— Да! — вставил свое Витя, не отрываясь от «игры».

— Тому есть масса причин. И я все вам расскажу. Я же обещал рассказать, когда мне станет лучше, верно? — Они кивнули. — Стало. Обижаться не стоило.

— Я и не хотела, но ты меня вынудил.

— Нам было тебя жалко, но ты все равно заставил нас обижаться на тебя. Тебе не понять, что такое жалеть и обижаться одновременно. Это как заставить себя сидеть на иглах только из-за того, потому что надо.

— Не понял примера.

— Ой-ли! Иди в жопу! — Витя улыбнулся.

— Значит слушайте…

Как и тебе, Профессор, я рассказал им абсолютно все с самого начала. Если поначалу им было скучновато, то ближе к середине их распирал живой интерес. А к моменту нахождения Поли их терзали сомнения. Они то и дело неловко переглядывались, как бы спрашивая друг друга: «А не сбредил ли он?» Я их прекрасно понимал. Порой я и сам себе задавал точно такой же вопрос. Когда речь дошла до убийства Смайла в теле Поли, они уже не могли спокойно сидеть на месте. Вика посматривала в телефон (возможно, хотела вызвать скорую или полицию), Витька же нервно ерзал и почесывал колено, правда уже не скрывая от меня своих глаз. И я смотрел в них лишь для того, чтобы он поверил мне, потому что только вера могла проложить верный маршрут в наших взаимоотношениях, потому что дальше нужно было сообщить им о поджоге дома. Конечно, я мог бы опустить этот момент, сказав, например, что замкнуло проводку или еще чего, но не стал. Правда — она же лучше. Я выложил ее, утаив только все то, что хоть как-то могло быть связано с тобой.

— … Смайл с их лиц исчез, глаза открылись, и они упали. Так я и лишился и родителей, и сестры.

Этого я тоже мог не говорить, потому как они больше не могли меня слушать. Они сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели на меня залитыми слезами глазами то ли как на монстра, то ли как на друга, нуждающегося в поддержке. Их губы тряслись. Вика прикусывала нижнюю. Витька судорожно стряхивал слюни. Казалось, обоих вот-вот настигнет припадок.

— Твою ж налево! — Витька швырнул портативку в угол. Она разбилась. Он накинулся на меня. Чуть не повалил. Я и не сопротивлялся. «Пусть бьет сколько посчитает нужным», — думал я. Но у него и в мыслях этого не было. Вместо тяжелых ударов я почувствовал его крепкие дружеские объятия. И он поцеловал меня в губы. Я опешил. — Как же хорошо, что ты остался жив, Илюха! Как хорошо, что ты поведал нам обо всем! Каким же я был кретином! Какими же мы были суками! Вонючими суками, обидевшимися на пацана!

Витька был на моей стороне. Он обнимал меня и продолжал целовать сухими губами. Через его плечо я косился на Вику, мирно сидящую на кровати. Она не обращала на нас внимания. Повесила нос. Машинально водила пальцем по экрану мобильника. Вытирала платочком слезы. Поправляла рыжие волосы. Меня пугало незнание того, что было у нее на уме. Меня тревожили мысли о том, что — пусть даже раньше мы обсуждали жестокую месть Козлову — она не примет меня таким. Не примет в свой круг поджигателя, убийцу, ненормального…

И она встала. Выглядела потрепанной, как и та девушка, что я видел в будке телефонщиков. Только та была довольной, про Вику же я такого бы не сказал.

— Илья, послушай… — начала она нейтральным голосом. Судя по всему, она и сама не знала, какую занимать позицию: адвоката или прокурора. И пока она не наговорила лишнего, пока не усадила меня за решетку собственных эмоций, я вспомнил про алиби, про улику, огораживающие меня от преждевременных выводов.

— Смотри. Смотри сюда. Вик, я прошу тебя. — Я показал ей СМС, в котором было только несколько смайликов. — Видишь? Скажи, что видишь! Умоляю.

Она внимательно посмотрела на экран и безэмоционально произнесла:

— Смайлики. И что? От кого они?

— Номер неизвестен, но и так понятно, что это он их отправил. Он!

— Козлов?

— Может и Козлов, но я склоняюсь к тому, что это сделал его оберег — Смайл на его ноге!

— Тот, что был на лицах твоих родных?

— Именно!

— Теперь все складывается, — произнес Витя.

— Что складывается? — спросила Вика.

— Да, о чем ты, Витька? — поинтересовался и я.

— А то и складывается. Если все это с тобой… извини, проделал Козлов со своим Смайлом, если кто-то из них двоих отправил тебе эти гнусные рожи в СМС, если это действительно возможно…

— Можно короче? — поторопил я.

— Короче можно. Теперь понятно, отчего и для кого ты написал в полусне «я убью всю твою семью».

— Ты думаешь… — Вика подозрительно посмотрела на него и положила руки на поясную сумочку. Прижала их к ней.

— Но ведь это логично! Я видел такое в фильмах. Знаешь, типа, крутой качок во время мощнейшей драки получает в лоб, теряет сознание и находится в полном ауте много лет. И что потом? Потом в его серые, скучные, можно сказать, пенсионерские будни влетает… нет, не влетает… например, он находит какие-нибудь зацепки о своей прошлой жизни… Зацепки, которые он сам себе оставлял. Или, например, написал, как и Илья, обещание себе, чтобы ничего и никогда не забыть… Или…

— Мы поняли, что ты имеешь ввиду, — вписалась Вика, все еще впиваясь пальцами в сумочку.

Думал, показалось, но нет: руки ее немного тряслись. Едва заметно, но тряслись. Знаешь, как еле различимая вибрация телефона, что-то вроде того. Даже Витька обратил на это внимание и не на шутку перепугался, правда испуг его очень быстро прошел, когда Вика спросила меня:

— Ты действительно хочешь убить всю его семью?

— Не знаю, — честно ответил я.

Конечно, в день, когда я волочил босые ноги по асфальту, когда днями и ночами горевал о своих близких, я хотел убить каждого, кто имеет хоть какие-то родственные связи с Козловым. Но тогда меня переполняли эмоции, но, как известно, эмоции все равно что вода в стакане — рано или поздно испарятся, исчезнут. Сейчас же эмоций во мне на донышке. Возможно, еще через несколько дней, недель, месяцев, лет я превращусь в безэмоциональный сухарь, от которого в свою очередь останутся только крошки, да и те сметут веником и выбросят в мусорное ведро.

— Понятно. — Вика повесила нос. — Все понятно.

— Вик, я правда не знаю.

— Проехали.

Она хотела было уйти, или только сделала вид что хотела, как Витька метнулся к ней и усадил рядом со мной. В ту секунду он показался мне намного старше ее, даже не матерясь. Казалось, своими ручищами он продавит ее плечи, но только казалось. Ее рыжие волосы коснулись его рук, и он бережно поправил их. Одну прядь уложил за ухо. Тогда я впервые заревновал.

— Вика, — смиренно, глаза в глаза, обратился он к ней, — не дуйся, а то лопнешь, как воздушный шар, набитый взрывчаткой. Бу-ба-ба-ба-бах! — Витя по-каскадерски отпрыгнул, словно от нее действительно исходила взрывная волна, приземлился спиной на картонный пол, порвал промеж ног штаны и вместе с этим пукнул. Не специально.

Мы рассмеялись.

Витька покраснел.

Мы сделали вид, что не чувствуем запаха, и в усмешке переглянулись. А запах был. Еще какой запах! Запашище!

Вика придвинулась ко мне, коснулась рукой. Обняла. Поцеловала в шею.

«Стрелка компаса» приподнялась.

Над головами послышались громкие шаги.

— Я не дуюсь и не обижаюсь. Правда, — сказала она.

— Тсс! — Витя приложил палец к губам и посмотрел в потолок.

Мы его поняли.

— Просто… м-м-м… как бы правильнее выразиться… — Вика перешла на шепот. — Я… я… я напугана, Илья. Я… Ты… ты еще совсем ребенок…

— Ты боишься меня?

Она положила руку мне на колено. Я почувствовал ее тепло даже через толстую материю джинсов, одолженных Витей неделями ранее. Он не сказал, где взял их, а я не стал спрашивать. Выглядят они новыми, но, скорее всего, с помойки. Главное — не ворованные!

— Отчасти… Я переживаю за твое состояние. Тебе пришлось через столько пройти, многое потерять, даже убить… — она шлепнула себя по губам и виновато посмотрела на меня.

— Все верно, Вик. Все верно. Мне пришлось убить Полю и устроить пожар, в котором погибли родители.