– Но ты себе представляешь, Мария, трудности, на какие мы себя обрекаем, поселившись в такой глуши?

– Да, я все обдумала, когда ты уезжал на разведку. В пропитании здесь недостатка не будет: места достаточно богаты; здесь мы найдем все необходимое, о роскоши, надеюсь, мечтать не будем.

Слова жены произвели на меня странное впечатление. До сих пор мне и не приходило в голову, что можно обосноваться в оазисе; мысль моя изощрялась над тем, как отсюда выбраться. Теперь я как-то сразу просветлел и успокоился. Непрерывная цепь мошенничеств, жертвою которых мы сделались, железная хватка дельцов и спекулянтов, горькие разочарования, постепенное ухудшение нашего положения – все это отбивало у меня охоту к возвращению в цивилизованный мир.

Я все более склонялся к плану Марии.

Наморщив лоб, я постарался взвесить, насколько реален ее замысел, насколько облюбованная женой местность позволит нам довести до конца этот дерзкий план.

Теперь мы знали, что долина изобилует дичью. У нас были карабины и, к счастью, достаточно пороха: моя пороховница, да еще у Франка и Генри по фунту пороха; когда порох и дробь иссякнут, мы придумаем другой способ охоты. К тому же долина представляла собой цветущий сад с множеством корней и плодов; с образцами их мы уже познакомились. Мария, с ее познаниями в ботанике, научит нас их употреблению. Итак, водой и пищей мы обеспечены.

Чем больше я вдумывался в этот план, тем более осуществимым он мне казался. Вскоре я вполне разделял восторженные мечтания моей жены.

Призвали на совет Куджо, Франка и Генри и получили их радостное согласие. Особенно доволен был Куджо, который привык к нашей семье и давно уже не чувствовал себя рабом, а полноправным нашим товарищем; ему отнюдь не хотелось возвращаться в цивилизованные края, где превратности судьбы могли вернуть его в прежнее состояние и где соплеменники его изнывали под бичами плантаторов. Что касается детей, им, конечно, улыбалась привольная новая жизнь.

Опасаясь опрометчивого решения, мы оставили вопрос открытым.

Но этой ночью одно непредвиденное событие склонило нас остаться в долине, покуда не явится возможность переменить ее на что-нибудь лучшее.

Итак, еще вечером я колебался; мне было страшно обосноваться здесь на весь остаток моих дней, без всякой надежды на перемену образа жизни. При всей энергии и изобретательности мы вряд ли сумеем удовлетворить здесь все наши потребности. Даже обработав всю долину, мы будем лишены возможности сбыть куда-либо излишек продуктов.

Надо будет удовольствоваться первобытным накоплением, заранее отказавшись от обмена, от превращения продуктов в товары, от всякой связи с денежным рынком. Меня это смущало, не скрою. Но Мария с чисто женской настойчивостью убедила меня, что от добра добра не ищут, что погоня за деньгами нас погубит и что лучшего места для фермы и плантации мы нигде не найдем.

По-своему она была, конечно, права; но во мне был силен инстинкт накопления, унаследованный мною от фермера-отца; я испытал на себе власть денег, потребности мои были широки и разнообразны, и не так-то легко было сразу отрезать себе путь к успеху, как его понимает современное общество.

– Если бы мы научились, – говорил я, – производить здесь хоть какой-нибудь продукт, хоть какую-нибудь земледельческую культуру, заготовляя впрок ее плоды, с тем, чтобы реализовать их, когда мы войдем в соприкосновение с внешним миром! Только тогда наши труды не будут потеряны и мы заживем счастливо.

– Кто знает, – подхватила Мария, – быть может, нам удастся напасть на такую культуру и создать запасы, о которых ты говоришь. Тогда мы уже не будем отрезаны от хозяйственного оборота страны, и в этой девственной глуши ты будешь работать с сознанием, точно готовишься к переезду в Новую Мексику. А разве там у нас больше шансов, чем здесь? Ведь мы совершенно разорены: придется строить на пустом месте. А тут у нас и пища, и земля – земля, которая сама плывет в наши руки, земля, за которую не надо платить. Нигде мы не найдем ничего подобного. Здесь мы построим наш очаг, Роберт, и кто знает, как развернется наше хозяйство в пустыне!

При этих словах мы рассмеялись. Мария, конечно, пошутила, не придавая особого значения своей шутке.

Наша беседа затянулась, и время клонилось к полуночи. Когда взошла луна над восточными холмами и мы уже собирались улечься спать в фургоне, мы заметили одно чрезвычайно странное обстоятельство и вскрикнули от удивления.

Как вы уже знаете, в год нашего прибытия на месте теперешнего озера был зеленый луг, покрытый кустарниками и деревцами. По луговине бежал источник, тот самый, который сейчас впадает в озеро и направляется вниз. Но в те времена берега ручья были совершенно плоскими, и вода текла по неглубокому руслу. Еще в пути, сидя вокруг костра в лунные ночи и разглядывая дальнюю гору, мы заметили этот ручей, блестевший серебряной змейкой на фоне темной зелени. Но теперь, к нашему великому удивлению, вместо узкой и длинной полоски перед нами сверкала широкой гладью целая запруда. Она занимала пространство в четыреста шагов и простиралась на большое расстояние от нашей стоянки. Зрение нас не обманывало. Перед нами была настоящая вода. Луна, поднявшись над горами, отражалась в ее спокойной зеркальной поверхности. Сомнений не оставалось. Не веря своим глазам, я с Куджо и мальчиками побежал к новоявленному озеру. Через минуту мы были на берегу этого озера, возникшего точно по волшебству.

Вначале мы с любопытством созерцали это странное явление природы, но по мере того, как вода прибывала, удивление наше сменялось некоторой тревогой: вода доходила нам уже до колен и медленно заливала пологий скат горы, подобно морскому приливу

Мы стояли в глубоком молчании, но сердце билось учащенно. По нашим догадкам, какой-то страшный сдвиг горных пластов или, быть может, обвал кручи засыпал нижнее течение ручья и закрыл ему путь в долину. Если это действительно так, то котловина через несколько часов будет затоплена. Вода зальет не только место нашей стоянки, но покроет даже верхушки самых высоких деревьев. Можете себе представить, какой ужас внушили нам эти опасения. Мы бегом вернулись к стоянке, твердо решив сняться с места и покинуть котловину, если еще не поздно. Куджо занялся лошадью, Мария, разбудив девочек, перевела их в фургон, меж тем как я с мальчиками наскоро укладывал самое необходимое.

До этой минуты мы не задумывались над трудностью, скажу даже больше – над невозможностью – выбраться из долины. Но теперь эта трудность стояла перед нами во весь рост. Дорога, по которой мы спустились в котловину – пересохшее русло ручья, – совершенно исчезла под водой, уровень которой стоял значительно выше берегов источника.

Между тем другого пути не представлялось. Чтобы пробиться через лесную чащу, потребуется несколько дней. К тому же, направляясь к стоянке, мы в одном месте пересекли ручей; теперь он, конечно, набух, превратился в многоводный поток, и переправа через него невозможна. Мы справедливо опасались, что нижняя часть лощины уже залита водой и что бегство в этом направлении немыслимо.

Не сумею вам описать смятение, овладевшее нами, когда выяснились все эти грозные обстоятельства. Мы покидали нашу стоянку. Каждый был нагружен по мере сил, но попытка являлась заранее обреченной на неудачу, и в порыве безнадежности мы бросили на землю кое-какие вещи из нашей утвари. Вода все прибывала, озеро увеличивалось на наших глазах.

Завыли волки, потревоженные стихией в своих трущобах; птицы, проснувшись, заметались на ветках с тревожным чириканьем, и собаки подняли лай, заметив неладное.

В лунном сиянии мы видели, как олени и дикие звери, охваченные ужасом, перебегают луговину.

Не хочется верить, что мы погибли. Неужели нас захлестнет этот странный, таинственный поток?

Что делать? Вскарабкаться на деревья, но это нас не спасет. Но блестящая идея осенила мой мозг: