— Прекрати, — обнял я рыдающую дочку, — вовсе не из-за тебя. И я пока что не помираю. Успею тебе ещё осточертеть. Ты знаешь, что каждый подросток обязан хоть раз сказать родителю: «Я тебя ненавижу, лучше бы ты умер!»

— Никогда тебе такого не скажу! — вцепилась в меня Нагма. — Это идиоты какие-то! У меня никого кроме тебя нет!

— Все так думают, а потом раз — и ляпнут. Но имей в виду, я готов и не обижусь. Я знаю, что это просто процесс отделения.

— Вот ещё глупости! — дочь прижалась ко мне изо всех сил. — Не хочу я от тебя отделяться! Я хочу в тебя влезть и там остаться! Пусти меня туда!

— Боюсь, колбаса, там не прибрано. Может быть, в другой раз.

Нагма девочка небрезгливая, сообразительная и ответственная — детство в кыштаке сказывается. Из неё получилась вполне приличная медсестра. Помогает мне ухаживать за Катрин. Слугам я приближаться к ней запретил, после того как одна из служанок едва не напоила её какой-то дрянью. Быстрое расследование показало, что ей велел мессер Домет, свято уверенный, что я втёршийся в доверие к императору шарлатан, который лишит юную принцессу последнего шанса выжить. Ведь я её ни в ванну со льдом не кладу, ни кровь не отворяю!

Специфического этиотропного лечения, направленного против вируса кори, не существует. Даю витаминный комплекс с витаминами А и С, парацетамол, чтобы сбить температуру, муколитики от кашля, промываю гноящиеся глазки, протираю кожу влажными салфетками, слежу, чтобы помещение проветривалось, но не выстуживалось. Ребёнок всё терпит стоически — не плачет, не ноет, не жалуется, хотя видно, что страдает. Нагма читает ей сказки и даже показывает мультики — наши в подвале поставили генератор, в основном, для запитывания компьютеров Антонио и подзарядки тактических раций, но и зарядить иногда гаджет не отказывают.

Императрица заходила пару раз, держалась в отдалении, была сдержана. Мне кажется, боится заразы — до понимания, что корь передаётся от человека к человеку, здешняя медицина уже доросла, хотя до открытия вирусов ей пока очень далеко. Не за себя боится — за старшего сына, который наследник. Девчонок-то ещё нарожать можно. А может, заранее настраивает себя на то, что дочери у неё больше нет, и не хочет смотреть, как та умирает.

Но Катрин вовсе не умирает — течение болезни среднетяжёлое, опасности для жизни я не вижу. Температура снижается, высыпания дошли до ножек, но на лице уже начался этап пигментации и шелушения. Я решил, что если не будет осложнений, то не стану беспокоить мироздание референсами. Похоже, я его успел ими изрядно достать. Поболеет ребёнок и выздоровеет, получит иммунитет, вырастет настоящей принцессой, будет жить долго, и, надеюсь, счастливо. Вон, уже улыбается, когда Нагма, бесцеремонно завалившаяся на принцессинскую кровать рядом, читает ей стихи, которых нахваталась от меня в детстве:

— У тебя есть лошадка? — спрашивает она Катрин. — Ты же принцесса, у принцесс должны быть.

— Нет, — мотает головой по подушке девочка, — но мне подарят пони на десять лет. Если я не умру, конечно.

— Не умрёшь, — заверяет её Нагма. — Мой папа — крутейший доктор. Он миллион детей вылечил. Или два миллиона.

— А что такое «миллон»?

— Это больше, чем у вас людей в самом большом городе! Правда же, пап?

— Да, — подтверждаю я, — вряд ли в этом мире тут найдётся хоть один город-миллионник. До урбанизации надо дорасти.

— А вы правда из другого мира? — интересуется Катрин.

— Правда-правда. Ты же сама планшет видела! У вас такое будет лет через тыщу, наверное!

— А у тебя там есть пони?

— Не, нету, — делает вид, что расстраивается Нагма. — Пап, а почему у меня нет пони, кстати?

— А зачем тебе?

— Не знаю. Чтобы был.

— Опоздала, — улыбаюсь я, — вон ноги какие отросли. На пони будут по земле волочиться. Попроси лучше на здешней конюшне лошадь покататься. Думаю, тебе не откажут.

— Не, лошадь я не хочу! Она не няшная. Она большая и жрёт много. И потеет. И воняет.

— И какает всё время, — добавила маленькая принцесса.

Принцессы, кстати, тоже какают, если кто сомневался. Особенно, на фоне общей вирусной интоксикации, которая выражается в том числе и некоторым расстройством работы ЖКТ. Но я привычный, да и Нагма помогает. Справляемся на пару. Увы, не все дети этого мира — принцессы, у которых есть личные врачи и однажды будет пони. Остальные будут умирать, пока не появится вакцина.

— Не всё сразу! — возражает мне Фред. — Я прекрасно понимаю тебя как врача и вообще неравнодушного человека. Более того, большая детская смертность — один из серьёзнейших депрессивных факторов здешней экономики, не дающий населению расти, а значит, создавать трудовые ресурсы для запланированного промышленного рывка. Но прямо сейчас вакцина не в приоритете.

— То есть вы ничего не будете делать? — злюсь я.

— Почему не будем? Будем. Но не сразу. Сейчас это будут просто выброшенные ресурсы, которые и так категорически дефицитны.

— Не пойму. Какие именно ресурсы?

— Хорошо, — вздыхает Фред, — давай объясню. Джулиана сделала бы это лучше, но она тебя просто пошлёт, так что я уж как смогу, извини.

— Весь внимание.

— Допустим, мы всё бросаем и упираемся в вакцину.

— Допустим.

— Не перебивай! Итак, мы даём местным технологию получения живой вакцины кори. Технически она не очень сложна, её можно воспроизвести даже на здешнем уровне технологий. Чистота и эффективность будет ниже, чем у нашей, но даже такая вакцина лучше, чем её отсутствие.

— Так в чём же дело?

— Ох… с чего же начать… — Фред смотрит на меня как на умственно отсталого, но я упорен. — Прежде всего, как ты наверняка уже убедился, местная медицина не имеет никакого понятия о микроорганизмах. Они эмпирически понимают, что болезнь передаётся воздушно-капельным путём, но считают, что дело в неких «миазмах» — что-то вроде особой болезненной атмосферы, окружающей больных. Соответственно, идея иммунного ответа им тоже не близка. Более того, здешняя научно-медицинская мысль однажды пыталась повторить тот путь, которым пришли к идее вакцинации у нас. Туземные медикусы, какими бы дикими ни были их представления о причинах болезни, тоже заметили, что однажды переболевший корью не заражается ей повторно. И пытались делать нечто вроде примитивных попыток профилактического заражения детей соскобами с пустул, высушивая их и вдувая в нос, чтобы ослабить таким образом болезнь. Скажешь, что пошло не так?

— Они просто заражали детей корью, и течение было такое же, как при обычном заражении. Это не вакцинация, а нечто вроде примитивной вариоляции. В случае кори она не работает.

— Именно! В отличие от оспы, которая стала драйвером вакцинации в нашем мире, у кори нет посредника в виде коров. Нет «коровьей кори» которую можно привить для иммунитета от человеческой. Врачи, которые экспериментировали таким образом, были признаны намеренными распространителями Красного Мора и жестоко публично казнены. Так что идея прививок здесь, мягко говоря, непопулярна.

— Но император же может просто приказать!

— Может, — согласился Фред, — поэтому идём дальше. Допустим, мы завезли технологию и научили местных её механически воспроизводить, не понимая, что они делают. Результат при отсутствии выходного контроля будет так себе, но что-то да наварят. Император велит брать вакцину, везти в города и деревни, прививать там здоровых детей. Допустим, мы его в этом каким-то образом убедили, что само по себе та ещё задача. Что дальше?

— Что?