– Тридцать пять чистыми, со всеми вычетами? Полевые условия, сами понимаете, неофисные, – заметила она.

– Но мы вообще-то платим полевые19.

– А сколько?

– Двести рублей в день на человека.

«Какие двести, вы о чем?» – подумала она.

Валя вспомнила Дальний Восток: в Приморском крае платили по пятьсот рублей, на Колыме – по тысяче. Но кто-то из геологов ей говорил, что на Урале мизерные полевые и это норма. Поэтому никто там работать не хотел. Все, у кого была возможность, ехали на Севера.

– А полевые входят в тридцать пять? Или идут отдельно? – уточнила та.

– Отдельно. Мы их выдаем начальнику участка, чтобы закупил продукты на неделю: мясо, крупы, овощи, хлеб, чай. Вы получаете зарплату и бесплатное питание, не ресторанное, конечно, но Алик-джан готовит хорошо, – улыбнулся Антон второй раз за собеседование.

– Ясно, – приободрилась Валя. Она переживала, что полевые включены в зарплату и с нее удержат за питание.

– В общем, езжайте на участок. От вас там близко, на электричке пару станций. Если все устроит, то в понедельник к нам сюда с вещами на неделю, с документами. Оформитесь, получите спецовку – и на участок с Михаилом Андреичем. Он на своей машине, вас заберет.

– Одна проблемка, – озадаченно наморщила лоб Валя. – Моя трудовая книжка на пути из Красноярска. Можно первое время как-нибудь… без нее? Ксерокопия есть, и опыт подтвердить могу, но оригинал придется подождать…

– Я понял. Тогда давайте так: мы вас устроим по договору подряда. А через месяц либо его продлевайте, либо приходите с книжкой, и оформим вас по трудовому договору на постоянный срок. Это не проблема, – добавил он и на листке черкнул мобильный телефон начальника карьера: – Вот, Козлов Михаил Андреич, созвонитесь с ним заранее. Нужно, чтобы вас встретили на станции и привезли. Как будете на месте, отзвонитесь.

– Да, конечно.

– Еще вопросы есть?

Гордеева покачала головой.

– Тогда жду вашего звонка.

– Хорошо, я поняла. До свидания.

– До свидания, – кивнул ей вслед Садырин.

До отправления вечерней электрички оставались вагон и маленькая тележка времени. Валя решила скоротать часы в торговом центре, прогуляться по отделам, помечтать о лучших временах, купить брусочек дорогого мыла и порадовать себя по мелочам. На новую работу возлагались огро-о-омные надежды, ни о чем другом она и думать не могла.

Собеседование прошло на удивление отлично, но Валя не могла избавиться от напряжения, сковавшего изнутри, и задавалась вопросом, не кроется ли здесь подвох. Казалось, поводов для беспокойства нет: работа наконец нашлась, и не какая-нибудь, а с зарплатой в тридцать пять, что для Урала неплохие деньги, не где-нибудь – на демантоидах, на редких, сортовых!

Вот что значит мысль материальна: захотела – получила. Но прошлый опыт не давал расслабиться. Она-то знала, не бывает так легко и просто, давно усвоила, что все дается с боем; а если ей и подфартило с рудником, то на короткий срок. Хорошая работа в долгосрочной перспективе – мечта, мираж в пустыне, манит, дразнит, но в руки не идет.

Пригородный поезд шел до Вухлы три часа. На подступах к Елгозинке Валя всматривалась в темноту, пытаясь разглядеть в тайге карьер, но тщетно: его-то и в дневное время не увидеть, если не углубиться в лес.

Полусонная Валя оживилась и проверила на телефоне время: ехать оставалось полчаса. Она наметила примерный план: завтра созвонится с главным на участке и договорится, чтобы ее встретили, а затем поедет и посмотрит те места, где предстояло ей работать, и если повезет, то продолжительное время, не месяц и не два.

Виталий Железняк поднялся в девяностых, во времена потерь и фантастических возможностей разбогатеть с нуля, когда башковитый инженер мог прибрать к рукам завод, и не один. В то время как одни поплыли по течению, не задумываясь о берегах, к которым их прибьет, другие перестроились под новые условия и нацелились урвать кусок большого пирога.

Железняк, человек незаурядного ума, смекнул, какую выгоду из ситуации в стране можно извлечь. В начале перестройки он работал инженером-металлургом на заводе и, глядя на рабочих, тащивших с предприятия все, что плохо лежало, задумался о своем деле. Сбор лома цветных металлов – первая бизнес-идея, которая к нему тогда пришла. Он начал скупать за бесценок части кабеля, медные провода и все, что удавалось раздобыть. Предприимчивого и хваткого парня заметили в одной из группировок, где и предложили поддержку, а также выход на каналы сбыта.

В скором времени Виталя Железняк подмял под себя мелких скупщиков и стал монополистом в регионе: весь металлолом, цветной и черный, проходил через него. Он поставлял вторсырье на металлургические комбинаты Урала, по налаженным каналам сбывал в страны ближнего зарубежья. Его знали, с ним считались. Для бывшего инженера это был успех.

Но в какой-то момент он захотел играть по-крупному. В стране полным ходом шла приватизация бывших государственных предприятий. Все, кто опирались на силу, облизываясь, посматривали на лакомые куски пирога, а рядовых граждан кормили иллюзией, что ваучер дает им долю в общей собственности и теоретически они могут участвовать в фиктивном дележе. В общем, посредством хитрых манипуляций Железняк завладел акциями завода по обработке цветных металлов и его фирма поставляла вторсырье уже на собственный завод.

Дальше – больше. В начале нулевых он перекупил еще несколько предприятий у разорившихся организаций и объединил все в одну металлургическую компанию, взяв под контроль весь процесс: от добычи руды до выпуска продукции. Дела компании шли в гору, и к настоящему моменту Виталий Железняк входил в топ-30 богатейших людей России по версии журнала Forbes, владел элитной недвижимостью в Лондоне, Москве и Екатеринбурге, жил с семьей на две страны.

И каково же было удивление людей, когда после двадцати лет работы с металлом уральский магнат неожиданно для всех вложился в новый проект. Завистники роптали, на кой «медному королю» сдались эти камни? Не мелко ли берет? Но плох тот бизнесмен, который мыслит узко, в рамках заданной направленности, не расширяет грани, не открывает новое.

Когда завеса тайны приоткрылась, выяснилось, что «Демур» был создан как компания его жены, Тамары Железняк. Она-то понимала толк в камнях и загорелась идеей не просто преувеличить семейное состояние, но и вернуть престиж уральским демантоидам, возродить легендарное месторождение, чтобы и сейчас, по прошествии ста лет, оно явило миру лучшие образцы искрящегося зеленого граната, равных которым не было нигде.

С момента находки на Урале во второй половине девятнадцатого века и до наших дней демантоид пережил и блеск, и забвение, и испытал вновь оживший интерес. Пик популярности этого редкого граната пришелся на начало двадцатого столетия, после того как эффектный русский самоцвет, «зеленый огонь», способный сверкать, как бриллиант, сразил всех на Всемирной выставке в Париже, стал любим при императорском дворе и уважаем ювелирами Тиффани и Фаберже.

Но блистать ему оставалось недолго. Поменялось правительство, сместились и приоритеты: когда к власти пришли большевики и страна встала на путь индустриализации, месторождения драгоценных камней, если те не представляли стратегической ценности, забросили.

То же Малышевское месторождение, знаменитые «Изумрудные копи Урала», в годы Великой Отечественной войны поставляли руду на бериллий, а используемая в процессе добычи взрывчатка, скорее всего, загубила немало дорогих камней ювелирного качества. Но в мирное время потребность в красоте вернулась и прииск заработал по прямому назначению, извлекая из недр изумруды, напоминающие своей структурой зеленый лед, и редчайшие александриты, драгоценные хамелеоны.

Что же касается месторождений демантоида, то два старейших, включая Елгозинское, были незаслуженно забыты. Лишь после перестройки о них вспомнили. Поблизости разведали и третье месторождение, территориально относившееся уже не к Среднему, а к Южному Уралу, хоть расстояние между ним и Елгозинкой не превышало и десяти километров.