–Ох, Аврорка, держалась бы ты лучше подальше от этого моря. А то как своя мать…– вмешалась она, услышав дежурный вопрос деда.

Честно говоря, такое услышать было странно. Мы жили на море. Море в нашей жизни определяло почти все… Как можно держаться от него подальше? Положа рука на сердце, я понимала, о чем она… Вот это ее многозначительное «море» было о женском… И почему она именно сегодня вдруг опять завела эту пластинку? Странно, конечно. Что называется, интуиция, не иначе. Я пойму это потом, много лет после, когда буду вспоминать события того дня. Вспоминать то время длинною в два года…

Вообще, «как своя мать» касалось многих вещей, а не только моря. Например, не витай вечно в облаках, как своя мать, в поисках мнимого счастья; не влюбись в залетного моряка-дурака, который уедет восвояси обратно к себе на Север- лишь веслом махнет…

–Море в жизни моряка- это работа, служба, долг, Аврора,– любила она рассуждать с важным видом,– Важно, чтобы он понимал, что его настоящая жизнь на берегу, на суше… Если он думает, что в море- это тоже жизнь, пиши пропало. Потому что морю ты не конкурентка. Оно забирает сердце мужчины раз и навсегда. Оно тогда его жена…

Я не знала, море ли забрало сердце моего отца, или нет, но точно помнила, что мама всегда смотрела на море с тоской и едва уловимым трепетом в глазах. Эти воспоминания ее очень четкие, до мельчайших деталей. До тонкой, едва уловимой сеточки морщин на светлой нежной коже под глазами, до вечно норовящего залезть между слегка приоткрытых губ волоска пышной каштановой шевелюры. Она ушла, когда мне было десять. Тогда я решила, что она превратилась в чайку и улетела. Туда, на горизонт, куда всегда и был устремлен ее ждущий взгляд. Потом, постарше, я узнала, что это было сердце. Да, ее сердце не выдержало любовного треугольника с морем, которому она оказалась несоперницей. Так я и осталась- с бабушкой и дедушкой. С воспоминаниями о маме. С мечтами об отце, от которого, как говорила мама, мне достались две вещи-его глаза и данное им имя-Аврора. Богиня северной зари. Он, как вы, наверное, уже поняли, пришел с Севера, влюбил себя в мою мать, а потом ушел восвояси…

-Свет, не слишком вызывающе?-говорю я, критично осматривая себя с ног до головы в зеркале.

На мне сейчас белая юбка-клеш выше колена, красивый блузон в мелкий цветочек с бантиком, не очень удобные лодочки, которые гарантированно к концу вечера натрут мне краснюче-болючие мозоли на ногах.

–Ну ты совсем уже, Аврор,– говорит она, снова закатывая глаза,– ты что, в монастырь собралась? Какое тебе вызывающе?

Подошла ко мне одним махом сорвала с головы резинку.

–Ты что?!

–А то!-говорит она строго,– у тебя волосы какие, грива аж ниже попы! Грех такие закалывать. Зачем вообще они нужны, если их все время прятать?! Вон, смотри, как красиво. Они у тебя на кончиках немного вьются. Прям твоя «бегущая по волнам», не иначе…

Я нервно вздыхаю. Насилу заставляю себя улыбнуться Свете. Ладно, что уж я, действительно. Пора вылезать из своей скорлупы. Хотя бы на вечер. Смешно сказать, но я и правда ни разу не была на дискотеке. В школе мне разрешалось ходить только на мероприятия, организуемые в ее пределах. Как пренебрежительно выдавала Светка, «утренники». А потом было поступление, первый год учебы в институте. Мы ведь обе учились на языковом, сразу два языка- английский и французский. Сложновато было. Светка особо не парилась- тройка так тройка, а у меня было иначе… И бабушка спрашивала, да и мне самой хотелось их с дедом радовать хорошими оценками.

Мы выскочили на улицу в начале шестого. Солнце уже не пекло, а наоборот, только украшало все вокруг каким-то благородным, словно бы янтарным свечением. С годами, когда я увижу другие города, пойму, что и правда было в наших закатах что-то таинственное- словно бы и правда балтийский янтарь и солнце исполняли свой страстный дуэт, а мы были свидетелями этого красивого танца.

–Вот что значит волосы распустить и губки немного подкрасить… Смотри, как на тебя все пялятся,– шепнула в эйфории мне на ухо Светка.

Сама она нацепила неприлично короткую красную юбку, обтягивающую ее покатые, словно спелый помидор, ягодицы. Черная футболка с нарисованными на груди огромными красными губами доходила лишь до конца ребер, открывая пупок. Пялились, конечно, на неё, а не на меня. Еще бы. Она выглядела крайне вызывающе и в целом провокационно, выражаясь словами моей бабушки.

Народу на улице неприлично много. Завтра в городе был большой праздник- день Военно-Морского Флота. Будет красивый парад на воде, толпы людей на набережной. Многие съехались накануне, чтобы занять на набережной лучшие места с утра пораньше. Другие уже и без того торчали в городе которую неделю. Это лето было непривычно теплым для Балтики- и купались не только мы, знакомые с местными водами и теченьями, но и приезжие.

Сами не заметили, как дошли до местного Дома культуры, переоборудованного еще лет пять назад в некое место для развлечений. Днем здесь был кафе-ресторан, с вечера до утра- клуб. Поговаривали, что внутри есть особая зона, куда пускают далеко не всех, и там, мол, даже стриптиз танцуют, но я думала, что это скорее всего, байки девчонок, создающих целую историю на ровном месте. В наше время резона прятать такие места не было никакого. К чему эта секретность? Просто всех это место задевало своим существованием- взрослые плевались и говорили, что это бандюганы все прихватизировали, молодежь смотрела, облизываясь- дорогие тонированные машины у входа, опасного вида взрослые парни… И девчонки, и парни невольно хотели стать частью этого пугающего, запретного и, наверное, не очень правильного мира…

На входе огромная очередь. Казалось, сегодня весь город хочет попасть сюда. Направляюсь к ее концу, а сама ловлю себя на мысли, что, скорее всего, никуда уже сегодня мы не попадем, слишком уж медленно она движется, а мне в десять надо дома быть- это ж еще обратно надо успеть вовремя добраться. Вдруг чувствую, как Светка хватает меня за руку.

–Стой, ты чего? Это для лузеров…-говорит она мне заговорщицким шепотом и толкает куда-то влево от очереди.

–Ты куда?– недоумеваю я.

–Еще чего… Я не собираюсь стоять в этой толпе. Здесь на фейс-контроле знакомый. С нами в школе учился, на четыре года старше. Лёшка Старовойтов, помнишь такого?

Я, конечно же, отрицательно машу головой.

–И почему я не удивлена?– говорит себе под нос Светка, не требуя моего ответа.

Лёшка Старовойтов мне и правда кажется отдаленно знакомым. А вот я ему по ходу нет.

–Это Аврорка, одноклассница моя, мы с ней все время вместе. Неужели не помнишь?

Он снова одаривает меня многозначительно-насмешливым, с каким-то неприятным огоньком, взглядом и усмехается.

–Надо же, не помню совсем. А странно, такой ангелочек, должен был запомнить…

–Это потому, что она у нас как мышка серая в школе ходила. Вот что значит – подать себя женщине…– чрезмерно оживленно, наигранно самоуверенно вещает Светка.

Мы все еще в дверях, нас все еще никто не пропустил. И ситуация какая-то унизительная, честно говоря. Мне очень некомфортно. И я уже хочу щипнуть ее и тихо сказать, что надо отсюда ретироваться…

– Подать себя женщине,– усмехается Лёша, закуривая,– ладно, женщины, заходите. Только не вздумайте столики занимать, они платные и зарезервированные. Здесь до восьми молодняк окормляется, а ближе к полуночи люди посолиднее приходят. Для них и держим. Так что сразу к бару и оттуда только на танцпол…

Я представляла себе все это немного иначе. Ну, что-то наподобие школьных дискотек что ли. Когда можно подойти к знакомому диджею и заказать любимую песню, когда можно выскочить из актового зала в фойе и немного проветриться от забегающей из то и дело открывающейся входной двери прохлады. А здесь какой-то сплошной мрак. Перенасыщенный сигаретами, алкоголем, пугающим, чуждым пороком, в буквальном смысле исходящим от присутствующих. Я чувствую себя неуютно в своем белом наряде. То и дело одергиваю юбку, потому что она на этом высоком стуле кажется чуть ли не короче, чем у Светки. Пью воду, чтобы хотя бы чем-то занять вспотевшие руки. Уже третий парень подходит и пытается что-то нам заказать, но я отрицательно машу головой. На удивление Светка тоже категорична в отношении потенциальных ухажеров. Странно…