Как не понимать? Понимал, конечно. Оттого тут же и осадил свою излишнюю любознательность. Жанна в свою очередь прекрасно вошла в его положение. Договорившись, что дня ему на раздумье должно хватить, они согласовали встречу на послезавтра и расстались.

А назавтра вдруг оказалось, что в таком ценном сотруднике, коим являлся Иван, организация, где он доселе трудился, более не нуждалась. По этой причине должность его в срочном порядке сократили, а ему на вполне приемлемых условиях по соглашению сторон предложили расстаться, оформив все документы и выплатив причитающиеся платежи в течение все того же дня. Так что к моменту следующей встречи с Жанной Иван уже не был обременен какими-либо трудовыми обязательствами и даже считал себя примкнувшим к многочисленной армии никому не нужных мученников-безработных.

– Вань, мне он приснился. Я думаю, что это наш.

– А меня снова ты посещала во сне. И очень даже в интересном виде.

– Знаю я тебя. Сейчас обратно скажешь, что бритоголовая была. Это уже не ново, – улыбнулась Жанна, – Так вот. Он сидит на стуле в пустой комнате, спиной ко мне, и несколько раз произносит одну и ту же фразу, как будто бы заклинание какое-то. Я, стоя в дверном проеме, ее слышу, но разобрать слов, увы, не могу. В какой-то момент он начинает оборачиваться, и я отчетливо понимаю услышанное: «В закрытом за…» Здесь его взгляд падает на меня и он умолкает. После чего переводит взор на того, кто находится рядом со мною справа. Я, понимая, что это ты, пытаюсь взять тебя за руку, но ловлю лишь воздух ладонью – рядом никого. Но он же на кого-то смотрит. Я поворачиваюсь вправо. Тут двери закрываются, поезд трогается, я просыпаюсь и понимаю, что тебя действительно рядом нет.

– Ты хочешь сказать, что если бы я валялся в этот момент рядом с тобою в постели, то ты бы во сне взяла меня за руку, а он бы от этого успокоился, продолжил говорить, и ты бы, в свою очередь, разобрала его заклинание целиком?

– Не знаю, Вань. Просто ты мне в тот момент был нужен, а тебя не оказалось.

– Жаннуль, а тебе не кажется, что если бы я был рядом, то этого сна ты могла и вовсе не увидеть?

– Да, сон пришел, когда я была одна. Однако же, я думаю, что это был наш. Странно все-таки, что без тебя.

– С ума сойти. Нашей прекрасной принцессе снится новый принц. Этому обстоятельству она, как видно, несказанно рада. Но при этом сожалеет, что и прежнего служаки-мушкетера рядом не оказалось. Что-то тут явно не так. А ну-ка, ну-ка, – ныряя с головой под одеяло, – Что у нас тут, да почем?

– Ваня, а как же миссия?

– Миссия временно невыполнима.

Когда Ивану предложили работать в структуре на постоянной основе, он, не колеблясь, согласился. В материальном плане предложение было не столь заманчивым, но во всем остальном – сплошные плюсы. И самыми важными, пожалуй, из них были безумный интерес к делу и неуемное желание этим самым делом заниматься.

«Контора» располагалась непосредственно в самом Пушкино и работала, конечно же, под прикрытием. Размещалась она на территории расположенного в лесной зоне, на окраине западной части города, военного госпиталя. Являясь как бы его обособленным подразделением, некой закрытой лабораторией N, ведущей очень серьезные и весьма секретные научные исследования. Хотя все ее штатные сотрудники де юро считались работниками госпиталя, но де факто автономия была абсолютнейшей.

Возглавлял ее практически с самого возникновения Семен Семенович Мамулькин, вроде бы по одним слухам чуть ли ни академик, а по другим – так чуть ли и ни генерал, но официально «задекларированный», как заведующий лабораторией без каких-либо дополнительных регалий и званий. Было ему уж ближе к шестидесяти, и во всех своих сотрудниках вне зависимости от их возраста, пола и квалификации он порою принимал прямо-таки отеческое участие. За что и получил внутриколлективное, идущее в кардинальный разрез с фамилией, – ведь зачастую именно фамилия является производной для всякого рода интерпретаций, – прозвище Папаша.

– Понимаешь, сынок, – говорил он Ивану при их первой встрече, – вот тебе тридцать семь. Ты имеешь квартиру, машину. Жены, правда, нет. Детей тоже. Хотя, не верь этому – пара оболтусов твоих обязательно уже где-нибудь бегает. Ибо некоторые особи женского пола используют мужиков лишь в качестве ходячего спермобанка. И они, я тебе скажу, по-своему вполне даже правы. Видя в себе основное Божье предназначение, как женщины-матери – продолжательницы, так сказать, рода человеческого, они претворяют сие предназначение в жизнь, не считая правильным навязывать его кому-либо еще. Так вот, сынок, благосостояния ты некоторого достиг, детей, считаем, тоже уж «наваял», а живешь-то ты зачем? Ну, хорошо, построишь дом, родишь еще детишек и посчитаешь, что уж и не зря. Вроде как внес свою посильную лепту в дело развития человеческой цивилизации. А я тебе скажу – хрен там, что ты внес. Ты только небо коптил, да свои шкурные дела денно и ношно устраивал. Потому что и дом ты построил, и детей ты родил, но все это ты делал для своего же удовлетворения. Чтобы себя же любимого и тешить своими собственными несказанными достижениями. Ах, как же это мы забыли вспомнить? – прошлой зимой ты ведь подобрал замерзающего щенка и практически спас ему этим сердобольным поступком жизнь. Впрочем, потом отдал подобранную живность в чужие руки, и дальнейшая судьба ее тебе стала абсолютно безразлична. А еще ты остановился во время поездки на автомобиле и перевел полуслепую старушенцию через дорогу. Правда, – вот незадача, – зачем-то потом этот свой «великий подвиг», заснятый на видеорегистратор автомобиля, выложил на всеобщее обозрение в социальной сети. Так что же опять получается: вроде бы доброе дело делал, помогая бабульке-то, а делал-то все снова для себя любимого, чтобы потешить свою гордыню ненасытную, – вот я, мол, какой, смотрите на меня все, любуйтесь. Ты, Иван, не серчай, если я где в самую точку угодил, и тебе, может, больно от того было. Так оно и должно быть. Ты же не шалава какая-нибудь подзаборная. Вижу, нормальный мужик. Просто не выбрал свой путь еще. И я, сынок, со своим тоже не сразу определился. В общем, наша работа здесь пусть и весьма завуалирована, но она для человечества и во имя человечества. И это, поверь, сказано не для красивого словца, а так оно и есть на самом деле. Делая вместе с нами одно дело, ты однозначно будешь представлять, зачем ты, сынок, живешь на белом свете.

В течение Семен Семеновича речи Ивана одолевали разнообразные и весьма противоречивые чувства. Поначалу, глядя на этого подтянутого, молодцеватого, темноволосого, с поздней, едва заметной сединой на висках и абсолютно черными, аккуратно подстриженными усами мужчину, он с негодованием недоумевал, – какое тот имел право с ним так бесцеремонно разговаривать, вправляя мозги, будто какому-нибудь подростку? Отчего сжался даже внутренне в кулак, чтобы при первой же возможности дать достойный отпор такой бесцеремонности. Потом, в какой-то момент разглядев за толстыми линзами очков начальника лаборатории умный, открытый, теплый и прямо-таки человечный взгляд серо-голубых глаз, он почувствовал в себе призыв к ответной открытости. И, наконец, по-отечески добродушный, хриплый голос Семена Семеновича довершил преображение собственного образа в сознании Ивана так, что в завершение тот смотрел на будущего шефа уже с неподдельным уважением и даже некоторой теплотой. Внутренне он согласился с озвученными доводами, а самое главное поверил этому человеку. Поверил, что все услышанное было не красивыми высокопарными словами-штампами, а реальной будней действительностью.

Ох, уж эта действительность. Как же часто она напоминает нам о себе хорошей, порою выворачивая наши же собственные, казалось бы, абсолютно доселе верные и весьма даже прагматичные суждения-постулаты наизнанку, перевертывая при этом созданный нашим сознанием и оттого гармонично в само это сознание вписывающийся мир бытия с ног на голову или же в обратном направлении , в зависимости от исходной позиции.