«Надо же, заковыка какая, — весь день потом размышлял Василий Тихонович. — Откуда он берется, голос-то? Ну, все понятно, конечно, мембрана там, микрофон, токи низкой частоты всякие. В общем, физика. А голос откуда?»
«Узнал бы кто, о чем я думаю, засмеял, — корил себя Василий Тихонович. — Сказал бы, свихнулся старый хрыч.
Какие чудеса еще в пятьдесят пять лет. Голос, голос. Физика все — и баста!»
Ночью Василий Тихонович ворочался на диване и представлял себе множество телефонов, просто тысячи, миллионы телефонов, соединенных между собой множеством проводов. И каждый телефон отвечает разными голосами, детскими и мужскими, и женскими, и стариковскими, и хрипловатыми, и высокими, и веселыми, и чуть-чуть усталыми. Кто-то спрашивает: «Как дела?» или говорит: «Добрый вечер», кто-то смеется в трубку, а кто-то плачет, всхлипывает. Ночью Василий Тихонович метался по постели, бормотал: «Голос, откуда голос?», а утром проснулся и пошел на работу. Работы было много, телефонизировали большой дом. Василий Тихонович намаялся за день, позвонил в последнюю квартиру, открыла дверь Анюта. Василий Тихонович очень растерялся и сказал: «Будем вас телефонизировать». — «Вот чудеса-то, — тихо засмеялась Анюта, — кому же я звонить-то буду?» — «Кому-нибудь уж позвоните», — сказал Василий Тихонович. «Ну, проходите, проходите. — сказала Анюта. — Я очень вам рада».
Василий Тихонович занимался телефоном, а Анюта металась по кухне, гремела кастрюлями. Потом Василий Тихонович появился в дверях кухни и сказал: «Принимайте работу». Анюта вытерла фартуком руки, подошла к телефону, сняла трубку, послушала, наклонив голову, сказала: «Гудит». — «Гудит?» — зачем-то переспросил Василий Тихонович. «Гудит». — сказала Анюта. И они вместе засмеялись. Анюта серебряным смешком, а Василий Тихонович некрасиво, потому что не смеялся очень давно.
Потом они сидели на кухне, пили чай, неловко молчали. «А кто телефон изобрел?» — спросила Анюта. «Да там один, американец, Эдисон фамилия», — ответил Василий Тихонович. «Башковитый, видно, мужик», — заметила Анюта. «Да уж», — сказал Василий Тихонович. «Мозги у него, видно, шурупили», — сказала Анюта. «Верно, — проговорил Василий Тихонович. — Я бы с ним в разведку пошел».
Враг
Каждый раз при встрече с ним мне почему-то бывает неловко за его мешковатый костюм, за этот нелепый галстук, всегда сбившийся набок, даже за чернильные пятна на его длинных, худых пальцах. «Ну, уж какой есть», — думаю я.
— Читали мою последнюю анонимку? — спрашивает он.
— Читал, читал, — говорю я.
— Ну и как? — с надеждой спрашивает он.
— Из рук вон плохо, — говорю я. — Засыпаешь посредине. Куда что подевалось? Что случилось с вашим пером? Где точные, емкие слова, образные сравнения?
— Не пишется, — вздыхает он и пожимает плечами.
— Что значит «не пишется»? — говорю я. — Если вы устали, выдохлись, поезжайте куда-нибудь отдохнуть, смените обстановку, влюбитесь, наконец!
Он вяло пытается возразить, но я перебиваю его:
— Знаю, знаю, сейчас вы начнете говорить, что у вас семья, дети, что вы вынуждены работать на кухне, но это не оправдание. Посмотрите, другие пишут в более суровых условиях, и как пишут! Человек встает, словно живой. Прочтешь и думаешь: как только такого земля носит! А у вас что? Сироп, розовая водичка. Ну, в быту неустойчив. Ну, получил неизвестно как квартиру. Встречается со своей секретаршей. Ведь все это было, было, тысячу раз было. Оглянитесь, за вами идет молодежь, смелая, перспективная, она не боится дерзать, фантазировать…
— Уж эта мне молодежь! — фыркает он. — Жизни не знают. Все из головы… Такого наплетут.
— Просто у вас нет воображения, — говорю я. — Вы бы хоть на машинке научились печатать, ваш почерк разобрать невозможно. Извините меня, но и ваш костюм…
— Не нравится, заведите себе другого врага, — с обидой говорит он.
— Вот вы уже и в бутылку сразу. Ну, приободритесь!.
И еще долго я утешаю его. Мы прощаемся.
Я знаю, у себя дома он опять будет бесплодно сидеть над листом бумаги, курить папиросы, рисовать на полях человечков и сердце, пронзенное стрелой.
Вот
«Жил-был на свете мальчик Вот…»
Едва я написал эту фразу, как услышал за спиной голос:
— Эх ты, писатель! Предложение не можешь написать без ошибки!
Это моя жена. Вечно она заглядывает мне через плечо, когда я работаю.
— Какая еще ошибка? — возмутился я.
— Ты еще спрашиваешь! Поставь сейчас же запятую перед словом «вот». Тогда будет правильно: «Жил-был на свете мальчик, вот».
— Слушай, — сказал я, — подметай лучше пол и готовь обед. Разве ты не видишь, что слово «Вот» написано с большой буквы? Это его звали так, мальчика.
И я заскрипел пером дальше.
«Он был такой же маленький, как это слово, и такой рыжий, как если бы оно было написано рыжими-рыжими чернилами».
— А почему его звали Вот а не Юра, не Константин, не Григорий, наконец? — ворчит жена.
«Звали его так потому, — заторопилось мое перо, — что слово «вот» было у него самым любимым во всем словаре. Подсчитано, что мальчик произносил «вот» от 100 до 500 раз за день.
Ну, например, он говорил: «Мой папа инженер, вот». Или: «А у нас сегодня двух уроков не было, вот».
Когда же мальчик упрямился, он говорил: «Не хочу и не буду, вот».
— И что же, родители не приняли никаких мер? — снова вмешалась жена.
— Разумеется, приняли, — успокоил я ее.
И написал:
«Папа взял сына за руку и отвел к врачу. Доктор очень внимательно осмотрел мальчика и сказал: «Значит, так, с возрастом, значит, все пройдет. Т-аа-к… Но вы должны помочь ему. Т-аа-к… Постарайтесь, значит, при ребенке этого слова не произносить. Так».
Радостный отец пришел с мальчиком домой и под большим секретом рассказал все домочадцам: «Ни в коем случае не произносите при нем этого слова. Тссс!»
Затем глава семьи сел за работу, ему срочно нужно было написать какой-то доклад. Такие уж у взрослых заботы».
— Интересно, что же он там написал? — спросила жена.
— Ну, раз тебе так интересно, заглянем ему через плечо, — ехидно заметил я.
«Отец написал: «Необходимо активнее внедрять на нашем заводе ВОТ».
— Ха-ха-ха, — засмеялась жена. — Он же хотел написать НОТ — научная организация труда.
— Конечно, — ответил я. «тут в комнату вошла мама:
— ВОТ уж два часа я не отхожу от плиты.
— Тсс, — зашипел отец. — Не говори этого слова.
— ВВВ-ВОТ, — прорычала собака Пломбир.
— ВОТ я тебе покажу, — замахала на собаку руками бабушка.
— Все пропало, — схватился за голову отец».
— А дальше? — спросила жена.
«А дальше прошло очень много лет. Мальчик стал взрослым мужчиной. Однажды я встретил его на улице. Я узнал его по густой рыжей шевелюре. Мы разговорились, я напомнил ему о том давнем случае. И что вы думаете? Оказывается, мой знакомый до сих пор не избавился от своей привычки. Каждый вечер он выбегает на арену цирка и кричит: «ВОТ он я!» И все взрослые и дети смеются и хлопают в ладоши».
— Вот и все? — спросила жена.
— Вот, значит, и все, — ответил я.
Звонок
Мишу, старшего техника, позвали к телефону. А идти нужно в другую комнату. Вышел Миша в коридор — стоп! — на левом ботинке развязался шнурок. Уже давно замечено: на новой обуви очень часто развязываются шнурки. Справился Миша со шнурком и пошел дальше. Вдруг — бац! На правом ботинке шнурок развязался. «Это уж слишком», — подумал Миша и снова склонился над шнурком. А навстречу Леночка-секретарша.
— Поздравляю вас, Миша!
— Неужели?!
— Да, уже и приказ есть, — говорит Леночка. — Выходит дело — с повышением.
— Ой, Леночка, с меня шоколадка за новость.
— Не меньше, — говорит Леночка и дальше каблучками постучала.
Миша идет и думает: «Я теперь не просто старший техник, я инженер. Это хорошо. Но куда же это я шел? Ах да, к телефону».
