— Не запасся невестой, — попытался отшутиться я.

Но принцесса шутки не приняла.

— В таких случаях можно не соблюдать время помолвки. Найди девушку, вас поженят в тот же день.

— Боюсь, у меня нет подходящей девушки для такого серьёзного шага. Моя единственная знакомая девушка здесь это ты.

— Нет, — покачала головой Катрин, немного подумав. — Отец не позволит нам пожениться. Связывать правящий дом с креатурой Разрушителя рискованно. Можно подвести страну под интердикт, такое уже один раз случалось, давно, лет двести назад. Кроме того, даже в статусе принца-консорта ты окажешься слишком близко к трону. Отец побоится оказаться в твоей тени. А идти сейчас против воли отца я не хочу, ему и так нелегко приходится.

— Катрин, ты что, серьёзно? — поразился я.

— Брак принцессы — государственное дело, — сказала девушка. — Я выйду замуж за того, кто будет полезен империи. А разве есть человек более полезный для неё, чем ты? Многие при дворе считают, что отец не выдаёт меня замуж только потому, что придерживает для тебя. Просто ждёт подходящий момент. Но этот момент совсем неподходящий, ты прав.

— Но я же из другого мира! Я тут ненадолго!

— Ну и что? Я жду годами своего паладина, буду так же ждать годами мужа.

— А разве паладин может жениться на даме сердца?

— Это редко, но случается. Не принято, но и запрета нет. Браки по любви вообще большая редкость, — улыбнулась принцесса.

Я смотрю на неё, и что-то вдруг сжимается у меня внутри. «Дефицит любви», говорила Олли. Она чертовски права. Единственный человек, который говорил мне: «Я тебя люблю», — дочь. Жена за двадцать лет нашей совместной жизни не сказала этого ни разу. А я ни разу не спросил. Потому что не хотел услышать честный ответ. Впервые со мной говорит о любви не ребёнок, для которого «люблю тебя, мультики и конфеты» звучит одинаково. Катрин двадцать, здесь это взрослая женщина. Не будь она принцессой, уже давно была бы замужем и родила пяток детей, тут рано взрослеют.

— Ты так странно на меня смотришь, — сказала девушка.

— Как?

— Как будто первый раз увидел.

— Просто посмотрел с неожиданного ракурса, — отшутился я.

— И как я тебе? С этого ракурса?

— Как что-то, что может сломать мою жизнь. Или об неё сломаться.

— Когда любишь, такое часто случается, — ответила Катрин, — я читала. В романах.

Пожалуй, с местной беллетристикой мне тоже стоит ознакомиться.

— С церковью всё не так просто, — докладывает Джулиана. — Теоретически, она здесь едина для всех стран и полностью вне политики.

— Никто не бывает вне политики, — скептически прокомментировал Фред.

— Разумеется, — кивает доктор Ерзе, — но до сих пор это правило было нарушено только однажды. Примерно два века назад юный наследник одного из предков Перидора попал под личный интердикт.

— И что он такого натворил, будучи всего лишь юным наследником? — интересуюсь я.

— К сожалению, большая часть документов эпохи погибла в той кровавой резне, которая началась после, так что понять, с чего это началось, у меня не вышло. По-видимому, Император не отдал сына на растерзание, выступил против церкви, и понеслось… По масштабам происходящее было близко к картине, которая возникает при коллапсе среза.

— Но это был не он? — уточнил Антонио.

— Коллапсы на этом историческом этапе крайне маловероятны. Не накоплен минимально необходимый потенциал сенсуса.

— Чего потенциал? — спросил я.

— Неважно, — отрезал Теконис. — Джулиана права, это не мог быть коллапс, иначе мы бы тут не работали. Его было бы некому остановить, получился бы ещё один безлюдный срез.

— В общем, потенциал здешней церкви мы критически недооценили, — признала доктор Ерзе.

— Что ещё мы недооценили, Джулз? — тихо спросил Фред.

— Действительно, — мрачно сказал Мейсер, — почему у нас в этом контракте сплошные чёрные лебеди? Кто-нибудь может объяснить, почему он такой внезапно проблемный? В других обстоятельствах я бы уже сказал сворачивать операцию и подбивать убытки, настолько всё идёт мимо плана.

— Мы не можем, — буркнул Теконис, — и ты прекрасно знаешь, почему.

— Знаю, — кивнул тот, — но может, ты мне скажешь, Лейх, что пошло не так?

Кажется, впервые слышу, как к Теконису обращаются по имени. Лейхерот его зовут, да, я и забыл.

— Единственное, что в самом начале всерьёз разошлось с моделью, это гибель наследника. Во всех моих таймшотах с Перидором был Биринт. Впрочем, это не казалось важным обстоятельством, потому что по прогнозу Император доживает до окончания контракта, а значит вопрос наследования не встаёт. Мы это обсуждали, помнишь?

— Да, — кивает Мейсер, — действительно расхождение не показалось мне достаточно серьёзным, чтобы сворачивать работу. В конце концов, принцесса Катрин вполне системный субъект процесса. Ты уверен, что дело в ней?

— Разумеется, нет, — сказал раздражённо Теконис. — я понятия не имею, в чём именно дело. Я просто указал на самое очевидное расхождение с прогнозной моделью. Ты же знаешь, это весьма неточная методика.

— В любом случае, — подытожил Мейсер, — откатываться на точку до покушения нерационально. Играем дальше с теми картами, что выпали. Какие будут предложения? Джулз?

— Ситуация зависла в некоторой неопределённости, — сказала Джулиана. — Интердикт провозглашён во всех региональных церквях, кроме Меровийской. Она молчит, не отрицая, но и не подтверждая.

— Насколько они глубоко связаны? — спросил Фред.

— Разделены административно, но едины идеологически. Все светские функции — учёт населения, регистрация актов гражданского состояния, благотворительность, образование, фискально-налоговые механизмы, финансы и так далее — у церквей автономны. Но в отношении, так сказать, духовных функций это единая система. Никаких разночтений, как у наших католиков с протестантами. Одна религия, одна обрядность, одна интернациональная иерархия.

— И кто принимает решения об интердикте? — спросил Мейсер.

— Конклав иерархов. Ходят слухи, что в этот раз решение было принято не консенсусом, а простым большинством, в отсутствие представителей Меровии. Они не смогли прибыть, их не пропустили на границе.

— То есть это чисто политическое решение? — уточнил Теконис.

— Неизвестно. Либо светские власти Лиги Морских Держав смогли как-то надавить на иерархов, либо это идеологическое решение самой церкви. Официально меровийское священство было отстранено от принятия этого решения из-за того, что подозревается в связях с креатурой Разрушителя.

— Это со мной что ли? — удивился я. — Вот уж нет! Никаких связей с бородатыми мужиками в платье — мой жизненный принцип!

— И что дальше? — спросил Мейсер.

— Либо меровийское священство подтвердит интердикт, либо они автоматически распишутся в пособничестве Разрушителю и утеряют право служения. Меровия останется без церкви — ни пожениться, ни дать ребёнку имя, ни похоронить умершего, ни, самое главное, уплатить налоги. Это даже если не касаться духовной составляющей — здешнее общество менее религиозно, чем обычно, но всё же это будет серьёзным ударом по общественным настроениям. Сейчас церковь молчит, вероятно, до сих пор не могут принять решение.

— А какие ещё варианты? — спросил я.

— Можно огласить встречный интердикт.

— Это как?

— Объявить, что иерархи, принявшие первый, сами пособники Разрушителя, а значит, их решение неправомерно. И это они утратили право на служение. Но это будет первый в здешней истории церковный раскол, последствия сейчас просчитывает Антонио.

— Не ждите чудес, — сказал бородач, не отрываясь от планшета. — Ресурсов мало, а вводных много. Слишком все гипотетически. Но по первым прикидкам — хорошего мало. Прежде всего из-за социальных факторов. С вероятностью семьдесят восемь процентов раскол внешний вызовет и раскол внутренний. Часть служителей поддержит общую иерархию, часть — региональную. В результате, системный паралич одной из ключевых социальных структур.