и против меня. И в самом деле спустя два дня она без каких-либо объяснений не явилась на лечение.

Короче говоря, ощущение собственной слабости проистекает из боязни мужчин и делает

возможным только один способ коррекции — вести себя так, как если бы она была мужчиной. Однако

на этом тернистом пути возникают большие противоречия, являющиеся следствием иррациональности

ее фикции. Ведь в реальности к ней относятся как к женщине, и сама пациентка, как бы ни старалась, не

способна вытеснить женские побуждения. Подчеркивание же своих женских побуждений является

началом инверсии и осуществляет, так сказать, кислотную реакцию, переходящую затем в защитную

тенденцию. Я не хочу быть женщиной, я хочу быть мужчиной! И она пробует делать это повсюду — и

по отношению к другим девушкам, и по отношению к врачу. Но здесь ее защитная фикция должна быть

нивелирована и приведена в соответствие с действительностью.

Продолжение лечения и в самом деле заключалось в наитруднейшей задаче, стоявшей перед

врачом-невропатологом — привести пациента в такое расположение духа, в котором он мог бы стерпеть

то, что им руководят. Пациентка появляется с дурным настроением, которое заметно по ее взгляду, и

никак не реагирует на мой вопрос, что бы она хотела мне сегодня рассказать. Наконец, когда я

указываю ей на то, что ее дурное настроение, должно быть, все еще связано с недружелюбным отношением ко мне, она отвечает: “Ну и что из этого?” Эти слова я слышу из ее уст не впервые. Она

произнесла их, когда вместе с матерью приходила знакомиться со мной, точнее, когда мать при

составлении истории болезни вставила критическое замечание, что дочь не любила прилагать стараний.

Таким образом, я предполагаю, что пациентке удалось мысленно поставить меня на место матери, т. е.

как в приведенном ранее сновиде-

– 152 –

нии, смотреть на меня так, как если бы я не был мужчиной. Это и есть цель ее намерений, и благодаря

такой дискредитации моей персоны она приободряется. Кроме того, в этот же день она высказывает

скрытые упреки в мой адрес из-за ухудшения своего состояния, причем настолько субъективного

характера, что это явно бросается в глаза, а также с враждебными интонациями выражает мысли, что на

некоторое время ей нужно отказаться от лечения. Легко понять, что все это направлено против меня, даже если сама пациентка такое осознанное намерение отрицает. Я делаю предварительное

предположение, что это ее поведение является вынужденным ответом на ощущение собственной

слабости, подчиненности, социальной включенности, кооперации. При этом сама собой выявляется

связь с формой ее заболевания. Ощущения пациентки таковы, что в других, и прежде всего в мужчине, она чувствует более сильного, превосходящего, враждебного человека, потому что вследствие

защитной тенденции и стремления к власти она изначально акцентировала свои собственные, в

общем-то нормальные ощущения, односторонне их группировала и представляла их себе в виде пугала.

Для защиты от этой фикции (так как пациентка оценивает ее как женскую) она обращается тут к

мужскому протесту, проявляющемуся, например, в ее негативном отношении ко мне. В механизме

мужского протеста защитная тенденция продолжает действовать дальше и усиливает все ощущения

превосходства и враждебности мужчины. Поэтому все ее первые воспоминания касались случаев, когда мужчина оказывался более сильным. Следовательно, психика пациентки находится под влиянием, так сказать, движения по восходящей, исходным пунктом которого является полная сил и энергии

фикция: я подчиняюсь, то есть я слишком женственна, а желанной конечной целью является столь же

сильная фикция: я должна вести себя так, как если бы была мужчиной, то есть я должна принизить мужчину, потому что я слишком женственна и в противном случае потерплю поражение. В рамках этих

двух фикций разыгрывается невроз, а все преувеличения и акцентирования сохраняются благодаря

защитной тенденции.

– 153 –

Какие же жалобы были у пациентки? У нее было ощущение, что она производит на людей

неприятное впечатление, что они недружелюбны по отношению к ней! Эта навязчивая мысль

неизбежно вытекает из психической ситуации пациентки, ведь помимо того, что эта мысль явно

выражает женскую фикцию пациентки и действует как предостережение, она вместе с тем

предоставляет поле для деятельности и мужской фикции: теперь пациентка может отбросить свою

женскую роль и по мере возможности следовать по мужской линии жизни, может вести себя так, как

если бы была мужчиной и как ведет себя, например, по отношению к матери. Ведь мать — это

единственный человек, с которым с момента своего заболевания она постоянно соприкасается и над

которым властвует благодаря своему заболеванию, но мать еще и приводит ее в отчаяние. Свою

собственную враждебность она с легкостью обнаруживает у других, ибо “несчастья боится тот, кто

несчастен”. Следует обратить внимание на большой дефицит чувства общности.

Вспомним также, что этой навязчивой мысли предшествовало еще одно болезненное явление: заикание в разговоре, а также чрезмерная робость перед другими людьми. Это и в самом деле было

первым актом проявившегося невроза пациентки, выражением ее повышенной напряженности по

отношению к другим людям. Похоже, что при разговоре ей в основном хотелось защищаться — чтобы

не потерпеть поражение и благодаря родственной заиканию системе по-прежнему быть способной

постоянно демонстрировать себе защитную функцию своей фиктивной слабости. А из-за нападок лиц

мужского пола, врача, родственников она вынуждена защищаться еще сильнее, защищаться с помощью

мужского протеста — бороться или убегать. Именно в таком состоянии она и явилась ко мне, как

явствует из всего изложенного выше. Анализ заикания позволяет выявить такую же динамику. Заикание

пациентки представляет собой попытку лишить других их превосходства с помощью своего рода

пассивного сопротивления, его причиной является углубленное чувство неполноценности, его упорно

преследуемой целью — выслеживание, контроль и осторожный шпионаж за действиями партнера, причем одновременно воз-

– 154 –

никает мысль с помощью такой мазохистической позиции добиться подчиняющего влияния на других

людей. Далее: “Чего бы я только не достиг, если бы у меня не было заикания!” Таким образом эти

пациенты в конечном счете находят утешение и при этом обходят стороной свою собственную

чувствительность.

Мне известно, что некоторые читатели, знакомые с моими прежними работами, именно в этом

пункте усмотрели большие сложности и задают вопрос, каким же это образом с помощью

женских средств человек может прийти к мужскому протесту. Аналогия с пассивным сопротивлением, возможно, тоже внесет разъяснение. При анализе такого образа действий часто обнаруживается, что

“женские” и “мужские” линии практически совпадают по времени, создают компромисс, однако

сохраняющаяся защитная тенденция придерживается своего движения вверх, не очень заметного для

начинающего. Наиболее отчетливо это проявляется у типа Мессалины, когда поражение

воспринимается как завоевание. Действительно ли так сложно это усвоить?

Вернемся опять к нашей пациентке. Мы можем теперь классифицировать течение ее мыслей, касающихся меня. Ее острые замечания, субъективно ухудшившееся самочувствие являются такими же

выпадами против меня, как и угроза оставить лечение; первые больше напоминают ее нынешнее