Она посылает ~ему~ образы, которые за много лет оба привыкли считать символами спокойствия: морской простор при ясной погоде и попутном ветре; дельфы за бортом, сопровождающие корабль в пути; шум ветра в парусах. Все так просто и красиво: никаких интриг и тайн, никаких древних кораблей и небесных компасов. Только бескрайний океан и двое – фрегат и его навигатор.

– Он~ шлет в ответ странное: сундук с поднятой крышкой, из которого дует сильный ветер, сметая все на своем пути; рог, висящий на стене и изливающий бесконечный поток воды; двустворчатая раковина, роняющая бледно-розовые жемчужины одну за другой. Ах да – сказки: язык, понятный всем разумным существам. Нарушенные обещания. Злое колдовство. Недуг, от которого нет лекарства. ~Он~ перебирает осколки старых преданий и легенд, которые узнал в том возрасте, когда еще не научился мыслить словами, и складывает из них неуклюжую просьбу о прощении. ~Ему~ так больно, хотя ~он~ ведь на самом деле ни в чем не виноват… ~Он~ не знал. Никто не знал. Она и сама была в неведении, не пыталась разобраться в собственных чувствах, потому что страх перед запретным, которое теперь не запрещено, оказался сильней.

Впрочем, все это отступает на второй план: ~он~ так редко пытается говорить с нею образами, что фрегат, воодушевившись, на время забывает о всех неурядицах. Она обнимает ~его~, укутывает собой, словно одеялом, творит кокон из себя, прогоняя печаль. ~Ему~ надо отдохнуть и выспаться. Да и остальным не помешает то же самое.

Кто знает, когда это удастся сделать в следующий раз?..

– Эсме, Эсме, иди сюда скорее! Ты должна это увидеть!

За миг до того, как за переборкой раздались торопливые шаги и зазвучал голос Гвина, целительница проснулась. Она провела несколько часов в своей каюте, свернувшись клубочком на койке и аккуратно обняв ларима, который тоже спал. Интересно, зверьку снились сны – или он, как и хозяйка, только что вынырнул из блаженной тьмы, дарующей силы и смягчающей боль?

Воспоминания никуда не делись – они саднили, как заживающая рана, но с этим можно было жить дальше.

– Что я должна увидеть? – спросила Эсме, садясь и сонно моргая. Ощущение было причудливым: словно она проспала целую неделю. Что с нею сотворила «Невеста ветра» на этот раз?

– У нас гости. – Гвин заглянул в приоткрывшуюся дверь, улыбаясь. – Тебе это понравится. Очень, очень понравится.

Фрегатов было, как ей сказали, тринадцать.

Она видела лишь те, что шли во главе маленькой армады, и, конечно, сосредоточила внимание на двух: оба трехмачтовые, мощные и крупные, красивые; один – старше, со следами сражений на корпусе, с мудрым взглядом темно-синих глаз и белыми парусами, которые, как ей было известно, слабо светились в темноте; и другой – совсем непохожий на мертвые корабли капитана-императора, но все-таки черный, непроницаемо черный от носа до кормы, от верхушки средней мачты до киля. Эсме тихонько рассмеялась, сообразив, что разыгравшееся воображение подсказывает ей детали, которые с такого расстояния не увидишь, и все же сомнений не осталось: «Черной звезде» и впрямь понравилось новое имя, раз ее внешний облик теперь полностью ему соответствовал.

Кристобаль стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал за приближением кораблей. Он подвернул испорченные рукава рубашки и смыл копоть; на его лице не осталось и следа изнеможения, но целительница ощущала отголоски тупой боли, которая продолжала его грызть.

На палубе было тесно: почти все временные матросы собрались, чтобы посмотреть на Амари, Лайру и остальные корабли с Окраины – а откуда еще мог взяться этот флот? – и Эсме краем глаза увидела, как Кай и Гвин объясняют остальным, что все в порядке, это друзья. Айлантри она не видела с самого возвращения на борт – может, он и вовсе попал на другой корабль на одной из шлюпок? «Зеленоглазая» и «Душа бунтарки» не покинули их, лишившись невидимой привязи из ремор, но опасливо держались в стороне.

Больше Эсме не успела ни о чем подумать, потому что на палубу «Невесты ветра» обрушился Джа-Джинни. Она побежала к крылану, вопя от восторга, и человек-птица обнял ее, радостно хохоча, а потом несколько раз взмахнул крыльями так, что они оба закружились и чуть приподнялись. Видеть его живым и здоровым после стольких недель разлуки было таким подарком судьбы, что Эсме сперва забыла обо всем – даже о том, что сказал Рейнен, – и лишь через некоторое время ощутила новые узы, которые связывали ее с крыланом.

Их сердца бились в унисон.

«Позже, – подумала она, запихивая всколыхнувшуюся тоску в дальний угол сознания. – Я разберусь с этим позже». Где-то издевательски стукнула крышка сундука, но целительница запретила себе прислушиваться к невнятному голосу, который из него доносился, и, когда Джа-Джинни наконец-то перестал ее кружить, спросила:

– Откуда вы взялись? Вас что, сама Эльга сюда прислала?

– Может, и Эльга, – ответил крылан и, продолжая обнимать ее за плечи, повернулся к Кристобалю Фейре. Лицо человека-птицы сделалось почти таким же серьезным, как у феникса. – Но скорее Великий Шторм. Кристобаль, сюда движется Черный флот капитана-императора. У острова Орлемас два дня назад их застиг шторм, так что нам удалось оторваться. Но они идут быстро – я думаю, будут здесь уже завтра к вечеру. Их… много.

Он явно не хотел при всех называть точное число.

– Мы их встретим как полагается, – спокойно сказал Фейра. Крылан вскинул брови, догадываясь, что под уверенным «мы» скрываются не только два фрегата, сопровождающих «Невесту ветра». – Передай Лайре и Амари, чтобы вели свои фрегаты сюда, нам надо переговорить. А справа от «Луны», если глаза меня не подводят, «Полуночный призрак» Марис Гансель? – Джа-Джинни кивнул с задорной улыбкой. – Пусть она тоже придет.

Она наблюдает.

Первым в каюту входит однорукий король. Целительница мгновенно напрягается и глядит на него со страхом; ларим у нее на плече издает встревоженный стрекот. Фрегат знает все об их чувствах: там, в городе-на-воде, король мог ее убить, держал ее жизнь в ладонях как пойманную птичку. От этой мысли в разуме живого корабля мгновенно всплывает причудливый образ:

– синее оперение, грудка цвета ржавчины, забавный длинный клюв~

Это что еще за птица?..

Король замирает и бледнеет, устремив немигающий взгляд на целительницу. ~Его~ сперва не замечает, потом, с усилием моргнув, поворачивается и говорит:

– Рад встрече, Кристобаль. Эсме… отлично выглядишь.

– Вы тоже, ваше величество, – отвечает она, потому что молчание похоже на острый нож у горла. Он и в самом деле выглядит лучше, чем в прошлый раз, – кажется крепче и… спокойнее. Мельком заглядывая в разум короля, фрегат видит: он смирился со своим увечьем.

Интересно, что он скажет, увидев ворона с птичьей лапой?

Следом за одноруким королем появляются крылан и пересмешник, а за ними – высокий и стройный магус, одетый в черное, у него русые волосы, выгоревшие на солнце почти добела, и бледно-голубые глаза. Красивое лицо кажется высеченным из белого камня. Уродливый шрам на шее спрятан под ярко-алым платком.

– Ох, Кузнечик, каким же ты стал щеголем… – говорит целительница и тотчас же, испуганно ахнув, прижимает пальцы к губам. – Капитан Эгретта? Ваше высочество? Как тебя теперь называть?

Бывший юнга с улыбкой раскрывает объятия, и она бросается к нему. Фрегат с удивлением отмечает, что вчерашний мальчишка теперь выглядит совершенно взрослым, и дело не только в одежде. Он выше ростом и шире в плечах, чем был до обрыва связи. Но ведь обрыв случился каких-то полтора месяца назад…

До чего же они все-таки странные, эти двуногие.

– Я по тебе скучал, – тихо говорит он на ухо целительнице и по-братски невинно целует ее в щеку, а потом поворачивается к своему прежнему капитану и протягивает ~ему~ руку.

Тот пожимает ее с добродушной улыбкой, тоже обнимает молодого магуса и хлопает по спине. В этом жесте есть что-то отеческое, и фрегат замечает, как целительница украдкой шмыгает носом.