Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Капитан замолчал. Они как раз шли по мосту через широкий канал, и Крейн, остановившись у перил, отрешенно уставился на воду. Хаген терпеливо ждал продолжения истории, и через некоторое время Крейн заговорил опять:

– На этот раз «Любимая» к назначенному дню не вернулась. Такое случается, поэтому если кто и встревожился, то лишь родственники. Где-то через неделю пришел другой фрегат, и стало известно, что «Любимая» до порта назначения так и не добралась. Тогда друзья Гарона отправились на поиски, но – безрезультатно. И вот, когда «Любимую», ее капитана и всех, кто находился на борту, уже признали покойниками, Гарон вдруг объявился в какой-то таверне Каамы – исхудавший, оборванный, с горящими глазами. Как он там оказался, я не знаю. Люди разное твердили – вроде приплыл на маленькой лодочке, которая опрокинулась недалеко от берега и ушла обратно в море. Так или иначе, Гарон молчал, на вопросы отвечал невпопад, а при одном лишь упоминании «Любимой» нес совершенную околесицу. Он был, без сомнения, безумен. И все-таки, слово за слово, нам удалось вытянуть из него рассказ о том, что произошло… но лучше бы он, искусай меня медуза, и вовсе утратил дар речи.

Дети Великого Шторма. Трилогия - i_005.jpg

– Капитан, если вы не хотите об этом рассказывать…

– Молчи и слушай. Ты сам этого хотел. Он поведал нам, что дней десять все было хорошо, а потом фрегат повел себя очень странно. Простейшие команды выполнял тяжело, с явной неохотой, затем и вовсе заартачился. По ночам матросам стали сниться кошмары. Гарону бы следовало понять, что происходит, но он был слишком опьянен своей молодой женой, слишком уж погрузился в любовь. И «Любимая», ставшая теперь «Брошенной», ему отомстила так, как умеют это делать только фрегаты: однажды утром Гарон проснулся и обнаружил, что жены рядом с ним нет. Он вышел на палубу – там тоже было пусто. Спустился в кубрик, а там все в кро…

– Хватит! – взмолился Хаген, с трудом удерживаясь от желания закрыть уши и убежать прочь. Его колотила сильная дрожь, рубашка промокла от пота, а в голове билась лишь одна мысль: если он узнает, что увидел Гарон в кубрике, то никогда больше не осмелится ступить на борт «Невесты ветра». – Не надо!

– Ты смотри… – сказал Крейн, усмехнувшись. – Я и не думал, что ты такой впечатлительный. Что ж, поверья на пустом месте не возникают, да и песни зря не поются. Помнишь, есть такая – про капитана и его десять жен? Все дело в том, что женщин может быть сколько угодно. Но ни одну из них капитану нельзя любить, иначе… ты понимаешь, да?

Конечно, пересмешник понял – и отчаянно пожалел, что затеял этот разговор, столь неприятный для обоих. Он выругал себя за неосмотрительность и уже собрался попросить у Крейна прощения, как вдруг позади раздался звонкий мальчишеский голос:

– Капитан Крейн! Капитан! А я как раз вам письмо несу!..

Запыхавшийся посыльный протянул Кристобалю Крейну конверт и застыл, устремив на капитана восторженный взгляд. Магус бросил ему монетку и углубился в чтение; сорванец отбежал в сторону и замер, словно послушный щенок. Послание оказалось длинным. Хаген, исподволь наблюдая за фениксом, понял: что-то случилось, но вот хорошее или плохое? Хотелось бы знать…

– Надо же, как быстро, – пробормотал магус, пряча письмо. – Но это к лучшему, кракен меня побери!

– Его величество ждет ответа, – подал голос мальчишка. – Он просил…

– Ответ я доставлю сам, – сообщил Крейн, уже не скрывая широкой улыбки. – Чего это вдруг Лайра передает мне приказы через курьеров, как обычному наемнику? Нет, я хочу с ним поговорить. А ты, если хочешь, беги вперед – предупредить.

Мальчик так и сделал – припустил по мостовой, только пятки засверкали.

– Ступай-ка на ~Невесту~,– сказал капитан, повернувшись к своему матросу. – Я скоро буду. Подготовка к отплытию начнется… прямо сейчас.

– Сейчас? – ошеломленно пробормотал Хаген. – Мы что же, куда-то отправимся уже сегодня?

– Нет, через год! – рявкнул Крейн. – Ноги в руки и марш на борт! Ты отлично отдохнул, а теперь не грех и поработать!

Хаген помчался вперед, и присутствие живого корабля в его разуме вновь сделалось таким же сильным, как раньше. Выходит, со вчерашнего вечера он был свободен, насколько это представлялось возможным? Теперь благодаря «Невесте ветра» пересмешник чувствовал, насколько взволнован капитан Крейн: феникс походил на кипящий котел. И последние слова он произнес таким тоном, словно точно знал, с кем именно Хаген… отдыхал.

Впрочем, пересмешник наверняка обознался.

* * *

– …Ты сумеешь? – Дядюшка Пейтон пытливо смотрел ему в глаза, хмурился, словно не решаясь высказать вслух сомнения. – Ты ведь еще так молод. И там не будет помощников, все придется делать самому.

Хаген с трудом сдержал раздражение. Ну что за разговоры, он ведь уже не ребенок!

– Я все сделаю в лучшем виде, не беспокойтесь. Вы получите свой пакет в целости и сохранности.

– Ну-ну, – только и сказал Пейтон. – Желаю удачи.

Хаген жил в доме дяди уже полтора года и все это время – не считая тех счастливых дней, когда Пейтон неважно себя чувствовал, был занят или куда-то уезжал, – усердно постигал сразу две науки. Об одной он знал с детства, о другой впервые услышал от Пейтона и втайне считал, что в конце концов превзойдет дядю в обеих. Впрочем, для этого еще надо было как следует потрудиться.

– Покажи, что ты умеешь, – сказал Пейтон, когда начался их первый урок. – Измени себя, не изменяя себе.

Это была одна из его любимых фраз.

Хаген пожал плечами, хмыкнул и спрятал лицо в ладонях – так всегда делала тетя Эвелла, которая и обучила его основам самопреобразования. Через минуту он убрал руки, зная без зеркала, что выглядит по-другому. Цвет кожи, разрез глаз, форма рта – изменять все эти черты было на самом-то деле не очень трудно.

– И это все?.. – проговорил Пейтон с глубоким презрением. – Смотри и учись.

Он не прятал лица, и Хаген впервые увидел, как оборотень выглядит со стороны в один из самых интимных моментов своей жизни. Его замутило. Кожа на лице Пейтона истончилась и поплыла, словно восковая; хрящи задвигались, меняя расположение. Длинный нос слегка укоротился, скулы стали выше, очертания лица – мягче. Глаза распахнулись с удивленным выражением, брови сделались изящными, а губы – полными и… чувственными.

– Да, мой дорогой племянник, – проговорил Пейтон незнакомым высоким голосом, в котором явственно слышалась насмешка. – В теле пересмешника есть только три постоянные: пол, цвет глаз и костяк. Если верить легендам, во времена Основателей наши предки были двуполыми и лепили из своих тел все, что хотели, но этому нет подтверждений. Впрочем, как ты сам убедишься, некоторые преграды можно преодолеть, не прибегая к нашим особым способностям.

Он убедился. Он все изучил: как красить волосы, какие снадобья капать в глаза, чтобы изменить их цвет, какую одежду носить, чтобы скрыть то, что не поддается преображению. Наблюдая, как менялась со временем фигура Хагена, Пейтон ворчал, что через пару лет племянник сделается слишком рослым и широкоплечим, чтобы изображать девушек; юный пересмешник всякий раз тайком вздыхал с облегчением и мысленно благодарил Безликую-безымянную, небесную покровительницу клана.

Вторая наука, которую он изучал под руководством Пейтона и по книгам, оказалась сложнее, опаснее и требовала больше времени. Это была наука о ядах. Пейтон заставил племянника вызубрить названия и описания трех сотен растений, способных вызвать легкое недомогание, головокружение, глубокий многодневный сон, потерю памяти и многое другое – включая, разумеется, смерть. Хаген как-то раз осмелился спросить, зачем все это нужно, и Пейтон тотчас же ответил:

– Если в твоих руках нож, это еще не значит, что ты кого-то зарежешь. Ножом можно пустить кровь, а можно и очистить яблоко от кожуры. Тебе решать. Но, чтобы сделать правильный выбор, надо хотя бы понимать, с какой стороны у ножа рукоять и насколько он остер.

134
{"b":"832240","o":1}