Отец, скажи, если мы вконец разорвем его, ты подаришь нам другой?

У тебя есть в загашнике еще одна зеленая планета с чистым воздухом и прозрачной водой?

Я столько лет верила в светлое будущее всего человечества. В светлое и обязательно всего. Я верила, что наша цель — коммунизм, и что на самом верху сидят умные люди, и что они знают, куда идти. Я верила, что выше Генерального секретаря уже никого нет, только его шляпа.

А теперь я просто хочу верить, что хорошие люди попадают в рай, а плохие — в ад.

Ни в пленум, ни в тринадцатую зарплату, ни в пятьдесят томов собрания сочинений, ни в памятники, ни речам и обещаниям, а только в то, что хорошие — в рай, а плохие — обязательно в ад.

Я не хочу больше молиться ни на какие портреты в пиджаках и медалях, пусть я лучше буду молиться на тебя. Пусть неумело, пусть хоть как-нибудь.

И я хочу верить людям, которые верят в то же самое.

Ну куда мне принести свою боль, свою душевную муку, свои горести и обиды? В партком? В местком? Участковому милиционеру? Кого мне вспомнить перед сном? Президиум Верховного Совета? Нет, только тебя, только тебя!

И что это еще за праздник такой. День рыбака?!

Кто придумал День работника лакокрасочной промышленности?

Кому пришла идея проводить Неделю активного сбора вторичного сырья?

Господи, зачем ты отнял у них разум?

Воскресники, черные субботы…

Нет, мне больше нравится Чистый понедельник. Вербное воскресенье. Прощеное воскресенье. Пасха, Рождество, Крещение.

Прости меня, дуру, совсем замучила тебя просьбами, но еще… В общем, помоги нам как-нибудь с сельским хозяйством, а! Ты же видишь, у нас ничего не получается. Мы и так пробуем, и сяк, а — ничего. Прости наше правительство и ЦК, что они не верят в тебя, и все равно помоги. На тебя одного осталась надежда. Это они так не верят, пойми, им же нельзя, а на самом деле они хорошо к тебе относятся.

И перестань насылать на нашу землю то коллективизацию, то индустриализацию, то борьбу с алкоголизмом, то еще какую-нибудь борьбу, перестань давать нам в таком количестве дураков и мерзавцев, распредели их по земле равномерно, а то у нас здесь их слишком большая плотность. Дай нам передохнуть лет 20–30, а уж потом, если тебе хочется, и насылай… Но лучше не надо, сколько ж можно!

Наверное, я тебя утомила, господи! Но еще одна просьба… Почти что для себя… Я понимаю, меркантильный я человек, но ничего не могу с собой поделать… Я и в райисполком писала, и в Моссовет, никто не отвечает. Я не в обиде — у них и без меня дел полно… Так что придется и это тебе взять на себя… Убери, пожалуйста, винный магазин из нашего дома… У меня дочь маленькая растет… Детский сад во дворе… Школа тут же… А они из винного прямо во двор… Ты представляешь!.. Ну я — ладно, взрослый человек, всего насмотрелась, но дети…

Господи, сделай же так, чтобы ты все-таки был!

Тетя Соня на том свете

… Вы спрашиваете, почему тетю Соню так давно слышно не было? Что?.. Соскучились по тете Соне?.. Хорошо, я вам отвечу. Тетя Соня тут немножечко умерла… Совсем немножечко… Дуба дала тетя Соня… В медицине это называется клиническая смерть. Вы знаете, что такое клиническая смерть?.. Это когда человек уже одной ногой на том свете, а другой — еще на этом, и за эту последнюю ногу его еще можно выдернуть… Честно, мне уже не хотелось обратно… Ах, умерла так умерла… Тетя Соня же не трамвай, который ходит туда-сюда… То на тот свет, то на этот…

Вы, наверное, интересуетесь, как выглядит тот свет… Ну, как выглядит… Нормально выглядит… Обыкновенный такой тот свет… Вы бывали в Америке? Я, кстати, тоже нет… Так вот он приблизительно как Америка выглядит… Многие наши уже там, а остальные уже собираются… Тот еще тот свет…

Ой! И кого я там только не видела!.. Софочку!.. Дядю Киву!.. Дедушку Соломона!.. Барсика, своего кота, царствие ему небесное, которого мотоцикл переехал, когда Барсик со свидания возвращался, как сейчас помню, в марте 68-го года, холера его забери этот мотоцикл!.. Нет, вру, склероз, в марте 68-го — это мой третий муж Яша, царствие ему небесное, а Барсик в марте 67-го, оба они, между нами, те еще коты были!.. И даже мою любимую вазу я там видела которую купила в комиссионке еще до войны и которую Раечкин Левка смахнул со стола!.. Оказывается, наши любимые вещи никуда не деваются, они ждут нас на том свете, так что вы не расстраивайтесь, бейте себе на здоровье!..

И кого вы думаете, я еще повстречала на том свете? Ну, конечно, его, Яшу, моего третьего мужа…

— Сонечка, — говорит он, — а я тебя так рано не ждал… Я тебя ждал лет через десять — пятнадцать… Ты же была всегда здоровая как слон…

Нет, вы слышали, он меня не ждал!.. Он меня, и когда был живой, никогда не ждал, это я его все время ждала с его гулянок.

— Ты в своем репертуаре, Яша, — говорю я ему. — Чует мое сердце, что я, наверное, попала в ад, раз ты уже здесь… Я же тебя предупреждала, Яша, помнишь, я тебя предупреждала?..

— Сонечка, — говорит он, — отдыхай и ни о чем не бойся! Здесь такой обычай, что все советские люди попадают прямо в рай. Они при жизни так мучаются, что надо же им отдохнуть хотя бы на том свете…

— Ну, слава богу, Яшечка! — говорю я. — Я же советская женщина. Я всегда знала, что когда-нибудь это может пригодиться, дай бог здоровья нашему Горбачеву!..

— Это какой Горбачев? — спрашивает Яша. — Не тот ли это портной с Малой Арнаутской, который шил женские лифчики, которые совершенно не уступали французским?..

— Бери выше, Яша!.. Тот Горбачев — это тот Горбачев, а этот этот… Этот ничего не шьет, наоборот — ему постоянно что-нибудь шьют… Этот Горбачев теперь у нас самый главный, век за него буду богу молиться!..

— А что, этот Горбачев — хороший? — спрашивает Яша.

— Очень хороший, Яша, очень!.. Только ему, бедняжке, сейчас так трудно приходится с нами, что просто ужас!.. То Гдлян, то Собчак, то Литва, то привилегии, то 6-я статья!.. Совсем замучила его эта перестройка!..

— Ничего не понимаю, Сонечка! — говорит Яша. — Какой Собчак, какая 6-я статья? Ты, видно, на старости лет совсем сбрендила!

— Ох, Яша! — говорю. — Ты же ничего этого не застал, ты еще при бровастом умер, а у нас сейчас совсем, совсем другая жизнь… Собчак — это депутат, который все время достает нашего Мишу… И достает, и достает, хуже горячки… А 6-я статья — даже не знаю, как объяснить… Ну, это что-то вроде 5-го пункта… Только 5-й пункт не нравится только евреям, а 6-я статья почти что всем…

— Что-то, Сонечка, ты совсем в политику ударилась, — говорит Яша. — Лучше расскажи мне что-нибудь за Одессу. Как там наша Одесса?

— Ой! Ты бы сейчас ни за что не узнал бы нашу Одессу! Просто вылитый Житомир!.. Сейчас что Харьков, что Одесса, что Житомир — все на одно лицо. Это называется современная архитектура.

— А что, Сонечка, — говорит Яша, — выдали нам деньги за облигации на военный заем?

— Выдали, Яшечка, выдали. И за военный, и за послевоенный, и пенсию прибавили на целых 15 рублей, жаль, что ты не дожил до этого светлого дня!.. И даже гречку в заказах дают участникам ВОВ…

— Что? Что? — говорит Яша. — Каких ВОВ?

— Ой, Яша, я же все время позабываю, что ты давно умер. Участники ВОВ — это сейчас так называют участников Великой Отечественной войны. Теперь такие времена быстрые настали, что ни у кого нет времени слова полностью выговаривать… Вместо «спасибо» «спс» говорят, вместо «здравствуйте» — «здр»…

И тут я вижу, что мой Яша начал расстраиваться и как бы таять, таять и совсем растаял… И на его месте вдруг оказался симпатичный такой молодой человек в белом-пребелом халате, вроде как ангел…

Я ангелов никогда в лицо не видела, и я испугалась.

— Ангел божий! — говорю. — А что мне будет за грехи мои, я за телефон в прошлом месяце не уплатила, и на местных выборах против нашего первого секретаря обкома голосовала, и анекдоты про власти предержащие слушала и смеялась. Неужели меня из рая погонят?..