— Это наш доктор, мессир Домет, — сказала Криатна, — а это доктор наших гостей, его зовут…

— Михаил, — сказал я. — Или Док.

— Мессир Михаил Док, — повторила она.

— Вы больше не доверяете моей квалификации, Ваше Величество? — мрачно спросил местный лекарь. — Не сомневайтесь, Красный Мор я ни с чем не спутаю.

Лично я бы медика, собирающегося накачать опиодами пятилетнего ребёнка, чтобы пустить ему кровь, не подпустил бы и к корове, но, надо полагать, это лучший специалист из возможных. В конце концов, это домашний врач императорской семьи, вряд ли его по объявлению нашли.

— Давайте я для начала осмотрю девочку, — сказал я примирительно. — Воздержитесь пока от манипуляций любого рода, чтобы не повлиять на клиническую картину. Ничуть не умаляя вашей квалификации, скажу только, что наши методы могут оказаться более эффективными.

Мессир Домет отошёл от кровати без возражений, но с лицом весьма оскорблённым. Да и чёрт с ним.

— Можно сделать тут какой-то свет? — спросил я.

Как они вообще в такой темноте что-то видят?

— Свет вреден больному Красным Мором! Это знает каждый, кто не шарлатан! — заявил лекарь с намёком.

Но я пренебрёг. Есть болезни, вызывающие светобоязнь, но даже при них свет лишь вызывает дискомфорт, но не наносит вреда.

— Пошлите кого-нибудь в мою комнату за медицинским набором, — попросил я. — Дочь знает, где он лежит. И скажите ей, что я ей запретил нести его самой. Даже если она будет настаивать. А она будет.

Болезнь, именуемая «какой-то там мор», почти наверняка заразна. Не будем увеличивать число потенциально инфицированных.

В ожидании, пока слуги принесут требуемое, открыл плотные занавеси на окнах. Комнату залил холодный зимний свет. Девочка застонала, закрываясь рукой.

— Вот видите, Ваше Величество! — торжествующе сказал лекарь.

— Вы уверены, что свет ей не повредит? — тревожно спросила мать.

— Абсолютно.

Я взял ребёнка за руку и даже без термометра понял, что температура очень высокая, около сорока.

— Потерпи, малышка, — сказал я ей, убирая руку от лица.

Девочка болезненно сморщилась, зажмурилась и тихо застонала. Да, с глазками непорядок — коньюктивы заметно гиперемированы, отёчные, есть гнойный экссудат. Повышенная светочувствительность не удивляет. Впрочем, глаза лишь подтверждают всё остальное — многочисленные папулы, окружённые яркими красными пятнами, на лице, отёчность носа и век, сухие губы… Уже по наличию выраженных макуло-папулёзных экзантем можно смело ставить диагноз. Впрочем, окончательно убедиться несложно.

Слуга принёс мой медицинский кейс, и я, отодвинув подальше жутковатые скальпели и подозрительные баночки мессира Домета, водрузил его на столик. Под неодобрительным взглядом коллеги тщательно помыл руки в поданном по моей просьбе тазике, затем протёр их спиртовыми салфетками. Достал фонарик и плоский шпатель.

— Открой ротик, Катрин, пожалуйста. Скажи: «А-а-а».

— А-а-а! — послушно сказала девочка.

Я отодвинул шпателем губу и посветил в ротовую полость фонариком. Вот и они. Пятна Бельского-Филатова-Коплика, синдром патогномоничной экзантемы.

— У ребёнка корь, — сказал я уверенно. — Судя по началу острой фазы, день четвёртый примерно.

— Это Красный Мор! — закричал сердито лекарь. — Только полный шарлатан может его не распознать!

— Скорее всего, мы называем разными словами одно и то же заболевание, — пожал плечами я.

— Вы можете это вылечить? — спросила императрица.

— Специфического лечения кори, к сожалению, нет и у нас. Только симптоматическое.

— Она умрёт?

— Умрёт? Нет, с чего бы? — удивился я. — Это тяжёлая болезнь, но не смертельная. В основном.

— От Красного Мора умирает больше половины детей в Меровии! — заявил Домет. — А вы говорите, что она не опасна! Это шарлатан, Ваше Величество!

Я почти не сталкивался с корью в своей практике, однако помню, что смертность от неё не превышает пары процентов. Впрочем…

— Вы вакцинируете детей от кори? — спросил я коллегу.

— Мы что? От чего?

— Как бы объяснить… Принцип профилактического внесения ослабленного возбудителя в организм, чтобы сделать его невосприимчивым к болезни, вам известен?

— Вы несёте какую-то чушь! Я не понимаю вас!

— Что, по-вашему, вызывает эту болезнь?

— Гнев господень, — буркнул лекарь. — Бог наказывает нас за грехи наши, поражая самое дорогое, детей. Поэтому от Красного Мора нет лекарства.

Кажется, у нас до вариоляции — предшественницы вакцинации — додумались веке в восемнадцатом. Но она помогала от оспы, от кори нужна именно вакцина, с ослабленным вирусом. У нас используется MMR, комбинированная против кори, эпидемического паротита и краснухи, и её не сделаешь на основе коровьей плазмы, простым выпариванием, как противооспенную. Припоминаю, что до массовой вакцинации корь действительно была серьёзным фактором детской смертности. Она чертовски заразна, а учитывая длительный бессимптомный инкубационный период, карантинные меры не слишком эффективны. Но не пятьдесят же процентов!

— От чего умирают при Красном Море? — спросил я лекаря.

— От Красного Мора, тупица!

— От чего именно? Что вызывает смерть? — терпеливо повторяю вопрос я.

— Я не понимаю, что ему от меня надо, Ваше Величество! — жалуется тот императору.

— Опишите клиничес… А, чёрт. Каково течение болезни? — не сдаюсь я.

— Ответьте ему, мессир Домет, — велит Перидор.

Лекарь закатывает глаза, заламывает руки, корчит рожи — всячески изображает, как он угнетён необходимостью просвещать какого-то заезжего шарлатана. Но с императорами не спорят.

— Сначала кашель и насморк, — сообщает он кратко. — В этот момент Красный Мор ещё неотличим от простуды, но ребёнок уже обречён. Затем, через несколько дней, поднимается температура и высыпают пятна. Сначала на лице, потом по всему телу. Несколько дней его мучает лихорадка, ломота, боли в глазах, потом они начинают спадать, пятна бледнеют и шелушатся, и кажется, что больной пошёл на поправку. Иногда так и есть, и ребёнок через несколько дней приходит в себя. Но чаще температура поднимается снова, и даже ледяные ванны не помогают. Приходит ужасная, невыносимая головная боль, начинается тошнота и бред, отказывают руки и ноги, желудок не принимает пищу, человека начинают мучить демоны, он видит невидимое и слышит неслышимое. Часто к этому присоединяется ужасный мучительный кашель, забивающий дыхание…

«Ага, — подумал я, — если температуру ледяными ваннами сбивать, ещё и не такое присоединится».

— А затем ребёнок умирает, — резюмировал лекарь. — В ужасных мучениях. Задыхаясь, бредя, удушаемый невыносимой болью. Медицина бессильна, лишь маковый отвар немного облегчает страдания.

Императрица прижала к лицу платок и выбежала из комнаты.

— А взрослые? — спросил я. — Они не болеют Красным Мором?

— Гораздо реже, — сказал Домет. — И почти всегда выздоравливают. Но мужчины могут утратить постельную прыть.

— Вы знакомы с такой болезнью, Михаил? — спросил Перидор.

— Да, — кивнул я. — Хотя у нас она отличается менее тяжёлым течением.

Мессир Домет, без сомнения, описывает коревой энцефалит — осложнение известное. У нас оно встречается нечасто, но, если не повезло, то летальность заметная даже в современной медицине. А если в паре идёт ещё одно частое осложнение — пневмония, то получается действительно суперкомбо. Их Красный Мор — несомненно корь, все симптомы совпадают. Но здесь она, похоже, протекает тяжелее и с заметно большей вероятностью осложнений. Почему? Бог весть. Или вирус сильнее, или организмы слабее. Например, при гиповитаминозе витамина А вероятность заболеть выше и течение болезни тяжелее. Может, им тут морковки не хватает. Но скорее всего, просто местный штамм вируса отличается от нашего. Более агрессивно атакует гематоэнцефалический барьер, например. А холодные дома и чрезмерно решительная медицина, с её кровопусканиями и ледяными ваннами, стимулируют у ослабленного организма пневмонию, лечить которую тут нечем.