Сандер пытался что-то возразить, говорить, что в моем положении не стоит. Но я не стала слушать его. Со мной сложно спорить.

Я знала, что сейчас должна сделать это.

Знала, что сейчас безопасно. Этот мир, эта земля – приняли нас. Жертва – всего лишь немного крови, скорее символично. Все будет хорошо.

Я не боялась. А вот Сандер очень боялся за меня, у него тряслись руки. Я видела, как он напряжен, как нервно облизывает губы, как весь алтарь готов разнести, если вдруг кто-то покусится на меня. Немного смешно, немного наивно – он бы не смог помешать. Но я все равно ему за это очень благодарна.

За заботу.

За его огонь и его тепло.

За то, что всегда рядом и готов помочь.

Ему нелегко приходилось. На него разом свалилось столько дел, столько ответственности, столько долгов. И нужно как-то решать…

За эту весну я видела, как меняется Сандер.

Хотя, пожалуй, не могла бы наверняка сказать, что именно меняется в нем. Он оставался прежним, и в то же время, совсем другим. Старше, наверно, суровее… хотя и спокойнее, вместе с тем. Обретенная сила так действовала на него или обретенная власть? Да, он больше не мальчишка, не заложник, будущее которого темно и смутно. Он герцог теперь без сомнений. Альфред признал его, одобрил то, что он делает. Народ Рёйгена признал. Все мелкие лорды Рёйгена принесли Сандеру присягу, поклялись верно служить.

Сандер менялся.

Наверно, я менялась сама.

К концу весны мой живот стал уже отлично заметен под любым платьем, я чувствовала, как новая жизнь растет во мне. Так непривычно, странно… Я так хотела радоваться этому, прислушиваться, но до конца радоваться не могла. Знала, что все будет хорошо, но смутные сомнения все равно вылезали из дальних углов и не давали покоя. Моя мать, моя бабка… нельзя так просто взять и отмахнуться от всего этого.

Сандер говорил, что никому и никогда не отдаст меня. Он обнимал меня, прикладывал ухо к моему животу, слушая… пока там сложно что-то расслышать, кроме бурчания. Но ему все равно нравилось. «Даже не думай о плохом, – говорил он. – Ты еще должна меня пережить. А я в ближайшие лет сорок помирать точно не собираюсь, у меня большие планы». Улыбался. И я улыбалась в ответ.

Да, у него планы. Он собирался сделать все, чтобы пророчества сбылись. А если не будут сбываться, то подыграть.

Если не удалось родиться в правильный день, то фейерверки и синие пламя в небе можно устроить в нужную ночь как надо. Ритуальная смерть и ритуальное рождение заново, как истинного правителя.

Последние несколько дней перед летним праздником Сандер ходил, словно задумав хитрую шалость, глаза блестели. Он был уверен в себе. И даже если не слишком уверен, то готов рискнуть. Говорить об осторожности тут не имело смысла. Творить самоубийственные глупости – его суть.

Танцы вокруг костров. А потом – ночь в поле.

Танцевала я вместе с ним. В огонь особо не лезла, я не очень готова к такому, несмотря ни на что. Но прыгать через костер прыгала, тем более, что Сандер надежно поддерживал меня. Мне даже и прыгать-то особо не нужно, он переносил. С ним – легко.

А вот в поля меня не взял. «Нет, – сказал твердо. – Смерть, пусть и не настоящая, сейчас не для тебя. Не надо». Не послушаться невозможно. Я отлично понимала, почему так, и, в целом, была согласна… Но волновалась все равно. Я не буду видеть, не буду знать как он.

Но буду чувствовать, и это немного успокаивало.

Да, я чувствую не только мир вокруг, но и его тоже, как часть себя. Я знаю, даже не видя, когда ему радостно, когда ему плохо. Если хорошенько прислушаться, я чувствую, как бьется его сердце.

Все будет хорошо.

«Приходи ко мне на рассвете», – сказал он. «Обязательно приходи».

Огонь в синих глазах.

На самом деле, это оказалось страшно.

Именно чувствовать – что происходит с ним. Потому, что для того, чтобы все вышло как надо, смерть должна совсем близко подойти. Заглянуть в глаза. «Не бойся, – сказал он. – Я ходил на Пустоши, сейчас почти то же самое. Ничего нового не произойдет».

Я знаю, Сандер боялся смерти, хоть и никогда не признался бы в этом сам.

Все боятся.

Но наша магия, так или иначе, замешана на крови. Приходится мириться с этим.

Напоить землю своей кровью, отдать всего себя…

Я не пошла за Сандером, но все равно отошла в сторону, сейчас хотелось побыть одной. Пока все танцуют, поют и водят хороводы вокруг костров, я сижу, завернувшись в теплое одеяло на холме. Смотрю на звезды.

Сегодня такая тихая ночь.

Словно весь мир раскинулся передо мной…

Я жду.

Я знаю, что сейчас будет, и все равно, вздрагиваю, ощутив чужую боль. Его боль. Сердце сжимается. «Как плуг в землю…» Он режет руки сильно и глубоко, так, чтобы наверняка… Все почти взаправду. Ложится в траву. Закрывает глаза. Течет кровь… не остановить…

Мне страшно.

Смерть подходит ближе, заглядывает в глаза.

Я чувствую, как быстро бьется его сердце. И мое тоже отчаянно бьется.

Он ведь не может умереть так. Такие, как мы, вот так – не умирают.

Я чувствую его дыхание – чуть рваное, напряженное… невозможно расслабиться. Но потом все ровнее. Тише.

Я сижу, закрыв глаза…

Я дышу вместе с ним. И кружится голова. Его дыхание почти замирает.

Все тише…

Жизнь уходит, утекает из него, из меня тоже… Я не могу, это так тяжело… Мне кажется, это сама длинная ночь в моей жизни, потому что так ждать – невозможно. У меня не хватает сил. Я сижу, потом хожу кругами, не понимая, чем занять себя. Потом расстилаю свое одеяло на траве, ложусь, смотрю на звезды. Только нельзя спать…

Да я и не усну сейчас, столько мыслей в голове. Заснуть невозможно.

Звезды над головой… Мне кажется, они поворачиваются там… вокруг меня… невероятно.

Я слушаю дыхание Сандера где-то далеко, едва уловимое. Иногда начинает казаться, что я перестаю слышать, что он не дышит… но нет, потом я слышу снова. Он знает, что делает. Всегда знал. И я должна верить ему.

Холодно… я заворачиваюсь в одеяло по самые уши. Трава покрывается росой…

Одно счастье, что летние ночи коротки, а эта – самая короткая в году.

Еще немного, и небо начинает сереть на востоке.

И тогда – я могу больше не ждать.

Я встаю и иду искать его. Хочется бежать, звать, но рано еще, ночь не отпускает.

Подойти я смогу только, когда первый луч солнца коснется горизонта.

Я вижу издалека.

И даже сначала не вижу – чувствую его. Я знаю – вот, он там, в траве.

Осторожно, сама почти не дыша, подхожу ближе.

Чуть розовеет небо.

Сандер лежит совсем белый и неподвижный в неясном предрассветном свете. Словно мертвый. Я не вижу дыхание, только слышу в своем сердце… чуть-чуть… Сандер в траве, раскинув руки… Роса лежит на нем… на волосах, на ресницах.

Немного страшно.

Он даже не здесь сейчас. Он где-то там, на Пустошах, куда уходят мертвые. Но он вернется…

Я раздеваюсь сама. Подхожу и ложусь рядом, кладу голову ему на плечо. Он такой холодный… белые губы… я…

Так хочется потрясти его, обнять, согреть, убедиться, что он живой…

Но нельзя сейчас.

До слез. Не могу ничего сделать с собой, слезы льются. Словно я оплакиваю его. Всхлипываю.

– Я люблю тебя… – говорю шепотом.

И вдруг понимаю, что он улыбается. Совсем чуть-чуть, уголками губ. И это почти безумно.

И делает глубокий вдох. Судорожно. Словно выныривая из глубины, словно давно не мог дышать. Хватает ртом воздух. Вздрагивает. Его мелко трясет от холода. Но сердце снова начинает биться ровнее и чаще, я прижимаюсь ухом к его груди, слышу отчетливо.

Рассвет.

Живой. Все хорошо.

Сандер поворачивается ко мне. На мгновение мне кажется, – его глаза совсем черные, без белков, это пугает… но стоит моргнуть и наваждение уходит. Он просто улыбается мне.