Когда я вынесла кувшин, она стояла все там же.
— Я пойду на Сатевелу, — сказала тетя и ушла.
Войдя во двор, я спряталась за забором. Тетя шла сначала медленно, потом все быстрее и быстрее и наконец побежала, но только не к Сатевеле, а по дороге, вслед за уехавшими Майей и Бардзимом.
…С Сатевелы она вернулась уже вечером. Я сидела на веранде. Тетя прошла прямо в кухню и позвала меня оттуда.
— Ну что, грустишь одна?
Посмотрев на нее, я заметила, что веки у нее опухшие. Хорошо хоть, выплакалась, отвела душу.
— Грустно, тетечка! — покорно ответила я и опустила голову.
— Никто не приходил?
— Был Гуласпир.
— Что он хотел?
— Принес инжирную водку попробовать.
— Дай-ка ее сюда! — Тетя достала из стенного шкафчика стопку.
Водка стояла там же. Тетя налила себе и выпила.
Пауза.
— У отца больше прав, чем у воспитательницы. И чтоб я на твоих глазах слез больше не видела! — грустно, но тоном, не терпящим возражений, сказала тетя и взглянула мне в лицо.
— Майя еще совсем ребенок. Кто будет за ней смотреть и баловать, к тому она и будет привязана… А нас скоро забудет…
Больше тетя не промолвила о Майе ни единого слова, словно ничего и не случилось. Правда, она сильно пала духом и была очень грустна. Соседей домой не приглашала, да и сама к ним в гости не ходила. Зато зачастила на Сатевелу и всегда возвращалась оттуда с заплаканными глазами. Со мной в такое время она старалась не встречаться.
Ни мы с тетей не поехали в Хергу, чтобы забрать Майю, ни Майя с Бардзимом не приехали в Хемагали, и постепенно вся эта история предалась забвению.
С Майей и Бардзимом я встретилась через семнадцать лет.
Случилось это в Херге, куда я приехала на совещание директоров школ. Это было одно из тех совещаний, которые обычно проводятся в августе, перед самым началом учебного года.
В Херге, как всегда в это время, стояла жара, и, дождавшись перерыва, я зашла в кафе на набережной Хевисцкали, чтобы съесть порцию мороженого. За соседним столиком сидели трое — женщина и двое мужчин. Они громко разговаривали, и я обратила на них внимание. Лицо женщины мне кого-то напоминало, а увидев рядом с ней Бардзима, я догадалась, что это была Майя. Моей первой мыслью было подойти к ней, но я не решилась.
Майя с молодым человеком ушла раньше. Проходя мимо моего столика, она посмотрела в мою сторону, Я опустила голову, и она прошла мимо.
Оставшись один, Бардзим заказал еще мороженого и закурил. Глаза наши встретились, и он узнал меня. Поздоровавшись; он подсел ко мне.
— Это была Майя. Вы ее не узнали? — улыбаясь, спросил Бардзим.
Я молчала.
Бардзиму принесли мороженое, и он попросил лимонада.
— Не узнали Майю?
— Узнала, — сказала я и отвернулась.
— Я сейчас же позову ее, они вон там, зашли в мой универмаг.
Из этого многозначительного «мой универмаг» я должна была понять, что он был его директором. Я хотела сказать, что я это знаю и что мне даже известно, какие интриги он вел против бывшего директора и во сколько обошлось ему заполучить это место, но передумала, а потом жалела.
— Так я сию минуту приведу ее, — сказал Бардзим.
— Нет! — возразила я и оглядела его с головы до ног. Он заметно потолстел. Лицо покрылось морщинами, появился второй подбородок.
— Вы по-прежнему работаете в колхозе? — словно между прочим поинтересовался он.
— Нет, в школе.
— Счетоводом?
— Директором.
— Директором? — удивленно спросил он и выпрямился на стуле. — А ваша тетушка? Тетя Пелагея?
Пауза.
— Как поживает ваша тетя?
— Она умерла в прошлом году…
Он вздрогнул, словно услышав неожиданное известие, смял сигарету и встал. И для чего он ломал передо мной комедию?
— Странно… такая была здоровая женщина.
— После того как вы забрали Майю, она очень изменилась. Это ее сломило.
— Боже мой, да когда это было, я и думать об этом забыл! — холодно сказал Бардзим и выпил лимонада.
— А моя тетя не могла забыть Майю! Не могла! Майя же ни разу ее не навестила, даже письма не написала. И на похороны не приехала…
— Как Майя могла приехать? Как мы могли приехать? Мы ведь ничего не знали!
— Я вам послала письмо.
— Какое письмо?
— То самое, которое вы получили.
— Никакого письма я не получал! — решительно сказал он, пожав плечами.
— Нет, получали! Я знаю, что вы получили мое письмо.
Бардзим изменился в лице и глотнул лимонада. Потом чиркнул спичкой, но так и не смог зажечь сигарету — так у него дрожала рука. Его двойной подбородок заколыхался, и он отвел глаза в сторону.
— Человеку, который принес вам письмо, вы велели передать, якобы вас нет в Херге, а от Майи скрыли, что умерла ее воспитательница… Вы бессердечный и злой!
Я хотела крикнуть Бардзиму что-нибудь очень оскорбительное, но не смогла, только с презрением посмотрела на него и встала.
— Подождите, присядьте на минутку! Только на минутку! — хрипло сказал он и взглянул на меня мутными глазами. Потом он с трудом достал из кармана огромный, как полотенце, пестрый платок и вытер потное лицо.
— Вы убийца своей собственной тети! — бросил он мне и усмехнулся. — Да, именно вы убили ее! Вы — убийца Пелагеи, а вините Майю, меня! Вот так-то!
Все во мне напряглось, и я почувствовала отвращение к этому человеку. К горлу у меня подступил комок, и я бессильно опустилась на стул.
— Я убийца своей тети?
— Твоя тетя была моей невестой… Да, я собирался на ней жениться! — важно произнес он и улыбнулся.
«Неужели моя тетя любила такое ничтожество?»
— Пелагея меня любила, очень любила! — сказал он и обнажил в самодовольной улыбке золотые зубы.
Чтобы не потерять сознание, я глотнула лимонада.
— И что же случилось?
— Она сказала: Эка тоже будет с нами жить.
— Я?
— Другой Эки у твоей тети не было. Тебе тогда было два года. Да, она так и заявила, что ты будешь жить с нами.
Он опустил голову и, поискав зубочистку, стал играть ею левой рукой.
— Я отказался растить чужого ребенка, — тихо, будто для себя, сказал Бардзим и искоса взглянул на меня.
Мне стало бесконечно жаль мою тетю.
— Я и тогда был богатый, — все таким же тихим голосом продолжал он и, облизнув вычищенный зубочисткой ноготь большого пальца, выпил лимонада. — Так мы и не договорились. Тетя тебя не бросила. Ну, а я женился на другой. Что мне оставалось делать?
Пауза.
— Моя бедняжка жена оказалась несчастливой, она умерла во время родов, и мою Майю растила твоя тетя.
Он опять облизнул большой палец и выпил лимонада.
— Когда дочка подросла, я забрал ее к себе. Разве я не должен был это сделать?
…Осень. Веранда нашего дома. Мы с тетей сидим за столом, и она смотрит на хребет Санисле. «Идет», — шепчет она, и взгляд ее застывает. Меня пугает прячущаяся в глубине ее глаз тоска. «Тетя», — позвала я. Она вздрогнула и вся как-то напряглась. «Что ты уставилась на меня, Эка? Делай свое дело!» — рассердилась она, ушла в большую комнату и легла там на тахту, устремив взгляд в потолок. Когда я о чем-то спросила ее, она вспыхнула: «Ну что ты пристала, Эка?» Заснула тетя поздно и всю ночь металась во сне. Неужели она ждала Бардзима?..
— За то, что твоя тетя кормила Майю, я ей дал деньги, но она их мне вернула… Возьмите вы, для ее могилы.
— Как вы смеете! — крикнула я и бросилась прочь.
Я отпросилась с совещания, в тот же день на попутном грузовике вернулась в деревню и, несмотря на страшную усталость, весь вечер занималась тем, что переворошила весь тетин сундук. В нем оказались мои «Родная речь» и тетради, Майина рубашка и чулки, фотографии, письма. И среди них — известное мне письмо Бардзима, в котором он просит тетю: «Ребенок остался без матери. Удочери». Я раньше не придавала значения этому письму, но, перечитав его снова, многое увидела в ином свете. Может быть, они и вправду любили друг друга?
