— Все-таки вы как раз вовремя, — сказал он, когда снова сел на свежий пень и сплюнул пепельную слюну.

Мы промолчали — не было слов.

Он что-то прошептал Разводному Ключу, блестящему на солнце и способному ослепить одним только бликом, и завернул его в промасленную тряпку. Положил под мышку и одним движением отодвинул ногой целую кучу веток. В груде сваленных деревьев показалось небольшое отверстие, похожее на вход.

Я ВСЕ ЗНАЮ

Все равно послушай. У нас ведь так заведено с тобой, так что, будь любезен, не нарушай правил.

ОК

Оказывается, это был аналог Курямбии — небольшая, до невозможности уютная, землянка. Уютная, хоть в ней ничего и не было, кроме вырезанного из земли прямоугольного кресла, на котором мы втроем едва уместились. Витя прозвал землянку Убежищем.

Оказывается, в то утро он не просто так не пришел к нам в Курямбию, когда мы его так долго ждали. В то утро он умышленно не шел к нам. Так ему велел Ключ. Ключ знал, что что-то должно произойти, и это что-то произошло.

— «Не ходи туда, не привлекай, не ходи туда, не привлекай», — повторял Ключ перед сном. А когда я проснулся, он снова гнул свое, — сказал Витя, глядя в светлый проход Убежища, и прикрыл его. Мы оказались в кромешной тьме, прям как в подвалах Курямбии. — И понятно почему. Как только я вышел из дома, между семью и восемью утра, почувствовал нечто странное, неосязаемое. Казалось, за мной следят. Под «не ходи туда» я все-таки шел в Курямбию и раз за разом уходил от нее, выворачивая маршрутные петли. Я резко разворачивался, чтобы обнаружить хвост, но его не было. «Не ходи туда», и я не шел. «Не привлекай», и я не привлекал.

Я наворачивал круги по кварталам и периферийным зрением ловил признаки слежки. Их не было. Но так мне только казалось.

Мне навстречу прошло много людей, и многих я успел встретить не по одному разу. «Не оборачивайся, — сказал Ключ. — Не привлекай. Пусть думают, что ты их не видишь».

— Кого? — спросил я, снимая очки, будучи уверенным, что без них станет светлее.

— Да, кого? — последовало от Вики.

В землянке послышался писк комара, и Витя, словно видя в темноте и ориентируясь только по звуку, пришлепнул его. Вслед за комаром запищала мышь. Мне вдруг стало жалко ее, но на ее счет я ошибся. Витя не убил ее, а взял на руки и передал мне.

— Погладь, не бойся.

Я погладил, хоть было страшно.

Мышь улизнула сквозь пальцы, очертив хвостом знак вопроса на моей ладони.

Вика взвизгнула:

— Убери! Убери ее от меня! Она на моих коленях! Она нюхает Кейси!

Витя забрал мышь и отпустил. Больше ее писка мы не слышали — только шорох. И учащенное сердцебиение Вики. Чего греха таить, я слышал и свое.

— В десятом часу на проспекте Мира я увидел две фигуры. Одну из них я сразу узнал по вчерашним нарядам, вторую додумал. Ты такая красавица!

— Спасибо, — просияла Вика.

— Вообще-то я про Илью! — посмеялся Витя и добавил: — Но ты красивее!

— Вот гад! — Я хотел толкнуть Витьку в плечо, но угодил в земляную стену. Дезориентация в пространстве, Профессор.

Мы сидели на влажной земле и делились произошедшим в то утро. Это было так странно. Еще меньше часа назад ноги сами несли нас к Витьке, где мы рука об руку сразились с непонятной жижей, веющей смертью и ужасом, а теперь, сидя плечом к плечу в землянке, куда не проникал и солнечный свет, казалось, забыли обо всем. Все казалось таким простым и обыденным, как выпить стакан воды. Я не знаю, как это объяснить, но, когда мы вместе

Я ПОНИМАЮ

Значит, поймешь и следующее.

Вернемся назад.

Когда мы с Викой только-только подходили к парку, где застали Иглыча, Витька уже быстрым шагом шел к перелеску, держа перед собой Разводной Ключ и оглядываясь. Он уже тогда знал, что на него охотятся и от кого нужно уберечь нас и местоположение Курямбии.

В то утро он повстречал много людей и еще больше — автомобилей. Один из них чаще всего то медленно прокатывал навстречу, то обгонял, заставляя Разводного нервничать. Он так же, как и ты, подавал Вите импульсы. Оберегал. Витя слушался. Он не косился на черный внедорожник, который и Вика, и я сразу узнали по описаниям. Это был автомобиль ВР, а внутри сидела сладкая парочка.

— Когда я увел их, когда уже прошел водонапорную башню, рев мотора окатил улицу. Мне едва удалось отпрыгнуть. Ботинки все-таки чиркнули по двери, — продолжил Витя. Вика в очередной раз охнула. Она не могла не охать — так устроен ее организм, и это никак не связано с ее «недородственниками», от которых стоило бы поскорее избавиться. — С визгом покрышек и столпом пыли автомобиль развернулся. И я их увидел. Там были они… Эти ваши… Они улыбались, потом улыбка переросла в оскал. А их слюни, стекающие из уголков рта… Они облизнулись. Козлов схватил тетку за грудь, та отвесила пощечину. И они загоготали. Я приблизился к спуску, где тропа уводила на перелесок, и снова бросил на них взгляд: они уже сосались.

Я продолжил движение не поднимая глаз. Оставалась буквально пара шагов, и я бы спустился с дороги на тропу, но те посигналили, и я, дурак, остановился. Мотор взревел еще громче, стекла опустились. Из них вылетел рой… полчища мух. Я побежал. Тут же споткнулся. Упал на обочину. Мухи были близко, и, не отрываясь от них, ехал автомобиль.

«Вот она — смерть», — подумал, может, и произнес я. Ключ горел в руке. Он пульсировал. Смерть приближалась. Солнце вдруг моргнуло. Мухи, что летели на меня, стали сминаться в лепешку. Я смотрел на них, как из салона автомобиля, об лобовое стекло которого они и разбивались.

— Купол! Это был купол. Тот же самый, что накрывал нас. — Вика прикоснулась ко мне.

Я дотронулся до Витьки:

— Наши друзья защищают нас.

Витя встал, встряхнул кости и выглянул на улицу, после чего предложил выйти.

Солнце уже светило не так ярко, но все равно приходилось морщиться даже в очках с затемненными линзами. На поляне не было ни единого признака недавнего сражения. Даже трава не была примятой. Где-то чирикали птицы. Мышь сидела на пне. Та самая мышь. Хорошенькая. Больше мы ее не боялись.

— В этом поединке мы одержали победу, но война не закончена, — потягиваясь, заявил Витя.

— Сказано очень точно. — Вика достала Кейси и посадила ее рядом с мышкой. Мышка ее облизнула и убежала. — Но с чем мы сражались, остается вопросом. Дерьмо какое-то…

— Когда купол исчез, а мухи осыпались и превратились в пепел, внедорожник с улыбающимися в нем рожами сдал назад. Я спрыгнул на тропу. Козлов и директорша не погнались за мной. Они открыли задние двери. В салоне что-то блеснуло. Клетка. А в клетке — вроде как, попугай. Когда Козлов открыл дверцу клетки, я уже несся по полю. Я бежал куда угодно, но только не к перелеску, но ноги сами вели меня к нему. Ключ командовал моими ногами. Он точно знал, что делает. А я знал, что делает он это правильно.

На полпути птица догнала меня и клюнула. Я с разворота вмазал по ней Ключом и ошалел. Это уже был не маленький разноцветный попугайчик, а гигантская черная ворона, превышающая обычных — даже самых жирных — раза в два. Удар пришелся по крылу. Но она даже не шелохнулась, когда к земле полетели перья. Они падали быстро, словно свинцовые, а в полуметре от земли деформировались и уже каплями черной жижи приземлялись на траву.

Я бежал и размахивал ключом. Я ничего не видел. Только спасительный перелесок и птицу, жаждущую разодрать меня на куски.

Рев мотора окатил поле. Я уж было подумал, что те двое ринулись за мной на своем черном вездеходе, но ошибся — они уехали раньше, чем до меня добрался звук.

Перелесок был перед носом. Взмахов крыльев не было слышно. Я обернулся, думая, что с уездом автомобиля и ворона-попугайчик отправилась восвояси. Вновь ошибся. Она, воспользовавшись моей невнимательностью, расправила крылья и камнем рухнула передо мной. Я запнулся и покатился по траве. Ключ выпал. Тварь взлетела, пусть и давалось ей это нелегко. Видимо, ее создали против всех законов аэродинамики. Состряпали, так сказать, из того, что было.