Он молчаливо смотрел, как с колдуна грубо срывают рубаху, стягивают штаны, оставляя в одном пыльно-кремовом исподнем. Как же повезло ему оказаться в своём доме, а не в сырой камере.

— Так вот до чего ты опустился! — противно засмеялся колдун.

Костлявое тело, покрытое светлыми пятнами на животе и лодыжках, вздрогнуло, точно от судороги.

Но Тубал не решался подойти.

— Ну, что скажешь? — ухмыльнулся Абрихель, глядя ему в глаза.

Он жадно втянул воздух через нос и поморщился, будто учуял вонь. Разочарованно покачал головой.

— Не нравится?

— Всю одежду, — сказал Тубал.

В приюте ему часто приходилось слышать, что даже самый могущественный человек, если его раздеть догола, становится ничтожным и униженным.

Униженным — возможно, но точно не ничтожным.

Тубал осмотрел колдуна. Сидящий на полу, удерживаемый под руки, нагой, со съёжившимся фаллосом в окружении густой тёмной поросли на лобке, Абрихель всё ещё выглядел грозным.

Проклятый адепт!

Усилием воли Тубал заставил себя наклониться, достаточно близко, чтобы слышать дыхание колдуна.

— Ты жалок, — процедил Абрихель и попытался плюнуть в него, но промахнулся.

А затем пнул Тубала в голень. Удар получился не сильный, но его хватило, чтобы капитан отскочил и инстинктивно потянулся за револьвером; его люди никак не отреагировали. Абрихель смотрел на него с издёвкой…

Тубал погладил кобуру на поясе. В порыве он едва не забыл, зачем пришёл.

Колдун снова дёрнулся вперёд, хищно оскалив окровавленные зубы.

— Я понял… — неожиданно спокойным, почти обречённым голосом произнёс он и выгнул спину, скривившись как от боли. — Ты хочешь отыграться за прошлое.

Тубал зло смотрел на него. Когда он узнает всё, что ему нужно о Калехе, стоит навсегда избавиться от мерзкой змеи.

Эта мысль придала сил, заставила улыбнуться.

Некоторое время он стоял, не говоря ни слова, и задумчиво глядел на повисшего на руках багроводесятников Абрихеля. Снаружи прогремел одинокий грузовик, оставив просачивающийся сквозь приоткрытые двери запах пыли и солярки. От дурманящей вони закружилась голова, и даже колдун, казалось, перестал осознавать что-либо, пока капитан не заговорил.

— Что, Абрихель, — спросил Тубал, — каково это, быть в роли скованного? Ведь теперь, когда первосвященник попал в опалу, адепты сделались виновными во всех смертных грехах. А всё — ваша непомерная гордыня! Вы могли спасти Кашадфан от яда лжепророка, но предпочли строить свои козни против президента. Есть в этом справедливость, не находишь?

Абрихель опустил голову.

— Справедливость? — прохрипел он.

Какой же сладкой может быть власть над своим злейшим врагом!

— Ну да… — продолжал Тубал, не сдерживая улыбки, глядя на обессиленного колдуна. — Такой безбожник как ты… Я ведь говорил, что чту заветы Спасителя? Наконец-то я смогу исполнить свой долг. Хотя и мне пришлось блуждать в потёмках, но это ты и сам знаешь.

Продолжительный булькающий кашель.

— Я знаю, да.

— Как всё замечательно складывается, — сказал Тубал, подавляя дрожь в руках, — ты не заметил, Абрихель? Ты знаешь, чем всё закончится. И наверняка знаешь, зачем тебя схватили.

— Шёл бы ты дальше углы сторожить.

— У меня нет никакого желания истязать тебя — я не палач. Но если ты ещё раз посмеешь дерзнуть мне…

Тубал ударил его наотмашь по лицу, и ещё раз, пока не убедился, что колдуну больше не до насмешек. Затем продолжил:

— Пару месяцев назад ты виделся с… Калехом.

Торжествующее настроение капитала улетучивалось, будто вода в раскалённом котле. В сердце кольнула внезапная вспышка беспокойства — похоже, колдун всё ещё вёл свою игру, и делал это очень умело.

— И что? — Абрихель опять закашлялся.

— Я хочу знать больше о вашей встрече. Хочу знать то, что узнал ты.

«Мерзость». Любое упоминание колдовства вызывало у Тубала отвращение. Ещё хуже было связывать нечистое искусство с человеком, которому он когда-то верил и считал своим проводником к истине. Много лет назад Калех выглядел для него оплотом покоя и справедливости. Тубал хотел бы тогда отказаться от всего, чтобы верить ему, следовать за ним…

Но теперь он видел ясно.

— Похоже, — продолжал Тубал, — ты был прав насчёт него. Он затуманил людям головы своим колдовством? Скажи мне!

Абрихель смотрел на него снизу вверх так, словно следил за забравшимся на вершину башни ребёнком. Тубал терпеливо стоял над ним, чувствуя, как начинает затекать спина.

— Какое мне до этого дело? — проскрипел Абрихель.

«Да как ты!..»

— Не пытайся сбить меня с толку своим лживым безразличием! — вспылил Тубал. — Думаешь, что ты лучше меня просто потому, что умеешь наводить морок? Или, может, в тебе кровь чище моей?!

Тубал коротко шикнул, возвращая контроль над эмоциями, и заговорил снова:

— Подобные тебе взбираются по головам и плюют сверху. Вот только я знаю, что есть кое-что, за что каждый из вас трясётся… Посмотрим, сколько равнодушия в тебе останется, если я лишу тебя этого.

Он взял у одного из багроводесятников нож, присел на колено и приставил сверкающее лезвие к паху Абрихеля.

— Ну что?! Что? Теперь тебе есть дело, Абрихель? Поверь, как много сейчас твоих силах! Этот Калех, он колдун? Всего один ответ, Абрихель — ты спасёшь и страну, и своего дружка…

— Я ещё увижу твой труп, — прошипел колдун. — Увижу.

Тубал раздражённо дёрнул рукой, оставив на коже небольшой порез. Абрихель сглотнул и закатил глаза.

— Да, Калех один из адептов! Решил задачку?

— Возможно… Конечно же! Никто из людей не встанет на сторону колдуна, тем более отвернувшегося от Храма. Но, хм… Как он это делает? Жесты, щелчки пальцев, взмахи рук?

— А разве можно как-то иначе? Вижу, ты так и не избавился от страха, Тубал.

Тубал раскрыл рот и, размахнувшись, ударил колдуна по щеке.

— Заткнись! Сегодняшний день изменит историю… Впрочем, довольно слов. Мне надоело смотреть на твою ничтожность. Пусть тобой занимается моя помощница.

Абрихель повис тряпичной куклой; вид у него был, точно он смотрел на Тубала с борта тонущего корабля. И всё равно умудрялся выглядеть победителем.

Тубалу начало становиться не по себе.

— Передавай привет Калеху, — безразлично произнёс колдун.

Да в чём же дело? Капитан недоумевал, что настолько униженный, беспомощный и избитый человек продолжает говорить с ним в снисходительной манере.

— Не сомневайся, — бросил Тубал, скрипнув зубами. — Он узнает обо всём, прежде чем получит то, что заслуживает.

Тубал развернулся и решительным шагом пошёл к выходу. Его люди, за исключением Пустой, поплелись следом. Дверь распахнулась, и солнечный свет залил тёмный коридор жилища колдуна; обернувшись, Тубал разглядел лицо Абрихеля. На миг ему показалось, будто увидел ухмылку на его губах.

В мыслях восстала картина идеального города, в котором не останется места для колдовской мерзости, а праведность и честность будут вознаграждаться по заслугам.

«Я очищу этот город ото лжи. Остался лишь один шаг…»

***

После случая на заброшенном складе он целый месяц практически не выходил из дома. Бывало, что Гольяс просил его сходить в лавку за продуктами — тогда он без возражений собирался, исчезал на некоторое время и возвращался с полной торбой. Вряд ли что-то задерживало его по пути. Почти все часы, за исключением сна и немногословных трапез, он проводил в своей комнате, сидя на полу и закрыв глаза в глубокой задумчивости. Вспоминая первые дни знакомства с ним, Гольяс ощущал себя родителем, ухаживавшим за большим ребёнком. Сейчас он словно заботился о древнем старике. Не раз, и не два задавал вопрос, что он, Гольяс, может сделать, чтобы помочь.

Тот же только отшучивался или многозначительно молчал.

Гольяс совершенно отчаялся и решил опустить руки, пока друг сам не попросит о помощи.

Однако этим утром он проснулся от голосов на кухне и сонно приплёлся на шум; Калех оживлённо беседовал с зашедшим в гости Гафуром.