В последнее время я вспоминаю его чаще обычного. Глубокая ночь, неестественная тишина, ветер колышет флаги винных лавок; на улице лишь заблудший ребёнок… да мальчик в бамбуковой шляпе, протягивающий малышке руку. Был ли он наваждением? Призраком в ночи? Или выдумкой маленькой девочки, рвавшейся на гору бессмертных из родительского дома?

– Глава школы Ван, что вы об этом думаете?

Думаю, что вы все мне чудовищно надоели.

– Думаю, что мы на сегодня закончили, – отвечаю главе дворца Скорби с вежливой улыбкой и едва сдерживаю наползающие на лоб складки: то, что я произнесла вслух, не лучше того, что хотела бы сказать. И то, и другое непозволительно грубо.

Мою ошибку, разумеется, не оставляют без внимания.

– Глава школы Ван, их поведение вызывает вопросы… – решает вмешаться в обсуждение глава дворца Великолепия, и у меня во рту становится кисло. Когда шишу Люй открывает рот, значит, всё действительно плохо!

– Они никого не убивают, верно? – прерываю я. – Напротив, помогают. Должно ли нам тревожиться сейчас?

Раздражение в моих словах столь явно, что даже глава дворца Нравственности, не склонный присматриваться к настроению окружающих, хмурит кустистые брови и щурится. Я стискиваю кулаки под рукавами, судорожно размышляя, как исправить положение, когда шишу Бай поднимается и, уважительно попрощавшись, покидает зал, вынуждая остальных поступить так же. Глава дворца Безмятежности – старший заклинатель своего поколения на совете, его речи и поступки имеют вес, а мои… Мало быть старшей по положению, без опыта навязанное положение ничего не стоит.

Я прячу лицо в ладонях, сгибаясь под грузом наваленных обязательств. Не успев походить в старших адептах, я стала главой школы в непростые времена. Внешние проблемы, внутренние проблемы, лежачие, ходячие…

Со стороны дверей раздаются нарочито громкие хлопки, и мне с тяжким вздохом приходится оторвать руки от лица – пожаловала ходячая.

– Занимательное было представление! – Ян Гуйцзу уверенно входит в зал и, подхватив чужую подушку, бросает её у моего стола. – Но мне не хватило зрелищности, шимэй!

Под мышкой у него зажата пара ароматных кувшинчиков. Рухнув на подушку, он без стеснения ставит один передо мной и прилипает губами к другому кувшину.

– Шисюн, – я подавляю неприязнь и отодвигаю вино подальше, – где ты их взял?

Ян Гуйцзу строит удивлённую рожицу, будто не понимает, о чём я его спрашиваю, и спустя несколько глотков отмахивается:

– Нашёлся кто-то добрый!

Я тру виски. Добрые ученики, приносящие из поселений вино, пряности и сласти осуждённому брату по учению, действительно находятся. Ян Гуйцзу удалось обаять многих в главном дворце с того злополучного дня, как его судили. Он проявил поразительно участие к обучению младших учеников, и сколько бы крови на его руках ни было, ему начинают доверять. Решение пощадить его выглядит правильным, однако…

– Знаешь, тебе следовало достать меч, – насмехается шисюн Ян. – Шишу Бай так не вовремя тебя остановил! Шишу Юаню или шишу Люй не помешало бы подрезать рукава!

– Я не собиралась никому ничего подрезать! – вспыхиваю, смахнув со стола неоткупоренный кувшин. То, что он разбивается, приносит мне странное удовлетворение.

Ян Гуйцзу поигрывает языком:

– Такое славное вино, шимэй, такое славное. Лишаешь последних радостей!

– Эта шимэй знает, что радостей у шисюна достаточно! – Потерев нос, я неохотно интересуюсь: – Зачем ты пришёл, шисюн?

Тень скрывает юное лицо, когда он кривится:

– В одной комнате дворца ночью было светло как днём. Не объяснишь, как так вышло, шимэй?

– Шисюн может проявить хоть немного почтения? – облегчение, принесённое разбитым сосудом, мгновенно испаряется, и я вперяю взгляд в лужу с осколками, похожую на мою жизнь.

– Я крайне почтителен, глава школы Ван, – хмыкает Ян Гуйцзу. Под моим мрачным взглядом он предлагает: – Почему бы тебе не спуститься с горы, шимэй? Ты сама помнишь, когда в последний раз на кого-нибудь охотилась?

Нахмурившись, я пытаюсь припомнить, какого духа наставила, какого демона отогнала или какого монстра усмирила хотя бы за этот год, и с досадой осознаю, что если кто и был, то за упрёками старших мастеров, попытками защитить учителя и Ян Гуйцзу от представителей других учений и наставлением учеников никого не видно.

– Не помнишь, значит, – заключает шисюн Ян. – Мне тут напели, что в городке неподалёку пропадают молодые мужчины…

– Как давно? – подскакиваю, рукавом отправив книги и свитки в полёт. Рвано вздохнув, подбираю с пола: – Почему я узнаю только сейчас? Надо кого-нибудь послать!..

– Шшшшш! – Ян Гуйцзу стремительным движением отбирает всё сваленное и прижимает мне палец к губам. – Весточку принесли не больше часа назад, во время чудного собрания. А послать я уже нашёл кого – тебя!

Он небрежно возвращает всё на стол и стряхивает с ладоней несуществующую пыль. Её нет, ведь я обращалась к этим правилам и записям бесчисленное количество раз. Я выучила всё наизусть и переписала бы не единожды, если бы потребовалось. Но как бы то ни было, подобное отношение к древним текстам злит.

– На Нинцзин хватает учеников, – я прячу руки в рукава, – расскажи подробнее до того, как я решу, кого отправить.

– Ты запылилась, шимэй, – шисюн Ян хмурится. – Потому я расскажу лишь тогда, когда ты сама решишь спуститься с горы.

– Это бесчестно!

– Я демон, забыла? – ухмыляется Ян Гуйцзу. – Мне мало известно о том, что такое честь.

Бороться с ним взглядами бессмысленно – проигрываю. Спрятав книги в бездонный рукав, я сбегаю из зала совета, и он не следует за мной.

Путь к библиотеке главного дворца лежит через многочисленные залы и учебные комнаты, распахнутые летом. Ветер гуляет по коридорам и покоям, пока младшие ученики, отдыхающие после утренних занятий, мастерят фонарики и воздушных змеев с разрешения старших учеников. С улицы доносится чистый смех тех, кто уже закончил с работой и имеет возможность поиграть. Как бы я хотела…

– Учитель, – заметив меня на пороге, Фэн Цзяньсюэ делает знак рукой, и адепты приветствуют:

– Дашицзе!

Я слабо улыбаюсь – не я брала ребят в ученики, не меня им звать учителем, и это радует.

– Утренняя тренировка принесла пользу? – я захожу в комнату и рассматриваю плоды их трудов.

– Они умницы, дашицзе, – подходит ко мне шимэй Вэй. Мы стали ученицами главного дворца в одно время, и она дружески трогает меня за напряжённые кисти. По старой памяти. – Не хочешь к нам присоединиться? Ты же любишь воздушных змеев.

– Правда, учитель? – Фэн Цзяньсюэ удивляется наравне с младшими учениками.

– Правда, – я вздрагиваю, не ожидая услышать этот голос сейчас.

За моей спиной стоит Нин Хэфэн.

– Учитель, – с надломом произношу под его изучающим взглядом.

Пока другие ученики приветствуют наставника, я с облегчением замечаю, что его веки посветлели и не выделяются на лице красными пятнами:

– Эта ученица счастлива, что вы спали дольше обычного.

– Эта ученица подарила мне свой сон? – укалывает меня Нин Хэфэн.

Я скольжу рвущимся наружу языком по плотно сомкнутым губам.

– Слышал, ты отправляешься за пределы школы, – он рассматривает фонарик одного из шиди и аккуратно поправляет рисунок на нём изящными мазками подобранной со стола кисти. Юноша сияет благодарностью и показывает фонарик сидящему рядом приятелю, тыча пальцем в бумагу и рискуя размазать чернила. – Будь осторожна, ты давно не бывала снаружи.

– Я не… – плечи дёргаются в негодовании!

Нин Хэфэн вскидывает руку – они с Ян Гуйцзу что-то решили вместе ещё до того, как шисюн завалился ко мне!!! Решили и…

И я не вправе обвинять учителя при моих братьях и сёстрах по учению. Стиснув зубы, храню молчание до того, пока мы не уходим в библиотеку вместе и не остаёмся наедине среди знаний, что сотни лет собирались здесь. Для простых жителей Поднебесной срок долгий, но для заклинателей дни бывают столь же скоротечны, сколь взмах крыла бабочки.