Может быть, потому у нас сейчас руки и не лежат к делу, что в свое время мы отбили их аплодисментами?

В дестве я думал, что заграница — это одна большая страна.

Что если долго морщить лоб, то будешь очень умным. Что дружба народов — это просто такой фонтан на Выставке достижений народного хозяйства СССР, и ровным счетом ничего больше. Что каждый человек в берете и с фотоаппаратом — американский шпион.

Мы спали и видели, как поймаем каждый по шпиону, а один мой знакомый мальчик уже был на пороге осуществления своего заветного желания: он подозревал в шпионаже — кого бы вы думали? — собственного папашу. Справедливые подозрения вызывало то, что батяня моего приятеля по вечерам что-то писал, и причем допоздна. Еще бы не шпион! Слава богу не успел заложить своего предка.

Со словом «финка» я познакомился раньше, чем с женщиной одноименной национальности. У нас во дворе никто не мечтал быть ни учителем, ни врачом, ни космонавтом. Все мечтали попасть в тюрьму. И, надо сказать, многим это удалось.

Очень хорошо помню — мне было тогда семь лет, — как умер Сталин. То есть я, конечно, при этом не присутствовал. Я имею в виду то настроение, которое сопровождало уход из жизни вождя. Помню, как плакала навзрыд наша многолюдная коммунальная квартира. Мы в буквальном смысле осиротели. Кто же теперь будет нами руководить? Кто защитит, согреет светом своей мудрой улыбки, укажет правильный путь? Помню, утешало сознание, что еще есть люди, которые не оставят нас в нашем сиротстве… Могучие люди!.. Соратники! Буденный. Ворошилов… И слезы как-то сами собой высыхали при мысли о них. И на душе становилось легче.

Помню песенку, петую в детстве: «Берия, Берия потерял доверие, а товарищ Маленков дал нам хлеба и блинков».

В школе мы вымарывали его портрет карандашами, бывший товарищ Берия стоял на трибуне Мавзолея с безжалостно затушеванным лицом.

А наручные часы были только у богатых.

И авторучки у богатых.

А Юрий Гагарин и Герман Титов летали в космос и никакого там бога не видели.

А при коммунизме денег не будет: чего хочешь, то и бери.

А один русский пятерых японцев — только так, «одной левой».

И если долго держать тесемки шапки-ушанки во рту, то они намокают и превращаются в сосульку, и эта сосулька бывает очень вкусной.

Про телевизор я и не говорю: телевизоры только у баснословно богатых.

Висят рекламные плакаты: «Покупайте крабы!» Их никто не покупает. В витринах пирамиды из крабных консервов. Картошечки бы с селедочкой! Ничего больше не нужно!

И надо срыть горы, повернуть реки вспять, растопить полюс и всех негров сделать счастливыми.

В институте, помню, на перилах вырезано перочинным ножом: «Обожаем Кешу Смока. Люда П., Вера К., Алла М.». Это они про Иннокентия Смоктуновского.

Очереди за билетами на американский фильм «Великолепная семерка». Юл Бриннер в главной роли. Впоследствии умер от рака легких. Перед смертью завещал нам всем не курить. Он-то выкуривал по две пачки в день…

На Смоленке еврей-портной по фамилии Иванов шьет нам джинсы из материала «техас», первые в нашей жизни джинсы. Работа — червонец, матерьяльчик — семь.

Хрущев стучит ботинком в ООН.

Брежнев трясет орденами.

При Андропове на дневном киносеансе поголовно у всех проверяют документы: почему в рабочее время не на работе?

Черненко, который удивил тем, что буквально ничем не удивил. Только и успели узнать, что служил на погранзаставе и работал в Доме политпросвещения.

И вот уже электричкой накатили перестройка, Горбачев, съезды Советов, первый, второй.

Почти целая жизнь уложилась в эти имена, события, даты.

Новый год. Век кончается. Немножко осталось. Хочется почему-то дотянуть до XXI. Хотя глупость, конечно. Какая разница — XX, XXI?! Там хорошо, где нас нет.

Но — хочется, хочется. Хочется, чтобы не кончились вода в кране, свет в окне, воздух в груди.

Кукушка, а кукушка, скажи, сколько еще жить буду? Но, сколько бы ни пообещала, хочется, чтобы и потом, после тебя, жили люди… А после них — еще… И еще… И еще…

Потому что так не интересно: вот ты, а потом — никого. Скучно сразу. Тогда сразу ничего делать не хочется. Нет, так мы не договаривались.

С Новым годом, дорогие товарищи!

Уважаемая редакция! — пишет вам читательница Вероника С. — Существует примета, что если оторвешь в транспорте счастливый билет, то обязательно повезет. Такой билет достался мне, когда я ехала в 76-м автобусе. Сумма первых трех цифр в нем равнялась сумме трех последних. Но вот уже прошло полгода, а счастья все нет».

Дорогая Вероника! С вашим письмом мы обратились в управление пассажирского транспорта. Меры приняты. Директору автобусного парка поставлено на вид. Водитель переведен в слесари сроком на месяц. Маршрут № 76 ликвидирован.

А вот другое письмо:

«Прочитал в вашей газете прогноз погоды на неделю. Что вы пишете? Дожди, похолодание… А мы всей семьей собрались на дачу…»

Дорогой товарищ! А у нашего редактора как раз накопилось много дел в городе. Подумайте, каково ему работать в жару! Погодите немного, скоро он пойдет в отпуск, вот тогда…

А это нам пишет некто Анатолий К.:

«Говорят: победи в себе лентяя. А если лентяев в тебе сидят двое или трое. Что тогда?»

Трое на одного! Толик, беги!

«Дорогая редакция! Я женился, а мой начальник не хочет давать мне положенный трехдневный отпуск после свадьбы, мотивируя это тем, что я уже гулял три дня, когда женился в прошлом году».

Уважаемый Леонид! А стоит ли беспокоиться из-за каких-то трех дней. Накопится недельки три, тогда разом и отгуляете.

У моих коллег — юмористов глубокий траур: безвременно уходит со своего поста глава российских коммунистов Иван Кузьмич Полозков. Вместе с ним уходят в небытие с десятка полтора безотказных анекдотов, непременным персонажем которых он был, анекдотов, многократно проверенных на публике, исправно кормивших целый отряд мастеров веселого цеха. А сколько реприз потеряют свою убойную силу, сколько забавных рисунков, недавно задуманных, так и останутся невоплощенными! Эх, Иван Кузьмич, Иван Кузьмич, что же вы наделали! А если уж так приспичило уходить, не могли чуток подождать, что ли?! Я бы вот угловой диванчик на кухню себе купил, еще бы кое-какие дыры в хозяйстве залатал, тогда бы и с богом! На кого покидаешь, кормилец? На никому пока что не известного Купцова? Но потянет ли он? Что нам про него известно, кроме того, что он из семьи вологодского крестьянина, закончил политехнический институт, а затем высшую партийную школу? Что тут, скажите, смешного, кроме высшей партийной школы? А у меня семья — пять душ, есть-пить хотят, с ними-то как?

В эти скорбные минуты горячо молюсь за здравие премьер-министра Павлова, полковника Алксниса, лидера либеральных демократов Жириновского, непревзойденной Нины Андреевой, иже с ними певца ОМОНа Александра Невзорова. Ах, золотой народ! Что ни слово — сокровище, что ни заявление — пародия. Дай бог им, как говорится, побольше пленумов и брифингов, презентаций и деклараций, всяческих платформ и открытых писем! Им — удовольствие, а нам — прибыток. Они высказываются, душу облегчают, мы честно записываем, а народ хохочет. Народ хохочет, нам с голоду пропасть не дает.

Не хочу быть голословным, спешу, спешу предъявить примеры.

Ну, скажем, поехал бы я в этом году на юг, не заяви еще весной Валентин Павлов, что швейцарские банки скупали наши сторублевки прежнего образца, чтобы подорвать нашу же экономику? Дудки куда бы я поехал. Сидел бы в Подмосковье, сосал бы лапу. А так — целый монолог, шутка там, шутка здесь, бешеный успех, аплодисменты, всюду приглашают, артисты исполняют, авторские капают. До сих пор ведь не выдохлась тема! До сих пор! К тому же и сам, так сказать, виновник перла не дает потускнеть ему, нет-нет, а сморозит что-нибудь в развитие своей бессмертной мысли, и, глядишь, она и засверкала новыми гранями, встрепенулась, обрела второе дыхание.