— Мы можем как-то повлиять на их решение? — спросил Мейсер.

— Увы, — покачала головой Джулиана, — как я уже говорила, мы недооценили роль церкви. Системным внедрением туда лояльных кадров никто не занимался.

— То есть мы просто сидим и ждём, что они решат?

— Именно.

— Каково тебе быть дочерью самого ужасного человека в мире? — спрашиваю я Нагму.

— Я уже была «иблисов выблядок», — пожимает плечами она. — Ничего нового. Кстати, если разделить твою ужасность на количество миров, где людей вообще нет, то в среднем выйдет, что ты просто «немного вредный».

— Да уж, похоже, твой учебник по математике Катрин так и не вернула.

— Ей он нужнее, — отмахивается дочь. — Я ещё геометрию за восьмой класс привезла. Ей интересно, прикинь?

— А тебе?

— А мне — нет, — отрезала дочь. — Я только из уважения к тебе всё это учу. Как можно не слушаться самого ужасного человека в мире? Он же самый ужасный!

Дочь подошла и обняла сзади, положив острый подбородок на плечо.

— Ты не расстраивайся, пап. Я тебя буду любить, даже если у тебя рога вырастут, как у чёрта. И хвост. Хвост даже прикольно — им можно вилять, на него можно повязать бантик, им можно летом отгонять мух, а зимой… Зимой не знаю что. Зимой его, наверное, придётся под одеждой прятать чтобы не замёрз. Обматывать вокруг себя под свитером.

— Спасибо, колбаса, очень утешила. Но я не особо расстраиваюсь, это просто работа. Закончим её и уедем. Там, где мы воевали со Слоном, местные тоже редко были от нас в восторге.

— Да мне больше Катьку жалко, пап. Она сильно за тебя переживает, хотя вида не подаёт.

— Да, иметь чёрта в паладинах для принцессы как-то неприлично, — улыбаюсь я.

— Вот ты зря смеёшься, — отталкивает меня Нагма, — для неё-то все это не работа. Для неё всё всерьёз. Ей тут жить. Её знаешь, как колбасит сейчас? Она же с детства в церковь ходит, для неё это вообще, ну, такое… Основа всего. Там всегда говорят, как жить правильно. И теперь она сидит и ждёт, а если эта церковь скажет, что единственный человек, которого она в жизни любила, — плохой?

— Послушай, но это романное рыцарство, «я люблю вас, мой паладин» — это же такая социальная условность, что ли. Салонные игры аристократии. А я даже не настоящий граф.

— Знаешь, папка, — сказала Нагма внезапно серьёзным голосом, — ты у меня такой умный, что иногда дурак совсем.

Что можно ответить дочери на такую подачу? Вот и я не нашёлся. Но тут, к счастью, в дверь постучали.

— Привет, Джулиана, — поприветствовал я доктора Ерзе. — Есть новости?

— Да, — сказала она сухо. — Церковь Меровии не пошла на раскол. Они примут интердикт. Ты станешь официальным пособником дьявола.

— И что теперь?

— Боюсь, нам придётся тебя убить.

— Знаешь, — сказал я, убирая пистолет, — ты в следующий раз так не шути. У меня работа нервная, жизненный опыт специфический, профдеформация глубокая, спуск чувствительный. А слугам потом стены отмывать.

— И что, пристрелил бы меня? — спокойно спрашивает Джулиана. — Не дрогнула бы рука?

— Вообще ни разу.

— Прекрасно, — кивает она, — значит, отношения у нас предельно честные. У меня тоже, если что, не дрогнет.

— Учту, — сказал я мрачно.

Трагическая гибель от рук коварных убийц предстоит не столько мне, столько графу Морикарскому.

— Интердикт персональный, — объясняет Мейсер, — нет графа — нет проблемы. Вложений в имидж бренда, конечно, очень жалко, но придётся на это пойти, чтобы спасти основные фонды. Имущество графа отойдёт дочери, поставим регента, продолжим работать. Вас, конечно, похоронят без почестей, но ничего, переживёте как-нибудь. Найдём потом преемника — мог ведь граф тайно воспитать себе ученика? Нового гения-изобретателя? Ну или без этого обойдёмся, по обстоятельствам.

— И что мне по этому поводу делать?

— Вам? Ничего. Ваш отпуск начался досрочно, вот и всё. Переправим вас с дочерью в Берконес, поскучаете несколько дней, а там и мы вернёмся. На следующем этапе сбреете бороду, снимете очки — никто и не вспомнит. А мы пока подумаем, как лучше обыграть вашу смерть, чтобы получить с неё хоть какие-то бонусы. Джулиана как раз ищет медиаповод. Возможно, вам тут ещё и памятник поставят. Постфактум.

— Очень утешает, — сказал я мрачно.

Провожая графа Морикарского в последний путь, мы оперативно подбиваем итоги его деятельности, пытаясь понять, что теряем. Я, будучи немного в стороне от основного процесса, даже не думал, что на графа так много завязано.

Прежде всего — промышленность. Её парадная часть — «михайловские мануфактуры», которые уже давно переросли в заводы. Оружейное производство, включая вынесенные подальше от городов пороховые фабрики, завод паровых машин и сельхозтехники, промтоварные конвейеры, швейные и обувные линии, мастерская колясок — всем этим торжественно и напоказ владеет граф Морикарский. «Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса…» Но это лишь надводная часть айсберга. Мало кто задумывается, откуда берётся сталь для стволов, медь для труб, метизы для машин, смазочные масла и керосин, стекло и карболит, хлопок и шерсть, креозот и азотная кислота и многое, многое другое, я перечислять устану. Все те материалы первой переработки, которые становятся на этих мануфактурах изделиями. А также самое главное — станки и инструменты, начиная от парового пресс-штампа, кончая обычным слесарным напильником.

Большая часть графского наследства, которое предстоит кому-то осваивать, находится за горами, в южной провинции Пригирот. Для того, чтобы не мозолить глаза соседям, затруднить оценку масштаба происходящего, а также из соображений банальной логистики, все производства «первого передела» изначально закладывались там. На юге прорва земли, на юге набитые полезными ископаемыми горы (отчего-то их северная часть куда беднее), на юге завезённые нами из мира, уже совершившего свой промышленный рывок, иммигранты. Их срез этот самый рывок доконал, приведя к тотальной войне средствами химического поражения, масштаб которой делает нашу «Битву на Ипре» дамским обмороком с нюхательной солью, но те, кому мы дали шанс выжить, имеют неплохие опережающие компетенции. Из них вышел отличный инженерный персонал для заводов. На Юге льют сталь, катают прокат, варят стекло, производят тот самый искусственный каучук для пневматических шин, о которых мечтала моя задница в жёсткой карете в первый день нашего прибытия в Меровию.

С севера на юг саванну пересекают судоходные реки, с востока на запад — железнодорожные пути, а об экологии этот мир задумается ещё не скоро. Промышленный рывок дорого обойдётся природе, потомки аборигенов не скажут нам за это спасибо, но к тому времени, когда встанет эта проблема, наш контракт будет выполнен, оплачен и закрыт.

Если бы Багратия с Киндуром могли оценить, сколько всего мы успели сделать на Юге, они бы начали войну немедленно — потому что шансы их падают с каждым годом. Но огромные пространства саванны не дают увидеть картину в целом, а игольное ушко тоннеля весьма ограничивает возможности разведки. Даже я был потрясён, когда увидел на совещании единственную, и строго секретную, карту Пригирота, на которой отмечены все мои предприятия и связывающие их логистические трассы.

— Ничего себе, — сказал я, — это всё моё?

— Кроме земли, на которой стоит, — ответил Фред. — Почти покойный граф Морикарский владеет только землями своего графства, да и то как объектом вассалитета. Таково было условие Перидора. На Юге наш безвременно почивший промышленный магнат землю лишь арендует, правда, почти бесплатно. Учитывая, что усопший служит там генерал-губернатором, он платит налоги в основном сам себе и вообще недурно устроился. Но при этом Император в любой момент может попросить его освободить казённые земли.