— Все кончено, отец! — с надрывом, каким-то безжизненным голосом сказала Русудан.

Вначале защита диссертации проходила именно так, как представил себе, лежа на тахте, Нико.

Актовый зал был переполнен. На защиту пришли студенты последнего курса сельскохозяйственного института, аспиранты, молодые научные работники, уже пожилые профессора и преподаватели, заслуженные ученые — словом, весь цвет института собрался в этом зале.

…Заседание ученого совета началось вовремя. Диссертант сначала заметно волновался, но, постепенно успокоившись, обстоятельно изложил основные положения своей работы и ответил на замечания, высказанные в рецензиях оппонентов. Потом наступил черед оппонентов. Первым выступил кандидат наук Илларион Цхададзе, который волновался больше, чем сам диссертант. Он решил было обойтись без конспекта, но сразу же, едва начав выступление, так растерялся, что ему все-таки пришлось прибегнуть к его помощи. Выступление несколько затянулось: временами Цхададзе пытался оторвать взгляд от лежавшего перед ним листа бумаги и при этом даже снимал очки и гордо смотрел на аудиторию, давая понять, что в рукопись он заглядывает только по привычке. На самом же деле, как только его глаза отрывались от бумаги, он терял ход мысли, снова торопливо надевал очки и читал, уже сильно волнуясь и смущаясь.

Когда он кончил, по залу пробежал шепот и кое-где послышались смешки. Председательствующий позвонил в колокольчик, требуя тишины, зал утих, и тогда на кафедру поднялся профессор Силован Рамишвили. Он спокойно провел рукой по седым волосам, сняв очки, улыбнулся аудитории и прокашлялся.

Профессор Рамишвили известен всем как автор многочисленных научных трудов и обаятельный оратор. Он как свои пять пальцев знает все отрасли сельского хозяйства, на его трудах воспитано несколько поколений специалистов. И вот этот заслуженный ученый, разобрав некоторые вопросы механизации труда в грузинской деревне, дал высокую оценку работе диссертанта.

…После окончания официального диспута председатель ученого совета по обыкновению спросил, не желает ли кто-либо из присутствующих высказаться, а так как в таких случаях добровольцев обычно не бывает, то он, даже не посмотрев в зал, объявил краткий перерыв в заседании.

— Я прошу слова, — послышался голос из зала.

Председательствующий растерялся, но тут же, позвонив в колокольчик, извинился за поспешность. Посмотрев в зал, он увидел стоявшего рядом с Русудан бывшего студента института Арчила Джиноридзе. Председатель узнал его сразу, но не подал и виду и официальным тоном спросил:

— Какую организацию вы представляете?

— Я агроном.

— Я вас спрашиваю, какую организацию вы представляете? — так же строго и официально повторил свой вопрос председательствующий.

— Я работаю агрономом в колхозе. Может быть, вы слышали о земоимеретинском селе Итхвиси? Я Арчил Джиноридзе.

По залу пробежал шепот, послышался шум, возгласы удивления.

— Вы наш институт кончали, товарищ Джиноридзе?

— Да, я ваш бывший студент!

— Не помню! Но это не имеет никакого отношения к делу. Пожалуйте, товарищ Джиноридзе!

Председатель ученого совета позвонил в колокольчик, зал затих, и агроном из Итхвиси поднялся на кафедру.

— …Я представил свои замечания диссертанту в письменном виде, но, возможно, он не получил моего письма или просто не придал значения моим замечаниям. Поэтому мне придется самому высказать ученому совету свои соображения по поводу диссертационной работы товарища Диасамидзе. Я не буду говорить о первой части труда, в которой рисуется неверная картина состояния механизации в сегодняшней грузинской деревне, а остановлюсь на главном, на заключительной части диссертационной работы: в ней приводятся явно ошибочные расчеты мощности сельскохозяйственных машин, а именно тракторов и комбайнов. И это ошибка не только диссертанта, но и уважаемого профессора Силована Рамишвили и Министерства сельского хозяйства. В результате этой ошибки для трактора и комбайна установлена одна и та же норма выработки на Мухранской равнине и в горных районах. Профессор Рамишвили и диссертант Диасамидзе утверждают, что машины теряют мощность только на подъеме, а на самом деле агрегаты теряют мощность и на пологом склоне, и даже на незначительном уклоне. Комбайнеры и трактористы давно уже говорят об этом, но безуспешно. К сожалению, Министерство сельского хозяйства упорно стоит на своем. Печально, что специалисты поддакивают министерству, доказательством чего служит и труд диссертанта.

Воспользовавшись доской, Джиноридзе при помощи формул и математических выкладок доказал ученому совету неверность расчетов в диссертационной работе Диасамидзе.

Диссертант ничего не ответил Джиноридзе, Силован Рамишвили тоже почему-то решил воздержаться.

Глава третья

…Столовая в квартире Диасамидзе тонет в полумраке. В комнате Звиада на тахте прилегла Текле. В сторонке, тихо разговаривая, устроились Русудан и Лили. За накрытым столом в кресле сидит Нико, а его единственный гость Шадиман Шарангиа из угла комнаты украдкой поглядывает на стол, сожалея о том, что пропадает такое божественное угощение. Он все порывается встать и уйти. Впервые видит Шадиман, чтобы не было гостей за таким столом, и это его злит. Вот сейчас встанет и уйдет единственный гость, но неудобно перед хозяином, а сам хозяин сидит в кресле и дремлет. Сначала его утомило ожидание гостей… А потом? Потом пришла Русудан и принесла эту ужасную весть. Это было как гром среди ясного неба. Нико побагровел и не смог вымолвить ни слова, даже не выругался, не отвел душу… только застонал и опустился в кресло. После этого прошел почти час, а он все сидит с закрытыми глазами, привалившись к спинке кресла, и молчит.

Когда все вышли из комнаты, а Нико заснул в кресле, Шадиман, улучив момент, поставил в холодильник разложенную по маленьким тарелкам икру, а потом, собрав форель, с благоговением сложил ее в небольшие кастрюли и тоже отнес в холодильник… Нарочно топая ногами, он обошел вокруг стола, громко кашлянул, но Нико даже не шелохнулся. Все-таки не решаясь открыть дверь, Шадиман осторожно сел на стул в углу комнаты.

Что же это за порядки такие, зять и шурин после провала диссертации сбежали в дом зятя, а Текле, Русудан и Лили тоже закрылись в комнате. Шадиман видел еще каких-то людей, которые суетились в квартире, но теперь и их не слышно. Нико дремлет в кресле, а что же делать Шадиману? Так и сидеть сложа руки? Он голоден, ему хочется выпить (ну что такое один стаканчик, в конце концов), но и того он не смеет. Шадиман решительно встал и направился в двери.

…Нико очнулся и обвел взглядом комнату:

— Шадиман, ты здесь?

— Да, батоно Нико!

— Как хорошо, что ты не ушел! Я что, спал?

— Очень недолго.

— Как это со мной могло случиться? Почему тебя оставили одного? Звиад не приходил?

— Нет, еще не приходил.

— Русудан! — по обыкновению громко крикнул Нико.

Русудан и Лили вошли вместе.

— Почему так темно? Зажгите люстру и позовите Текле!

— Папа, маме нездоровится, она лежит, — шепотом сказала Русудан.

— Ничего, пусть Лили поможет ей встать и приведет сюда, а ты сыграй что-нибудь веселенькое на рояле, только громко, чтобы все соседи слышали…

— Неудобно, папа!

— Я сам знаю, что удобно, а что нет. Играй, играй! Лили и твоя мать будут хлопать в ладоши, а мы с Шадиманом — танцевать! Не смейте грустить, давайте пировать и веселиться! Да, да, я приказываю веселиться!

В комнату в сопровождении Лили вошла с завязанной головой Текле. Нико усадил Шадимана, Текле и Лили за стол, а Русудан — к роялю.

— Сюда бы этого агронома! — вдруг вырвалось у Нико.

— Какого агронома, папа? — не поняла Русудан.

— Какого, да золотого… Кажется, его фамилия Джиноридзе?

— Наглец! — резко сказала Русудан, а Нико рассердился.

— Раз Рамишвили и Цхададзе хвалили твоего брата, а Джиноридзе доказал, что все они неправы, то он наглец?