— Это — друг Русико, — многозначительно сказала Текле.

Нико слегка кашлянул, внимательно посмотрел на Реваза, пожал ему руку и сел в кресло рядом с Текле, что-то при этом тихо пробормотав. Реваз не расслышал, что именно, но почему-то улыбнулся. Нико заметил его улыбку и нахмурился. Реваз понял, что улыбка была неуместной, и сконфузился.

Внезапно спокойное лицо Нико Диасамидзе словно подернулось пеленой, глаза его стали меньше, черты лица начали расплываться… И вот уже не различить ни носа, ни усов, лицо Нико исчезло, и вместо него возникло лицо Текле. На коленях у Нико появилась раскрытая книга, на глазах — очки, вокруг глаз морщины. Взгляд его устремлен в книгу, но он не читает. Он перелистывает страницы жизни Реваза Чапичадзе.

«Знаю, прекрасно знаю, мой будущий зять, что вы собой представляете. В тридцать лет у вас уже готова докторская диссертация. (Мой сын Звиад на два года старше вас, но еще и кандидатскую не защитил, в аспирантах ходит.) Ваша диссертация о черве, да, о шелковичном черве. Безусловно, тема серьезная (на лице Нико которое было лицом Текле, появилась ироническая улыбка, не оставшаяся не замеченной Ревазом). Грузинский шелк славится издавна, и у него большое будущее. Это мне, историку, хорошо известно. Да что и говорить, в маленьком шелковичном черве таится большая сила… Впрочем, оставим пока в стороне и червя, и его силу, поговорим о другом. Вы думаете, что если у вас уже готова диссертация, то я не смогу отказать вам в руке дочери? Ничего подобного! Докторское звание еще не все! Нам нужно поближе познакомиться, молодой человек, лучше узнать друг друга…»

Сначала с лица Нико исчезли очки, потом появились усы с проседью, редкие седины на голове…

Реваз стоит у рояля, Нико и Текле сидят в креслах. В комнате напряженная тишина, и, чтобы нарушить молчание, Нико, слегка кашлянув, обращается к Ревазу:

— Ваши родители живут в Тбилиси?

— Нет, отец в деревне.

— А мать? — это уже спросила Текле.

— Я был на фронте, когда умерла мама.

— И ваш отец живет в деревне один? — удивился Нико.

— Да.

— Жизнь одинокого человека, да еще если он уже не молод, тяжела, ох как тяжела, — вздохнул Нико. — И близких родственников у вас нет?

— Нет, никого.

— А готовит отец тоже сам? — с удивлением спросила Текле.

— Сам, — смущенно ответил Реваз.

— Как это трудно! Просто невозможно себе представить, — грустно сказал Нико и, взглянув на стенные часы, подал жене какой-то знак.

Текле вышла из комнаты.

— Исторически доказано, — нарочито пробасил Нико, — да, историей подтверждено, что главной в семье являлась и является женщина, мать… Я сам тоже из деревни, из Квемохвити. Может, слышали?

— Да, я знаю эту деревню.

— Так вот, мы жили в Квемохвити. Я тоже был единственным ребенком в семье. Мой отец делал арбы, и к нему приезжали крестьяне даже из самых отдаленных деревень… Он был настоящим мастером своего дела. Семья у нас была крепкая. После смерти отца я решил забрать мать к себе, в Тбилиси, но она не захотела. «Еще чего выдумал», — сказала она и осталась жить в деревне. Мать моя была сильным человеком. Так как я не собирался возвращаться в деревню, она удочерила бедную соседскую девочку и полюбила ее, как собственное дитя. Когда девочка выросла, мать выдала ее замуж за человека, делавшего, как и мой отец, арбы. Однажды мать сильно заболела и попросила меня приехать. Когда я вошел в комнату, она, лежа в постели, качала люльку. «Это — мой внук, — сказала она мне. — Я уже состарилась, и дни мои сочтены, но я покидаю этот мир со спокойной душой, потому что мой дом стоит крепко и очаг в нем не угаснет».

…В комнату вошел Звиад. Он давно знает Реваза и поэтому поздоровался с ним как со старым знакомым и улыбнулся, дружески похлопав его по плечу. Потом Звиад позвал сестру и, не дождавшись ответа, быстро вошел в ее комнату.

— Так вот, в жизни грузинского народа, — продолжал прерванный разговор Нико, — женщина занимала особенное место, и это уже исторический факт.

— Наши историки пишут лишь о том, что они сами хорошо знают, но это ведь еще не есть история Грузии и грузинского народа, — каким-то неестественным голосом резко сказал Реваз и посмотрел на Нико.

— Ошибаетесь, и даже очень ошибаетесь, молодой человек, — отпарировал Нико, — так или иначе, но история Грузии изучена и написана. Правда, есть события, которые были либо просто забыты, либо по каким-то причинам остались неупомянутыми, но в основном, да, в основном, нам хорошо известны пути развития грузинского народа с древнейшего времени и до наших дней… К сожалению, многие думают так же, как вы, и уверяю вас — они сильно заблуждаются.

Наконец появилась Русудан. Поздоровавшись с отцом, словно давно его не видела, она бросила исподлобья быстрый взгляд на Реваза и улыбнулась.

Текле объявила, что стол накрыт, и пригласила всех в столовую.

Когда подняли тост за Реваза, Звиад встал и, подмигнув Русудан, неожиданно выпалил:

— За здоровье нашего зятя!..

Реваз опешил.

Русудан вскочила из-за стола и выбежала из комнаты.

Текле и Нико с невозмутимым видом продолжали сидеть на своих местах, а жена Звиада Лили так хитро посмотрела на Реваза, словно хотела угадать его мысли.

Реваз встал, но тут же почувствовал на своем плече руку Текле.

— Садись, сынок, мы все знаем.

Реваз с трудом скрыл охватившее его волнение. Теперь уже он улыбнулся Лили и смело посмотрел в глаза будущему тестю.

Нико, произнося тост, разразился такой длинной речью, что Текле и Звиад устали от его многословия, и только Реваз с большим вниманием дослушал его до конца. Он и сейчас не забыл смысла сказанного им тогда.

«Семья была и остается основой основ нашей жизни. Пока крепка семья, и государство стоит, как крепость. Если же семья рушится, то и государству нелегко. Это прекрасно понимали наши предки, и семья была для них святыней. Благополучие семьи зиждилось на беззаветной любви… Муж любил жену, жена любила мужа, и так вот, в мире и радости, жили скрепленные любовью семьи…»

…Звиад привел Русудан и усадил ее рядом с Ревазом.

Она, улыбаясь, заговорщически подмигнула Лили.

— Давайте назначим день свадьбы, — глядя на Реваза в упор, сказала Лили.

За столом наступило неловкое молчание.

Нико слегка кашлянул и, очевидно решив, что Реваз стесняется Текле, попросил ее заняться чаем. Как только она вышла из комнаты, он решительно заявил:

— Да, моя невестка права. Давайте договоримся о дне свадьбы.

…В Ваке на Имеретинской улице Реваз строит собственный дом. Два года назад он получил участок и после этого с головой ушел в строительство. Сейчас уже возводятся стены, и через год дом будет готов. Русудан и Реваз давно решили, что будут справлять свою свадьбу в новом доме.

Реваз что-то тихо прошептал на ухо Русудан, показав глазами на ее родителей. Он хотел, чтобы она сказала об их уговоре, но Русудан продолжала сидеть, словно в рот воды набрав, и в ответ только больно наступила Ревазу на ногу.

И тогда Реваз заговорил сам:

— Батоно Нико, я строю дом.

— Ну, а кто же вам мешает? Стройте себе на здоровье!

Реваз рассказал будущему тестю о том, как идет строительство дома. Тот сначала по привычке кашлянул, а потом вдруг от души рассмеялся.

— У нас, слава богу, квартира большая. Места на всех хватит, — сказал он. — А про строителей и не говорите, уж я-то их знаю. Если пообещают сделать в этом году, то и через несколько лет не дождешься. Нам обещали эту нашу квартиру отремонтировать за месяц, а на деле вышло так, что мы два года жили в грязи! Да, о чем это я говорил? Квартира у нас большая, и, пока ваш дом выстроится, вы с Русудан будете жить у нас. А свадьбу откладывать не стоит.

Все согласились с Нико и решили сыграть свадьбу через воскресенье.

Потом все пошло своим чередом.

Реваз перешел жить к Русудан, и первое время чуть ли не каждый день дом их был полон гостей.

«Кто-то же должен вести хозяйство в такой большой семье», — подумала Текле и, оставив работу в библиотеке, окунулась в бесконечные домашние хлопоты. Первым делом она установила в доме твердый распорядок дня: