, как хорошо сегодня в разных направлениях пересекается Чукотка, как сокращаются там расстояния между населенными пунктами в связи с появлением все новых и новых, постоянных и временных или сезонных поселений.
Пастухи, геологи, охотники, рыбозаготовители, а также летчики со своими самолетами и вертолетами могли там встретиться где угодно, а представители служб, обеспечивающих безопасность северного морского пути и воздушного пространства – главным образом вдоль полярного побережья – тем более. То же самое можно было сказать и насчет большей части Камчатки. Там полно населенных пунктов, полуостров довольно узок и потому относительно доступен для проникновения и с охотского, и с тихоокеанского берегов. Потенциально подходили: северные, но не прибрежные районы Якутии с таежным покрытием и в стороне от главных рек, глубинные северные районы собственно Магаданской области в отдалении от автотрасс, восточные районы Якутии, ориентированные на охотское побережье, и примерно там же – самые северные районы Хабаровского края. Кроме них можно было без особых надежд включить плато Путорана, район стыка Западных и Восточных Саян – хребет Крыжина, пик Грандиозный, то есть междуречье Казыра и Кизира. Также с натяжкой можно было допустить к конкурсу северный склон Станового хребта, то есть Якутию в отдалении от трассы БАМа, и междуречье Нижней Тунгуски и притока Вилюя – Чоны, на границе между Эвенкией и Якутией. Вот, собственно, и всë, что отвечало двум первым критериям. Больше для меня не годилось ничего, разве что еще пространство тайги между Ангарой в районе Усть-Илимской ГЭС и Подкаменной Тунгуской.
