– А как же я? Я же живая? – зависла я, внезапно осознав слова мужика.

– Ну, то Покровители так решили, люди иногда сюда попадают. Затем мы и прочесываем лес вблизи Кругов. Ты, поди, счастливая была, вот только грибами за проход и заплатила, – он взял меня за вялую руку и потащил в по едва заметной тропе.

Я внезапно почувствовала себя ужасно уставшей, ни сопротивляться, ни разговаривать не хотелось. Голова была пустая, тяжелая и все больше наливалась свинцом. Во-первых, заторможено думала я, игра затянулась. Во-вторых, я и правда чувствовала себя счастливой, когда засыпала. В-третьих, куда меня тащит этот мужик?! Эй!! Я уперлась пятками в землю и вырвала руку.

– Эй, уважаемый товарищ Линар, вы куда это меня тащите, хоть на маньяка не похожи? Я так не играю! – я уперла руки в боки, хотя выглядело это, наверное, потешно.

– Ну дак к нашим, на стоянку, – немного опешил мужик. – Покормим, обогреем, так-то, у тебя руки как лед, – он поводил по воздуху руками, видимо, показывая, как греть меня будет.

Но мне про еду больше понравилось, желудок уже оправился от шока и жалобно заурчал. Я сама схватила Линара за руку и потащила его дальше по тропе со словами:

– А вот так я играю! Пошли кушать!

Я, как всегда, взял на себя квадрат с Кругами. Гиблое место, нехорошее. Вроде и лес здоровый, пауков нет, болот нет, ягоды да грибы растут – а неспокойно, все же. Тонкие места они завсегда тревожат душу. Зверь нервничал, ворочался, ворчал. Но обращаться я не спешил. Против упырей и туманников полоса керенийской стали куда как лучше когтей, так-то.

На лес к вечеру стала опускаться дымка. Она лезла в нос, щекотала, заставляя жмуриться, как перед чихом. Пожалуй, надо заканчивать со службой, не молод уже, так-то. Вернуться к Лаире, нянчить внуков, маленьких волчаток. Да, так и сделаю, приду к воеводе, подам в отставку, так-то. Отпустит, я не сомневаюсь даже, столько лет вместе в патрули ходим.

Зверь насторожился и тревожно рыкнул, призывая сосредоточиться. Я осторожно принюхался. Пахло листвой, гниющей хвоей, грибами и… духами? Тонкий, свежий запах щекотал ноздри, звал и тревожил. Он вел меня прямо к каменным спиралям, которыми давным-давно маги с нашей стороны отметили тонкое место между мирами. С ТОЙ стороны к нам просачивались эмоции, мысли, намерения, которые под действием магии нашего мира могли превращаться в настоящих чудовищ. Например, упыри – это страх. А инкубы с суккубами – похоть и вожделение. Туманники – обида. И душ неприкаянных в таких местах много летает, как наших, так и с ТОЙ стороны.

Следуя за запахом, я осторожно пробирался в центр спирали. Разведя руками кусты, я увидел ребенка, мирно спящего на какой-то блестящей сумке. Кто такого мальчонку в лес отправил? Опять история со злой мачехой? Только вот одет он не по-нашему. И пахнет иначе. Да неужто он … с ТОЙ стороны?

Я подскочил, внимательно осмотрел пацана. Вроде целый, только вот… не мальчик это вовсе. Не бывает у мальчиков грудей. И фигура вполне себе женская: с широкими бедрами, тонкой талией. Ладная такая девчушка, прическа только дурацкая, так-то. У девицы коса должна быть, а тут срам один, хохолок на макушке, остальное и вовсе так коротко, что смотреть тошно. От мешка воняет неимоверно, удивительно, как через этот смрад зверь ее учуял. Оно и понятно, не проходит живое с той стороны. Обычно не проходит, так-то. Надо ее скорее будить, а то какая-нибудь неприкаянная душа прицепится, и станет девчонка живым мертвецом. Добрые-то души они на перерождение уходят, а всякие бандиты, самоубийцы несчастные, так тут и болтаются, жертву ищут. И приходят иногда в деревни грибники, которые родных не узнают, а потом вонять и разлагаться на ходу начинают. Душа тело занимает, а оно не принимает ее, умирая медленно и страшно, так-то.

Я потряс девчонку, она мычит, отбивается. Ничего, у меня своих таких дома пять штук, с юными девицами умею обращаться. О, вскочила, благодарит. Думает, верно, что свои ее нашли. Какая же она маленькая, как воробушек встрепанный, так и хочется в горсть взять и пригладить перышки, успокоить. Немного отчитал ее, чтобы не вздумала больше спать у Кругов, надо же додуматься! Обиделась, торбу свою мне тычет, грибы, говорит, там. Те грибы тебе долго жить завещали, так-то, пичуга.

Вонь на полянке стояла невыносимая, аж голова разболелась. И дымка сгущаться начала. Как бы в такой дымке на туманника или упыря не нарваться. Что-то же девчонка тут делала, поди, обида или страх ее в лес загнали. Вещей у неё при себе почти и не было, а что испачкалось, в лагере отстирает. У нас в отряде и девицы служат, племянницы мои, помогут, если что, так-то.

А девчонку, похоже, откат от перехода нагнал. Перешла-то она во сне, сама не заметила, а только Круг он все одно свое возьмет. Не здоровье, так хоть силы колдовские, или жизненные. Надо ее быстрее на стоянку тащить, иначе точно на тропу без сил свалится. Остановилась, вырвалась, выговаривает мне. Ой, не могу, какая она смешная и маленькая, еще выступает чего-то, с характером. Был бы у меня сын – не рассуждая, сосватал бы, справная девка, так-то! Покормить пообещал, так она вперед меня побежала, откуда только силы взялись.

А туманник за спиной где-то, загривком его чую, так-то, но надо сначала пичугу увести. Она теперь все равно пару дней в беспамятстве проваляется, вернусь за ним еще.

Я проснулась легко, будто просто моргнула. События вчерашнего дня каруселью закружились в голове. Фатима, Славик, грибы, бесконечная усталость, мужик, похожий на медведя, большой костер, к которому я почти бежала, а потом все, ничего не помню. Я уперлась руками в лежанку и заставила себя сесть. Солнечные лучи пробивались через матерчатый полог, наверное, лежу в палатке. Внутри просторно, ой, да это целый шатер! Рядом стоит пара раскладных коек, рюкзаки, у приоткрытого входа, за которым виднеется желтый лес, висит какая-то одежда. Рядом с моей кроватью разложен столик, на котором расположились стакан с водой, несколько баночек темного стекла, чистое полотенце. Значит, я все-таки дошла до лагеря ролевиков. Жалко, что грибы мои испортились, как такое вообще могло случиться? Ничего не помню, а ведь тот мужик, когда со мной разговаривал, что-то и про грибы объяснял.

Я запоздало спохватилась, что я уже вовсе не в футболке и джинсах, а в льняной тонкой рубахе с широченными рукавами. Это кто еще такой бессмертный меня переодевал? Убью гада, только вот… Я судорожно шарила руками по телу. Трусы оказались там, где им положено, у меня ничего нигде не болело и не тянуло подозрительно, так что я чуть подуспокоилась, раздумав убивать позаботившегося обо мне человека.

Спустив ноги с койки, почувствовала небольшое головокружение. Я вцепилась в край кровати, не хватало еще свалиться на пол. На длинную рубашку капнула кровь. Ну блин, еще и носовое кровотечение. Я схватила первое, что попалось под руку – полотенце – и прижала к носу. Задирать голову не стала, наоборот, опустила ниже, чтобы кровь не заливалась в горло. Осторожно встала, пошатываясь, направилась в сторону полога. Странно, это меня от голода шатает, что ли?

Я почти доковыляла до выхода, когда узкая полоска света вдруг стала широкой, а меня сбил с ног некто, ворвавшийся в палатку.

– Ребанный йот, – прокомментировала я ситуацию, сидя на полу и разгоняя рукой цветные пятна перед глазами. Забавно, на дворе осень, а пахнет почему-то летом.

– О, миледи, простите, простите меня! Пахло кровью, я испугался, что с вами что-то случилось, что тварь пришла за вами из леса, я так спешил, что все испортил, надеюсь, вы не ушиблись, простите меня, миледи! Вы так прекрасны… – залопотал приятный юношеский голос в неподдельном волнении.

Миледи, ага. Он, похоже, чокнутый. Я, конечно, не урод, но и от общепринятых стандартов красоты весьма далека. Про крошечный рост я уже говорила, хотя это скорее преимущество, поскольку все кругом считают меня маленькой и безобидной, не замечая моей истинной «сучности». Фигура моя нечто среднее между грушей и песочными часами, при этом ни разу не хрупкая. Да, относительно тонкая талия, заметная при определенном ракурсе, но при этом широкие, как у пловчихи, плечи, грудь двойка, большая круглая попа и полные ноги с, как заявил мне один ухажер, опоздавший со своей симпатией на пару лет, красивыми коленками. Лицо приятное (при удачном освещении), загорелое, но при этом густо осыпанное бледно-коричневыми веснушками, которые не покидают меня даже зимой. Самая заметная часть моего лица – глаза. Они большие, выразительные, золотисто-карие, ресницы, если их хорошо накрасить, тоже вполне достойные. Что мне в себе всегда очень нравилось, так это руки с тонкими изящными запястьями, длинными чуткими пальцами и красивой продолговатой формы ногтями. Руки мне как будто достались от какой-то аристократки, никогда не знавшей тягот физического труда. Зато ноги типично рабоче-крестьянские, с широкой стопой, будто созданной для носки лаптей. Волосы на голове особой красотой никогда не отличались, будучи самого банального темно-русого цвета (цвета пыльной мыши), за лето выгорая до рыжевато-русого. Тонкие и слабо-волнистые, они не держали форму без специальных средств, а времени на укладку мне всегда было жалко. Поэтому нынешней весной я потребовала у парикмахерши ультракороткое пикси, найдя подходящую фотографию в журнале. Так что со спины меня вполне можно было принять на маленького толстожопого мальчика.