— Неужели тебе совсем не больно, Тубал? — поинтересовался колдун.

На миг выражение лица жандарма стало таким, будто он почивал на пуховой кровати, но тотчас же вернулась гримаса страдания. Но даже это не умаляло его достоинства.

— Больно, — охрипшим голосом ответил Артахшасса.

Абрихель мрачно хмыкнул. Подобные признания особенно забавляли: когда одни с напыщенным видом прятали свои слабости в дальние уголки, другие выталкивали их на поверхность, придавали особую значимость… Как ни странно, но у вторых воля сдавала позже. Тем интереснее.

— Тогда почему? — спросил он. — Почему ты продолжаешь упрямиться?

Жандарм приподнял голову.

— Спаситель завещал, что боль проходит… А служение продолжается.

— Громкие слова для простого жандарма. Ты хоть видел-то эти заветы?

На лице Артахшассы появилось подобие улыбки.

— Я хорошо помню заветы. Как и всё Писание.

— Неужели? — усмехнулся Абрихель. Сам он читал Писание уже очень давно. — Откуда?

— Настоятель приюта, в котором я вырос, подарил мне его, когда мне исполнилось десять. Простая, но красивая книга. Это был единственный подарок, на который могли рассчитывать дети. И каждую неделю потом настоятель заставлял нас учить наизусть главы из Писания.

— Вот как? И каково тебе было?

Жандарм опустил глаза и поёжился, как от холода.

— Я боялся его… Мы все боялись.

— Боялись?

— Нас постоянно наказывали за ошибки и забывчивость. Поощряли насмешки над другими. Хотели, чтобы мы жили в страхе перед священной книгой… Настоятель говорил, что только так можно взрастить праведность. Особенно в таком ублюдке как я.

Жандарм посмотрел в лицо Абрихеля, точно хотел продемонстрировать, что именно имел ввиду настоятель.

— Он был строгим человеком, иногда даже жестоким… Но я усвоил урок — мир несправедлив, — поэтому и решил защищать от несправедливости тех, кто слабее.

Абрихель, не скрывая скуки, потёр пальцами горло.

— Защищать слабых, значит…

Он подошёл ближе. Много лет назад ему хотелось быть похожим на таких сильных и прекрасных героев, как Заал или Хушроб. Сейчас колдун находил изумительную иронию в том, что судьба даровала ему власть над аспектными потоками и — точно в насмешку — слабое, измученное постоянными судорогами тело. Словно в ответ на его мысли, правую щёку на секунду стянул спазм. А прямо напротив — Арташхасса, ладно сложенный, но такой уязвимый и нерешительный внутри… Абрихель бесцеремонно взял его за подбородок и заставил посмотреть на себя.

— Ответь-ка мне, Тубал, ты бы преступил закон, если бы на кону стояла жизнь невинного человека?

— Я… — заколебался жандарм. — Жизнь важнее! Тем более невинного…

— Да ну?

Жандарм в растерянности распахнул глаза.

— Так завещал нам Спаситель.

От этих слов Абрихель искренне и широко улыбнулся. Другого ответа он и не ждал. Спаситель. Просто превосходно.

«Такая предсказуемость. Как этим не воспользоваться?»

Колдун сделал шаг назад и после недолгих раздумий спросил:

— А расскажи мне об этом человеке… Люди называют его Калехом.

Артахшасса вздрогнул, попытался приподняться на цепях. Знал ли бродяга степень собственного влияния на людей? При одном только упоминании его имени они оживлялись, делали всё, чтобы казаться смелее и величественнее, будто речь заходила об их отце или старшем брате. Тщетная попытка Артахшассы в своей трогательности превзошла всё.

— Я не так много знаю, — вновь опустив взгляд сказал жандарм. — Он кажется… хорошим человеком. Умным и искренним.

Медленно выпустив воздух через рот, Абрихель снисходительно посмотрел на юношу. На Артахшассе были лишь серые, выпачканные в пыли, подштанники, и он вздрагивал от каждого залетавшего в камеру сквозняка, сжимался от каждого слова. При этом его бросало от испуга к уверенности, и обратно. «Весь будто на ладони? Как бы не так…» Снисходительность уступила место сдержанному уважению.

— О, он и правда умён, Тубал, тут ты не ошибся. Но что до остального, то, думаю, ты путаешь реальность с отражением.

— Что… что вы имеете ввиду?

— Тебя, как и других, одурачили его речи. Они такие приятные и простые… даже слишком. Сперва я думал, что твой Калех опасно наивен, но теперь вижу, что он опасно умён. — Абрихель сцепил пальцы в замок. — Ты бы посмотрел на его публику со стороны. Кто-то, безусловно, приходит, чтобы покритиковать его, кто-то — из любопытства. Но они приходят. Они слышат его слова, живут с ними и разносят по всему городу.

Несмотря на прохладу в камере, на лбу Артахшассы выступил пот. Несколько секунд жандарм не знал, что ответить. В голубых глазах один за одним мелькали вопросы и сомнения.

— Что в этом дурного?

Колдун фальшиво хохотнул.

— А то, Тубал, что несколько дней назад твои приятели из жандармерии арестовали сумасшедшего, собиравшегося устроить пожар в храме… Хочешь скажу, что он повторял из раза в раз на допросе? Он говорил, что храм старой веры должен рухнуть.

— Но причём тут Калех?

Абрихель закатил глаза, чувствуя себя так, как будто ему приходилось в десятый раз объяснять очевидные вещи.

— Додумай сам.

Как любит говорить этот Калех, ответы внутри.

— Хотите сказать, что Калех подначивает людей к восстанию против Храма?

— Мне пока неясны его цели. Однако точно могу сказать, что он не тот, за кого себя выдаёт.

Робость вдруг сошла с лица жандарма, сменившись обещанием гнева.

— Вы просто пытаетесь очернить честного человека.

— Честного человека? Избавь меня от этой патетики, Тубал. Эти недоумки-жрецы могут сколько угодно брызгать слюной, жалуясь, что какой-то бродяга уводит их паству. Но мы, адепты, знаем, что проблема гораздо глубже, а скоро узнает и первосвященник…

— Конечно же, — пробормотал Артахшасса. — Наверняка, вы уже успели всё разнюхать… И что?

Совершенно неискреннее безразличие.

— Что ж, мне удалось найти людей, которые время от времени наведываются в кишлаки у южных предгорий — Анш, Казедраг, Сукут… Никто там не почитает Спасителя, только духов. Хорошее прикрытие, если учесть, что на юге сейчас неспокойно. Но даже если Калех действительно родился среди духопоклонников, откуда у него такие познания о Спасителе? Поначалу я думал, что ради этих знаний он пристроился жить у моего знакомого библиотекаря. Но нет, старому дураку нечего ему дать, это просто ещё одно прикрытие… О нет, разгадка таится в том, где был Калех в промежутке между своим отрочеством и приходом в Алулим… И это точно не был долгий и утомительный путь отшельника.

— Откуда мне знать, что это не преувеличение ваших же выдумок?! — воскликнул Артахшасса и замотал головой: — Нет-нет! Я вам не верю.

Абрихель пожал плечами:

— Ты ещё увидишь…

Он шагнул вперёд, и Артахшасса буквально вжался в стену.

— Я могу продолжить.

— Мне всё равно.

— Я считаю, что Калех — адепт какого-то храма, не подчиняющегося первосвященнику. Это объяснило бы неплохие познания о Спасителе и его наследии. Вопрос только, изгнанник он либо его прислали намеренно…

Артахшасса раскрыл рот и встряхнул головой.

— Но Калех ведь не маг!

Абрихель нехотя кивнул.

— Я тоже так думал. Однако я наблюдал за ним. В нём есть какая-то сила, но её природа для меня пока — загадка… И я ловил его взгляды. Он явно неравнодушен к моей силе, он хорошо чувствует её.

Взгляд Артахшассы сделался подозрительным.

— Чего вы добиваетесь, рассказывая мне всё это?

— Вот теперь ты начинаешь прозревать. Ты желаешь видеть и задаёшь правильные вопросы.

— Пожалуйста… — устало произнёс жандарм.

Артахшасса далеко не был тем пугливым ребёнком, которого пытался из себя строить. Абрихель медленно прошёлся от одной стены к другой и снова остановился напротив юноши.

— У тебя практически безупречная репутация, Тубал, и портят её лишь твои глупые заблуждения об этом Калехе. Поэтому тебе дали шанс. Я даю тебе шанс. Открой глаза, прикрой сердце — и ты сам поймёшь, что он за человек.