Дальше все пошло именно так, как он предполагал. Спорщик разъярился и, утратив остатки здравого смысла, с легкостью заглотил наживку – согласился на состязание плетельщиков. Обыграть его не составило труда, но нашлись еще желающие попытать счастья, и забава продолжилась. Умберто везло, он с азартом выдавал на-гора все новые узлы, ссыпа́л монеты в кошелек, а потом отважился поставить на кон свою золотую серьгу, знак пересечения экватора, – и все-таки ни на миг не забывал о той, которая по-прежнему оставалась позади него, наблюдая за игрой вместе с остальными посетителями трактира. Он не видел ее, но чувствовал взгляд, и чуть не подпрыгнул до потолка, услышав негромкий голос:

– Эй, весельчак! А если я развяжу узел, ты сдержишь слово и отдашь серьгу? Я ведь не из ваших.

«Заступница! – подумал Умберто. – Если это не твое благословение, тогда что же?»

И он улыбнулся так, как не улыбался уже много лет…

…Крылья Феникса развернулись с сухим треском, и каюту заволокло едким дымом. Умберто невольно шагнул назад, зажмурился. «Я сейчас сгорю», – подумал он и ощутил странное спокойствие.

– Дурак, – устало проговорил магус. – Если она тебя полюбит, разве стану я вам препятствовать? Три тысячи кракенов! Да я буду первым, кто пожелает вам счастья…

Умберто приоткрыл один глаз: Крейн стоял спиной к нему и глядел в окно. Дым рассеивался на глазах, а черные полосы на переборках – там, где их мазнули огненные крылья, – бледнели и выцветали. Еще немного, понял моряк, и о вспышке капитанского гнева будет напоминать лишь испорченная карта.

– Но ведь ты… – растерянно пробормотал Умберто, не в силах поверить в услышанное. – Кристобаль, вы же с ней…

– Мы – что? – резко перебил Крейн и, повернувшись, устремил немигающий взгляд на своего помощника. – Она земная женщина, не небесная, да к тому же еще совсем ребенок. Я старше ее на две жизни, Умберто! И, к твоему сведению, я к ней даже пальцем не притронулся.

Робкая надежда канула одинокой искрой во тьму. Умберто вздохнул:

– Ты ее любишь.

– «Любить» в моем случае равнозначно «убить»! – Магус неискренне рассмеялся. – У навигатора может быть только одна любовь, и это корабль. Стоит ~Невесте~ почувствовать неладное – и она безжалостно расправится с тем, кто посмел посягнуть на ее чувства, а заодно и неверному капитану отомстит… Считаешь, я могу такое допустить?

– Вот поэтому ты и пытаешься скрыть правду от самого себя, – сказал Умберто с горечью. – Но от меня тебе не скрыться, я же… твоя тень! Ты любишь Эсме, а потому не смеешь даже задержать на ней взгляд. Ты боишься.

Магус закрыл глаза; его лицо сделалось похожим на маску.

– А ты бы не боялся?

Умберто медлил с ответом, его вновь охватили воспоминания: когда-то давно он стоял перед Эсме, шатаясь и истекая кровью. Что он сказал ей в тот вечер? Какую-то глупость про выполненное обещание… Потом она держала его сердце в своих нежных ладонях, а Великий Шторм, сердито ворча, сворачивал черные щупальца и обещал скоро вернуться.

– Она спасла нас обоих, – медленно проговорил он. Чтобы продолжить, пришлось сделать над собой усилие: – Кристобаль, откуда мне знать, что мои чувства – и впрямь мои собственные, а не отражение твоих? Быть может, твоя любовь к Эсме столь сильна, что волнами захлестывает всю команду, и поэтому матросы «Невесты ветра» так обожают свою целительницу?

Крейн пожал плечами:

– Обратное тоже может быть верным, не находишь? Впрочем, какая разница… – Он поднял руки и затянул на затылке узел черной повязки, прикрывающей левый глаз. – Я по-прежнему буду молчать, а ты поступай как знаешь. Да поможет нам Заступница!

«Невеста ветра»… нет, «Верная» прибыла в Эверру.

Первый акт их главного представления начался.

Триста лет назад на месте богатой Эверры располагался скромный городишко, чей маленький порт лишь два-три раза в месяц навещали проходившие мимо корабли. Это была настоящая глухая провинция, надежно отрезанная от торговых путей бурливым Изумрудным морем с запада и несудоходным мелководьем – с востока. Все изменилось из-за войны с меррами, а точнее – из-за перемирия, по которому значительная часть земель клана Краффтер отошла морскому народу. Ласточки получили в качестве компенсации несколько плодородных островов, раньше принадлежавших императорскому семейству. Их новые владения оказались даже обширнее старых, но Эверра, захудалая и невзрачная, неожиданно стала самым ценным приобретением: когда северные земли окончательно пришли в себя после войны и принялись восстанавливать торговлю, то выяснилось, что некоторые из новых морских путей пролегают именно через город, который в недавнем прошлом не представлял собой ничего особенного. Краффтеры сказочно разбогатели, их стали называть кланом негоциантов, а вот былая слава мастеров-искусников несколько поблекла: те, кто хоть раз побывал в Эверре, восторженно рассказывали о танцующих и говорящих куклах, поющих часах, музыкальных шкатулках и прочих диковинках, но рассказы эти год от года становились все более однообразными. Впрочем, ласточки по-прежнему охотно продавали свои изделия тем, кто готов был платить за них весьма впечатляющие суммы, и делались непреклонными, как только покупатели заводили речь о секретах мастерства, – эти сведения ни один из Краффтеров не продал бы и за все золото Десяти тысяч островов.

– …Марко Эсте? – переспросил таможенник, встретивший шкипера «Верной» на причале, и жестом подозвал мальчишку-писаря с учетной книгой в одной руке и чернильницей в другой. – Впервые здесь, но я о вас наслышан. Северо-Западный торговый дом, не так ли?

Умберто наблюдал за этой сценой со стороны, и ему показалось, что глаза у эверрца как-то странно забегали.

«К чему бы это? – подумал он, настораживаясь. – Неужели нас ждали?»

Хаген спокойно беседовал с таможенником, ничем не выказывая обеспокоенности, и, когда чиновник пространно заметил, что Марко Эсте слывет очень щедрым человеком, намек был понят правильно. Некоторое время спустя стороны разошлись, довольные: таможенника ждали дела, и он не стал задерживаться для того, чтобы досматривать «Верную». Да и что искать на борту корабля, который только собирается закупать товар?..

– Что ж, начало положено, – сказал Крейн, когда таможенник и его помощник удалились на безопасное расстояние. Хаген облегченно вздохнул. – Ты неплохо выступил на большой сцене, продолжай в том же духе.

– Мне впервые так трудно… – пробормотал оборотень.

– В море нет ничего легкого, кроме легкой смерти, – ответил Крейн и прибавил, оглядевшись по сторонам: – Ну что, начнем? Прежде всего, тебе нужно навестить моего… хм… своего эверрского агента и узнать, как обстоят дела. Я тоже пойду, но говорить будешь сам. Готов?

– Мне нужно отдать кое-какие распоряжения, – сказал Хаген.

– Ты капитан – тебе и командовать, – ответил Крейн, пряча улыбку. – Иди, мы подождем.

В его голосе промелькнули странные интонации: магус будто… завидовал своему двойнику? Умберто посмотрел на Хагена, потом перевел взгляд на настоящего капитана «Невесты ветра» и опять подумал, что, хотя небесные дети и не стареют, оборотень совершенно точно выглядит сейчас не таким потрепанным всеми морскими ветрами, как сам Крейн, и поэтому кажется сильно моложе. Выходит, предвзятое отношение к дряхлеющим телам детей суши фениксу не чуждо.

– Я совсем отвык от этой штуки… – пробормотал Крейн и поправил свою повязку. – Проклятье, даже соображаю в два раза медленнее.

– Ты был полностью зрячим больше полугода, – заметил Умберто. – Хорошего понемножку.

Магус криво усмехнулся и вновь огляделся по сторонам; Умберто невольно последовал его примеру, но не увидел ничего странного: суетливый многолюдный порт принимал корабли из дальних стран каждый день, поэтому на вновь прибывших внимание обратила разве что компания беспризорников, устроившаяся поодаль. На соседнем причале трое гроганов возились подле огромного ящика, поднять который даже им было трудно. Стоявший рядом надсмотрщик начал терять терпение и уже поглядывал на плеть.