Мужчина, упавший наземь от стремительного появления пред собой, открывает рот, будто сейчас забраниться, но, посмотрев на дитя, давится ругательствами и не сразу находит в себе силы встать. Мальчик, которого я держу, волнуется, дышит тяжело. Я права! Точно права!

– Господин, – я опускаю ребёнка рядом с мужчиной, – скажите, у вас была когда-то старшая сестра?

Он мотает головой – я ошиблась?..

– Да как же не была? Была! – нас обступает народ. – Такая красавица росла!

Тогда…

Поразительно, однако, когда я оглядываюсь, вижу за спиной Чжао Цыяня, который понимающе ставит присмиревший злой осколок души рядом с другим и рядом с торговцем маньтоу. Мужчина берёт мальчиков за руки, и мне предстают не два ребёнка, а три: сейчас я вижу не только возраст мужчины, но и его более давнюю боль, скрытую за свежей болью от потери сына. И, что самое печальное, вторую беду он навлёк на себя сам, ведь виной пропажам – свирепая часть его души.

– Его сестру ведь похитили, верно? – обращаюсь я к окружившей нас толпе. Они совсем не понимают, что происходит, но рады поглазеть.

– Да, почти сорок лет назад, – отзывается дедушка с голосом, всё ещё способным перекричать десятку молодых.

– Её пытались найти?

– А как же не пытаться? Да только никто, кроме его-то, – он указывает на потерявшего дар речи торговца, – и не видел, кто то был, да и тот не рассмотрел толком. Как же её найти? Её могли увезти из города той же ночью, а кого преследовать и не поймёшь.

Разумно. И всё же почему трое пропавших связаны с семьёй Чжэн? Сын торговца был похищен, потому что осколок почувствовал что-то знакомое, но не определил наверняка, что именно, потому что не столкнулся с самим собой. Рыбак… потому что молод, а осколок какое-то время прятался в озере? Что же семья Чжэн? Что если в их доме, в их членах он почувствовал что-то знакомое, как и в случае с собственным сыном?!

– Присмотри за ними! – хлопаю по плечу тёмного заклинателя, а сама несусь к дому семьи Чжэн. Я близка к разгадке!

В дом меня пропускают, едва замечают: всё же, белые с золотом одеяния достаточно приметны, да и они ждут от меня вестей. Не замечая обстановки вокруг, потому что она совсем не важна для дела, я оказываюсь пред хозяином дома.

– Дедушка Чжэн, – обращаюсь к нему так, как сами велели называть. – Ваша супруга… кем она была?

Под утро удаётся найти всех пропавших юношей: укрытые полотном из тёмной энергии, они лежат на дне озера и дышат, сохранённые живыми техникой столь злой, что я не могу к ним прикоснуться. Чжао Цыянь сам очищает их от напитавшей тёмной энергии и приводит в себя, пока я стою на берегу и размышляю, из-за чего вообще произошла вся эта череда пропаж.

Много лет назад из бедной семьи была похищена юная красавица и продана охотником за лёгкой наживой в семью крайне богатую. Девушка была столь ранима, что лишилась памяти, но в семье Чжэн, куда её продали, нашла счастье, родила наследнику дочь – но рано скончалась. А дочь её уже родила сына, того самого пропавшего паренька.

Тем временем, её маленький брат так и не смог оправиться от горя, от злости на жителей Фаньжуна, не нашедших её. Кто бы додумался искать её в доме богачей? А сама она дом не покидала, да и слишком скоро погибла. Душа мальчика раскололась, сам он рос не цельным. Осколки души крепли годами и за десятки лет стали достаточно сильными, чтобы так навредить. И пусть, узнав правду о сестре, тот мальчик, торговец маньтоу, собрался воедино и привёл нас к спрятанным юношам, пусть юноши выжили, но тёмная энергия отравила их так сильно, что я не знаю, будут ли они в своём уме когда-нибудь.

– Я закончил, – подходит ко мне Чжао Цыянь.

Усталый, он раздражает меня куда меньше, чем до этого. Чёрная ткань скрывает, но по запаху чувствуется, что его нижние одежды прилипли к коже. Он разминает плечи и тянет спину, когда я захожу ему за спину и делюсь духовной энергией, чтобы быстрее восстановился. Полагаю, сойдёт за спасибо, что не придётся говорить вслух.

– Эй-эй-эй! – на удивление возражает юноша. – Тебе нужнее, – оборачивается ко мне.

Мимолётный взгляд на приходящих в себя потерянных горожан, от которых уже не веет сбивающей с ног тьмой, как прежде, и обратно на Чжао Цыяня сообщает всё, что крутится на языке: потратил своих сил тёмный заклинатель порядочно, и теперь их следует восполнить.

– Поверь мне, со стороны ты куда страшнее, – парень тычет мне пальцем в лоб.

– Не хочешь – не надо!

Сразу вспоминается, как сильно я задержалась и как много дел меня ещё ждёт. Действительно, чего это я энергию на едва встреченного проходимца трачу?! Проходимца, который, однако, мне помог…

– Ван Лилян-а! – зовёт Чжао Цыянь и останавливает за плечо. – Постой-ка!

Развернув к себе, он извлекает из полы… нож. Непростой, ох и ой, какой непростой! Старый, острый и злой. Моя ладонь холодеет, когда заклинатель его в неё вкладывает, пальцы мгновенно примерзают к рукояти, как язык к железу в ужасно морозную зиму.

– Что это? – с усилием приподняв тяжёлый, как куча камней, предмет к лицу, я хриплю и выдыхаю облачко пара.

– Нож убийцы, – поясняет Чжао Цыянь. – Его владелец жил несколько веков назад. Пишут, что на его счету тысячи жизней.

– И зачем ты показываешь мне его?

Оружие, подобное этому, считается бесценным. У ножей убийц всегда есть душа, яростная и напитанная затаённой злобой убиенных. Чем больше убитых – тем опаснее и острее клинок. И если это оружие забрало тысячи жизней, то…

– Я тебе его дарю, – вот так разбрасывается сокровищем Чжао Цыянь. – При желании, хватит и касания, чтобы отрубить палец. И он безошибочно притянет тебя к тёмной энергии, когда ты сама её даже не учуешь.

С трудом, но я выпускаю нож из рук, и тот падает в песок.

– С чего бы подарки? Тем более, такие? Я не возьму!

– Правильно, первый раз откажись. Откажись ещё второй, а потом поднимай и забирай себе, красавица, – он не спешит наклониться за клинком, словно по-настоящему, так вот просто отдаёт его.

– Я не возьму.

– Возьмёшь, ведь я его не заберу.

Он достаёт из ножен меч и встаёт на него.

– Тебе ведь будет жалко оставить такую вещь здесь, правда? Представь, что будет, если его кто найдёт. Сколько же невинных тогда погибнет, а?

– Ты!..

– До встречи, Ван Лилян-а!

Он улетает слишком быстро, чтобы имело смысл пускаться за ним в погоню. Нож приходится с крайней осторожностью поднять и отнести на Нинцзин на хранение. А дома, как и ожидалось, поджидают очередные неприятности!

В распахнутые двери покоев с тренировочной площадки долетают звон мечей, кряхтение и стоны, к которым я без нужды прислушиваюсь – утренняя тренировка в самом разгаре. Во дворце Безмятежности или Великолепия в это время наверняка можно услышать музыку, тот способ духовной практики, который в главном дворце не прижился. Жаль, потому что сейчас я бы с превеликим удовольствием послушала что-то успокаивающее, а наведаться в обитель шишу Бая нет возможности.

– Тебя бы познакомиться с какой-нибудь лисицей, – Ян Гуйцзу подкладывает мне мяса в рис. Не в первый раз: в плошке образовалась уже горочка из кусочков, которые я не смогу проглотить при всём желании.

– У тебя и они в знакомых водятся, шисюн? – вырванная издалека, куда отстранилась, я откладываю палочки, но старший соученик вкладывает мне их обратно в ладонь и буквально заставляет есть, хотя кусок в горло не лезет с утра. Приходится подцепить немного риса.

– Я же был хозяином порочного базара! – с гордостью напоминает Ян Гуйцзу. Он жуёт с наслаждением и не позволяет мне говорить вплоть до тех пор, пока я не съедаю часть подкинутого мяса.

– И зачем же знакомить меня с лисицей? – интересуюсь и суплю брови.

– А как иначе научить тебя смеяться?

– По-твоему, у меня есть причины смеяться?!

Под давящим взглядом я доедаю всё, что было в плошке, а мне ещё и закуски подталкивают. Их я всё же отвергаю, как бы старший соученик меня ни осуждал.