— Завтра воскресенье, мама! — перебила ее Эка.

— Ну, извини! Прошу прощения! Пусть будет послезавтра, да, в понедельник, — опять вспылила Екатерина, — поменяешься классами с Лией Гургенидзе. С самого начала я допустила ошибку. Иди спи.

Эка бросилась в свою комнату, включила свет и легла в постель.

Она повернулась лицом к стене и встретилась взглядом с глазами Реваза Чапичадзе, смотревшего на нее с фотографии. Эка испугалась. Погасив свет, она с головой забралась под одеяло.

Но глаз Реваза видит и в темноте. Он пробрался к Эке в кровать и неподвижно уставился на ее грудь. Эка прикрылась руками, но глазу Реваза видно, как колышется ее грудь с твердыми сосками… Глаз Реваза заглянул Эке в глаза и заметил в них слезы. Он улыбнулся. Улыбнулся и приблизил свои ресницы к Экиным. «Не бойся, Эка», — прошептал он.

…Пение. Хлопанье в ладоши. Веранда дома Гуласпира Чапичадзе. Реваз и маленькая Екатерина танцуют… Глаза Реваза заглянули Эке в душу и заставили ее вздрогнуть, и потом, когда они уже закончили танец и сидели за столом, взгляд Реваза как стрелой пронзил ей сердце.

…Потом? Спустя три года, уже в этом году, как раз месяц тому назад, маленькая Екатерина зашла в «кабинет» Реваза.

— Дяди Гуласпира здесь нет?

— Он на лесопилке, — улыбнувшись, сказал Реваз.

— Пойду на лесопилку…

— Я как раз туда собираюсь. Идем вместе, — сказал Реваз, и они пошли.

В одном месте надо было перелезать через изгородь, и Эка остановилась. Реваз схватил ее под локти, крепко схватил, и перенес через плетень.

— Зачем ты ищешь Гуласпира?

Маленькая Екатерина покраснела и замерла.

«Если я сейчас же что-нибудь не отвечу, он подумает, что у меня нет никакого дела к Гуласпиру и я пришла его самого повидать».

— Он собирается в Хергу, и я хочу его о чем-то попросить.

— Не Гуласпир едет в Хергу, а я. Скажи, о чем ты хотела его попросить? — сказал Реваз и осторожно положил ей на плечо руку.

Маленькая Екатерина снова замерла и залилась краской… Она еще ниже опустила голову.

— Я не хочу вас беспокоить! — прошептала она.

— Что значит беспокоить? — почти рассердился Реваз. — Я вот скажу твоей матери, что ты относишься ко мне как к чужому. А я-то считал, что мы как родные! — И он двумя руками приподнял голову Екатерины, посмотрел ей в глаза и поцеловал. Сначала в лоб, а потом в щеку… Маленькая Екатерина стояла затаив дыхание, потом она обняла Реваза за плечи и, притянув к себе, поцеловала его в губы. И убежала. Стрелой перелетела она через изгородь и побежала, но не к лесопилке. Маленькая Екатерина неслась домой как на крыльях.

«Наверняка он что-то сказал маме, поэтому она все ворчит на меня последнее время».

Около камина сидит закутанная в шаль большая Екатерина, и спицы так и мелькают у нее в руках.

«Это она придумала, что я громко разговаривала. Она что-то во сне видела, а рассказать постеснялась. Хитрой стала маленькая Эка! Маленькая? Какое там маленькая. Двадцатисемилетняя женщина. Может быть, тебе, горемычная, на роду написана такая же судьба, как у меня?!»

Откуда-то появился Зураб Барбакадзе, сел рядом с большой Екатериной, сердито взглянул на нее, но потом вдруг подмигнул и улыбнулся.

— Поверить, что тебя никто не любит, Эка? — словно наяву спросил Зураб.

Большая Екатерина словно онемела, не в силах вымолвить слова.

— Значит, тебя никто не полюбил? — опять подмигнул ей Зураб и насмешливо улыбнулся.

— Никто! — громко сказала Екатерина и тоже улыбнулась.

— Чему улыбаешься, Эка? Ты идешь по стопам своей тети.

Пауза.

— Зем-ля. Во-да. Воз-дух. О-гонь, — по слогам произнес Зураб Барбакадзе.

— Эпикур! — воскликнула Екатерина.

— Да, Эпикур! Эпикур осуждает надменность и гордыню, а ты — гордая! Да, это твоя тетя вырастила тебя такой гордой! — Потом он прошептал ей на ухо: — Твоя тетя была хорошая женщина, Эка, но недотрога, и ее руки никого не согрели… Да, руки твоей тети никого не согрели, Эка!

И Зураб встал и ласково похлопал Екатерину по плечу.

— Уже светает. Я спешу на Сатевелу, — сказал он и, выйдя через заднюю дверь, оставил ее открытой.

…Около камина сидит закутанная в шаль большая Екатерина, мелькают в ее руках спицы, а на столе лежат тетради, которые еще надо проверить.

Сильный холод и свет ворвались в комнату.

«В комнате Эки не горит камин. Там, наверное, совсем холодно».

Она вышла за дровами.

Рассвело. Ночью морозило, и теперь небо над Хемагали было зеркально чистым. Словно светятся покрытые снегом горы Санисле, и все кругом искрится в лучах восходящего солнца.

— Пошли вниз.

Екатерина услышала голос Реваза. Протерев глаза, она посмотрела в сторону ворот. Это были Реваз и Сандро. Сандро — на лыжах, с рюкзаком за спиной. Он смотрел на дом Екатерины.

— Едем вниз, Сандро! — громко сказал Реваз.

Сандро начал медленно, с большой осторожностью скользить по покрытому настом снегу, Реваз шел следом за ним.

— Видно, на охоту собрались, — тихо, для себя сказала Екатерина, глядя на них из-под руки.

«Правильно идет… Правильным шагом идет Реваз по затвердевшему снегу. Походка!.. В том, как человек ходит, удивительно сказывается его характер. Человека, который всегда ходит, как будто собрался в атаку, надо бояться. Он натура неполноценная, вечно чем-то недоволен, а виновным в своих несчастьях считает другого. И не дай бог, этот другой попадется ему в лапы — он его поработит, задушит, уничтожит… Тот же, кто ходит осторожно, робкими и размеренными шагами, еще более опасен, чем первый. Маскируется тот, кто ходит робкими шагами. Он только играет роль благородного и чистого человека. Лицо его всегда готово расплыться в улыбке, словно он бесконечно рад встрече с вами, в душе же он полон злобы и клянет вас почем зря… Он бесшумно ступает, якобы не желая кого-нибудь побеспокоить, а на самом деле ему на всех и на вся плевать… Очень страшен человек, который ходит робкой походкой. Уж я-то это прекрасно знаю, и меня не проведешь… А у Реваза шаги то быстрые, то медленные, словно задумчивые, а иной раз и беззаботные. И это естественно — порой мы торопимся куда-то, порой раздражены, порой веселы. Да, я по походке могу распознать человека».

После ночного мороза небо стало яснее, белеет Санислский хребет. Солнце заливает светом все Хемагали, И большая Екатерина видит в поле торчащие из снега черенки винограда, словно там расположились бесчисленные стада баранов, чьи изогнутые рога подняты кверху и кажутся коричневыми в белизне, соединившей небо и землю.

«Да, сильный мороз был ночью. Холодно. В комнате у Эки камин не горит, и там, наверное, еще холоднее».

Взяв буковое полено, она вошла в Экину комнату.

Эка лежит в том же положении, на спине. Левая рука под головой, с груди одеяло откинуто, и она спокойно спит. Под рубашкой мерно поднимается и опускается грудь с твердыми сосками, а ее маленькие губы чуть тронуты улыбкой.

Книга вторая

Часть первая

Глава первая

Утром его разбудил школьный звонок. Он посмотрел на часы. Было восемь. Ему вспомнилось детство.

В школе, где учился Реваз Чапичадзе, сторожем работал бывший сельский дьякон Гуга Чапичадзе, который мастерски звонил в школьный колокольчик.

Утром, к восьми часам, он звонил долго и настойчиво. «Вставайте! Вставайте! Вставайте!» — трезвонил школьный звонок, и его голос был слышен во всех уголках Хемагали.

Резо вскакивал с постели, складывал в портфель учебники и тетради, умывался и бежал в кухню.

Там уже суетилась мать, а на столе его дожидался завтрак: разогретое мчади, сыр и молоко.