Оператор оттопырил большой палец. На этом съемка закончилась.
ВР предложила гостям зайти в кабинет на чашечку чай, кофе или чего-нибудь покрепче. Те отказали. Игорь же, как только камера была выключена, осмелел (странно, что он вообще смущался, ведь регулярно себя снимает… видимо, это другое) и подмигнул девушке, а когда ее коллега с камерой наперевес вышел из школы, попросил номер телефона. Та сначала отнекивалась, говорила, что он слишком молод, но, когда ВР удалилась, когда за ними, кроме меня, никто не наблюдал, продиктовала номер и разрешила ущипнуть себя за попу.
— Позвони вечером, красавчик.
— Обязательно. — Игорь поправил яйца.
Дальше не было ничего интересного. Я следил за ним, да и это слежкой-то назвать нельзя: он просто посетил оставшиеся занятия, а я просто ждал его в коридоре.
Время тянулось. Мне нужно было себя чем-то занять, но ничего не хотелось делать. Я крутил лезвие канцелярского ножа, но не хотел больше, не желал больше резать им плакаты «лучшего ученика». Вымотался. Сил более не было.
«Следи за ним», — вспоминал я каждую минуту просьбу Вики, и с каждой минутой мне все меньше хотелось этим заниматься. Это ни к чему хорошему не приводило, только к расстройству. И зачем мне это? Что такого я должен был наследить? Что должен был узнать о нем? Как это должно было помочь мести? Никак, когда на его стороне… несомненно, на его стороне власть в лице директорши. Слежкой за ним я только больше и больше понимал, что к нему так просто не подберешься. Он будто укутан километровой броней, способной выдержать взрыв в несколько мегатонн.
К концу его учебного дня я полностью раскис, чувствовал себя переваренной кишечником, выпущенной наружу и пропущенной через мясорубку манной кашей. Зрелище не из лучших. Но, как бы плохо не было, я продолжал, как верный солдат, исполнять приказ своего командира. «Сначала исполни, потом обжалуй», — не раз цитировал папа своего ротного.
Уткнувшись носом в мобильник, Козлов вышел из школы. Только поэтому мне не пришлось укрываться от его глаз за спинами старшеклассников и углами коридора. Для себя я решил сразу: прослежу за ним, куда бы он ни пошел, сколько бы ни шлялся, чего бы мне это ни стоило. А раз решил — действовать буду до конца.
Было бы идеально, если бы он пошел домой. Было бы лучше, если бы он поехал на автобусе: в запасе у меня было полсотни рублей, их хватило бы на две поездки, если он живет в черте города. Так бы я узнал его место жительства в кратчайшие сроки. Зачем? Это бы точно не было лишним. Знать расположение базы оппонента — ценное знание.
Козлов, как назло, никуда не спешил. Сначала отирался у парковки, потом сидел на перилах, огораживающих ее. В голову закрадывалась мысль, что он решил что-то учудить, что-то в своем духе, например, записать контент, поднимающий количество его подписчиков, пранкануть. Но мысль была ошибочной. Он сидел на перилах, раскуривал сигарету и строчил в телефоне, покачивая головой в такт музыке из наушников. Одна нога, что не касалась асфальта, та, что носила на себе смайлик, тоже качалась. Когда с сигаретой было покончено, он швырнул окурок на «уазик» физрука, снял наушники и совершил короткий, десятисекундный звонок. Сразу после звонка черный внедорожник на парковке моргнул фарами и пискнул сигнализацией. Он подошел, открыл заднюю дверь и сел.
Я знал, что этот «мерседес» принадлежит директорше, но впервые видел, что в нем, помимо нее, катается… хорошо, не катается — сидит ученик нашей школы.
В салоне Козлов вновь позволил себе закурить. Выпустив в приоткрытое окно несколько облачков, он дотянулся до магнитолы. Я услышал знакомую композицию. Из автомобиля доносились слова известной песни: «Ты горишь как огонь…» Я представлял, как этот козел, облитый бензином, корчась от боли, искривляясь до невозможного, сгорает в салоне, как пытается разбить потрескавшееся от жара стекло, потому что двери автомобиля заблокированы, как он кричит о помощи, как зовет меня, но я его не слышу, потому что «Ты горишь как огонь» играет в моих наушниках, и любуюсь ярким, красно-оранжевым пламенем, черной копотью, разлетающейся над школой, и вдыхаю запах жареного мяса…
ВЕЛИКОЛЕПНО
Не спорю, но это — фантазия… мечта…
ВИЗУАЛИЗИРУЙ
Этим и занимался. Визуализировал так интенсивно, что чуть не просмотрел происходящее в реальности. Если бы не резко прекратившаяся музыка, я бы так и простоял с пеленой на глазах и не увидел того, что увидел.
В автомобиле директорши за рулем сидела сама директорша. «Я что-нибудь придумаю» завела автомобиль, накинула ремень безопасности и прежде чем пристегнуться, повернулась к Игорю. Что-то сказала ему. Он дотронулся до ее губ указательным пальцем. Затем рукой охватил ее грудь. Они поцеловались. Не в щечку. Сильно поцеловались. Со слюнями. Я частично видел их языки…
ИЗ-ЗА ЭТОГО ТЫ РАССТРАИВАЛСЯ ОСТАВШУЮСЯ НЕДЕЛЮ?
Меня могло вырвать, но я терпел. Рука сама лезла за телефоном, чтобы заснять все это. Телефон подставил меня своей севшей в ноль батареей. Закон подлости! Мог получиться отличный компромат. Обидно, что видеозапись сохранилась не на карту памяти, а только в моей голове. Да, я мог рассказать об увиденном кому-угодно, да только кто поверит в россказни семилетнего паренька? Вот и я так думаю. Я даже Витьке боялся рассказать об этом, а Вике — тем более. Но все равно расскажу… Обо всем по порядку.
С подступившей к горлу тошнотой и севшим телефоном в руках я проводил сладкую парочку, а они посмеялись надо мной свистом покрышек об асфальт. За автомобилем было не угнаться. Так и порушились мои планы о слежке в тот день за Игорем.
А вот вчера произошло самое интересное. Ну как вчера? В школе-то все было то же самое, что и днями раньше, только все рваные, изрезанные, изрисованные, исплеванные плакаты «лучшего ученика» заменили новыми, а этим новым к концу занятий досталось не меньше старых. И в этом я точно так же принимал участие. По твоему совету вместо лезвия от канцелярского ножа взял складной нож. С ним действительно безопаснее. Меньше вариантов пораниться. Спасибо за совет.
После занятий Козлов снова сел на заднее кресло автомобиля директорши — и все как под копирку. Даже мой телефон снова был разряжен… не снова — все еще. Я не удосужился поставить его на зарядку. Раскис. Замотался. Но кое-что я все-таки решил изменить: после свиста шин не пошел домой, а остался у школы… и не зря.
Мерседес «я что-нибудь придумаю» появился на парковке спустя двадцать три минуты после эффектного исчезновения. Игоря в нем уже не было. Директриса кнопкой на брелоке включила сигнализацию, посмотрела на свое отражение в боковое зеркало заднего вида, прихорошилась, поправила бюстгальтер и направилась в школу.
Более ждать смысла не было.
Вечером я хотел позвонить Вике, рассказать ей все то, что нарыл на Козлова, нарыл на ВР, но никак не мог себя перебороть, не мог заставить. Стеснялся. Писать СМС тоже не хотелось: разговором описать ситуацию легче… и сложнее. «Утырок, болван, сыкло, тряпка!» — называл я себя каждый раз, нажимая на зеленую кнопку вызова и мгновенно сбрасывая красной, пока еще не начинались гудки. «Не сейчас. Позднее. Когда позднее? Сначала поем. Нет, сначала дождусь родителей. Как только Поля перестанет громко слушать музыку, обязательно позвоню! Надо сделать уроки. Почему родители еще не дома? Она не ответит. Она ответит, просто дождись гудков…»
Из раза в раз я начинал и заканчивал вызов, придумывая все новые оправдания. Я переделал все свои дела (их не так уж и много: прибрался, почитал, перепроверил домашнюю работу), а время тянулось, и день никак не заканчивался, словно только и ждал, когда стеснительный мальчуган осмелится позвонить своей… Кому? Любви? Нет. Или да? Подруге? Знакомой? Скорее случайной встречной, по сути — никому. Тогда почему я убиваюсь по этой «никому»? Почему? Да ведь мы с ней даже не виделись. Общались только по телефону, а общение в школьном туалете вообще нельзя назвать общением. Да, я видел ее глаза, да, она видела меня в полный рост, и что с того? Даже если мы с ней тогда вели живой разговор, то он ничем не отличался от телефонного.