Я все же потянула его за руку.

– Зачем ты делаешь это?

– Хочу понять, выйдет ли у меня, – Сандер кривовато улыбнулся. – Ты же знаешь, что изначально на празднике танцевали не вокруг костров, а в самом огне?

Меня аж передернуло, нехорошо стало.

– Зачем, Сандер?

– Впечатлить народ, – он усмехнулся. – Чем больше народ любит своего лорда, тем больше силы лорд получает. А мне сейчас очень надо. Ты же видишь, что после того, как мы ходили к Камню с тобой, твари немного успокоились. Благосклонность Камня многое значит. Если я получу еще, то, может быть, твари уйдут совсем… Ну, пусть не совсем, но люди будут жить спокойно. В Данхаре спокойно не потому, что мой дядя так силен, он не намного сильнее меня. Там спокойно, потому что народ его любит и поддерживает во всем. На самом деле, в этом есть немного магии… но по большей части он покупает народную любовь. Раздает хлеб бедным, устраивает приемы и пиры. Он может себе это позволить. Я – нет. Мне нечего раздавать. Все, что у меня есть – это личная дурь. И если я не могу дать хлеба, то, по крайней мере, зрелище я могу попытаться…

– Но ты не уверен, – сказала я. Все же потянула его за руку, вытянула из огня. – Если бы был уверен, не сидел бы сейчас здесь.

Рука горячая.

На шее напряженно бьется жилка.

– Не уверен, – согласился Сандер. – Давай я покажу. Не бойся, сейчас ничего не будет.

Он отобрал у меня руку.

– Пробежать по костру я могу, хоть голыми ногами, тут ничего…

Он сунул руку в камин обратно и прямо пальцами поворошил угли, потом показал мне.

Ничего. Только черная сажа.

Продолжение будет… у меня что-то нехорошо заныло сердце.

– Это уже немало, – сказала осторожно.

– Этим никого не впечатлишь. Все будут прыгать через костер, и если я пробегусь по нему ногами, никто даже не заметит. Нужно много больше, чтобы все успели разглядеть и проникнуться. А больше…

Он сунул руку в угли, прямо туда…

Да что ж ты делаешь! Мне хотелось заорать.

Но даже так ничего сначала… но потом я вижу, как начинает дрожать рука, как он сжимает зубы.

– Прекрати! – я дернула его.

Еще немного, и он сдался. Вытащил руку. Развернул передо мной… хотя пальцы не разгибались толком.

В саже и золе.

Ожоги в двух местах. Не такие сильные, но совершенно отчетливые. У большого пальца кожа треснула…

– Долго я не могу, – сказал Сандер, вышло хрипло, больно ему. – У всего есть предел. И до завтрашней ночи надо придумать, как этот предел перешагнуть.

Я потянулась, обняла его.

– Не надо, Сандер, не делай больше так, – попросила тихо. – Я боюсь за тебя.

Да, мне было страшно немного. Все эти разговоры…

Хотелось спокойствия. Чего-то простого. И ни о чем не думать. Хоть немного не думать обо всех этих тварях, всех ужасах, об огне. Прижаться к нему…

Что еще у меня осталось?

– Иди ко мне, – шепнул Сандер, поцеловал меня в висок, потерся носом.

Он отлично чувствовал все это. Сгреб меня в объятья, глаза его снова азартно засияли. Осторожно уложил меня рядом с камином на ковер.

И руку в саже об себя вытер, усмехнулся.

Поцеловал меня в губы.

– Не нужно за меня бояться.

Подтянул ближе к себе. Улыбаясь. Его пальцы уже скользнули под мое платье. И сопротивляться этому нет ни желания, ни сил. Даже думать о том, что кто-то может войти… нет, не выходит.

В конце концов, он мой муж, и мне с ним так хорошо.

Потом, ночью, он ходил к Камню, я знаю. Один. Не стал брать меня в этот раз, не стал будить. Да, спали мы вместе. Впервые, как вернулись в Ормхольм. Я просто не стала уходить. Не захотела, не смогла. Рядом с Сандером было спокойнее.

И еще спокойнее от того, что пока он рядом – точно не выкинет какую-нибудь дурь, я все вижу.

Но ночью он ненадолго сбежал все равно. Я проснулась, когда скрипнула дверь. В постели никого.

Он ходил к Камню. Я не могла видеть, конечно, но я это чувствовала. Это как-то отдавалось у меня внутри… предчувствие, или что-то еще. Смутные видения. Мы ведь теперь связаны, и не разорвать.

Не знаю, что у него вышло… Я смотрела в окно… видела легкие всполохи синего огня в небе над башней, но не могу сказать, что это значит. Получилось? Должно получиться. Если уж Камень принял, то не откажется так просто. Вопрос лишь в том, чем это сможет Сандеру помочь.

Костры во дворе.

Еще немного, и все начнется. Уже собирались люди, музыканты начинали понемногу играть. Все в цветных нарядах, цветных лентах, медвежьих и волчьих шкурах, взволнованные. Сегодняшняя ночь во многом определит, будет ли зима суровой. Чем радостнее ты поешь, тем лучше, тем ближе весна. Хороводы в круге костров – словно танцуешь в огне. Дети, зачатые в эту ночь, считаются самыми сильными и счастливыми. И даже если после этой ночи женщина родит не от мужа, никто не вправе ее осуждать. Сегодня можно все. Нужно радоваться.

А отказывать танцевать нельзя. Если тебя позовут в танец – нужно идти. Конечно, и против воли тянуть нельзя тоже, сегодня все по любви.

Год назад я впервые поцеловалась… с Уиллом. Словно в другой жизни. Конечно, дальше поцелуев тогда не зашло, но мы танцевали, взявшись за руки, и вместе прыгали через костер.

Где Уилл сейчас?

– Готова? – Сандер подошел тихо, я и не слышала. Обнял меня за талию.

– К чему?

– Почтить богов! – широко ухмыльнулся. Глаза его как-то напряженно поблескивали, сосредоточенно и чуть-чуть безумно, это плохо сочеталось с веселой улыбкой.

Он пришел босиком. Тонкие льняные штаны, подвязанные у колен, и широкая беленая рубаха, какие надевают сегодня простые люди, расшитая цветами у ворота. У меня тоже такая под меховым плащом… почти такая, только шелковая и чуть длиннее, чуть ниже колен. И высокие сапоги. Я все же прыгать босиком не готова, сейчас слишком холодно, а через костер прыгать – горячо будет.

– Рубашка у тебя красивая! – Сандер осторожно под плащ заглянул, понимающе поднял бровь. – А под ней ведь ничего?

Я фыркнула, но позволила ему погладить, потрогать и убедиться.

Ничего под ней.

Я тоже планирую почтить богов сегодня! Так что давай, Сандер, без глупостей, у тебя должны остаться силы для меня. И рубашку на голое тело я тоже специально для тебя надела.

– Только не при всех, – шепнула, обняла его.

Он засмеялся.

– Тогда чуть-чуть подождать придется.

– А ты, я смотрю, совсем страх потерял? – Ульрих окликнул его, подошел. – В огонь лезть собрался?

На Ульрихе узкий парчовый кафтан по столичной моде, расшитый золотом. Шикарный, праздничный, в таком только на балах степенно танцевать, а не у костров отплясывать. Он смотрится здесь чужим. Но Ульрих и не пытается своим казаться.

Это Сандера, пожалуй, сейчас от местного парня не отличишь, а если цветочки на рубашке не разглядывать, то и вовсе за какого-нибудь конюха принять можно.

Интересно, что сапоги Ульриха – на высокой подошве, из толстой кожи, к такому кафтану не слишком идут. И еще меньше идут к шелковым кружевам. Огнеупорные? Не зря же он их надел.

– Ты тоже подготовился, – Сандер кивнул на эти сапоги, меня отпускать не подумал, так и обнимал, просунув руку под плащ, обхватив, тихонько поглаживая мою спину. – Ллорские? В них магии, небось, столько, что на горячих углях спать можно.

Ульрих весело фыркнул.

– Ллорские, – согласился. – Я и не скрываю, мне ни к чему. И магия хорошая, еще с тех времен, как и твое колечко.

Ухмыльнулся криво.

И сам на руку Сандера кивнул. Кольцо у Сандера только одно, простое, старое, с данхарским узором. Которое в бою защищает? Или не в бою?

Сандер, я видела, только чудом удержался, чтобы не дернуться, руку не спрятать. Пальцы дрогнули и сжались в кулак под плащом. Меня отпустил.

Не в бою, значит. Что не так?

– Действует колечко, я смотрю, – сказал Ульрих. – На жену точно действует, она к тебе так и льнет. Что ж… Или ты хочешь сказать, что это исключительно твое личное обаяние?