- Как же ты тогда?..

- Да вот так. Приютила одна бабулька. Вот, пытаюсь вспомнить хоть что-то. Врач сказал, это вполне возможно. Мне дали телефон адвоката, который мог бы помочь, если бы я действительно что-то стоящее вспомнило. Ну, что могло бы доказать, что я – это я. Скажите, а у Марины были какие-нибудь особые приметы? – я обращалась к нему на вы, хотя он сразу перешел на ты. - Вы ведь должны это знать. Ну там, родинки, шрамы?

- Да нет, - с сомнением выпятил губу Валерий. – Ничего такого особенного. Ни родинок приметных, ни шрамов. Вообще, что-то общее у вас есть, если хорошо присмотреться. Глаза… Рост, фигура. Хотя Марина потолще была.

- Я долго в больнице лежала, могла и похудеть. А волосы?

Я сдернула с головы косынку, и Валерий вздрогнул, совсем как та женщина на лестнице, но мне было все равно. Ну, почти все равно.

- Честно говоря… не помню. Ты… или она так часто красила волосы, что я уже и не помню, какой у нее был натуральный цвет. Когда мы разводились, ты… она была блондинкой. Конечно, черные любят блондинок.

- То есть? – не поняла я. – Какие черные?

- Да, я забыл, что ты ничего не помнишь. Или не знаешь, - горько усмехнулся Валерий. – Может, и не стоит говорить? Да нет, скажу. Марина… Я буду так говорить, хорошо? Так вот, Марина предпочитала, скажем так, лиц кавказской национальности. Наверно, потому что у них обычно нет денежных проблем, как, например, у простых преподавателей истории в вузе. Или уж по какой-то другой причине, не знаю. Так вот, моя дорогая женушка наставляла мне рога с каждым встречным хачиком. А я, как последний идиот, делал вид, что ничего не знаю. Потому что, как идиот, да не как, а просто идиот, в общем, любил ее очень.

Я смотрела на него во все глаза, приоткрыв рот, и выглядела, наверно, крайне глупо, а Валерий расхаживал по площадке взад-вперед, на лице его выступили некрасивые красные пятна.

- А потом я поехал в Краснодар по делам, - продолжал он. – Приезжаю, а квартира пустая, словно корова языком вылизала. Ни вещей, ни мебели – ничего. Голые стены. Думал, обчистили, хотел в милицию звонить. Потом смотрю – на лоджии коробка с моей одеждой и записка: «Дорогой Валерик, я ухожу к любимому мужчине, на развод подам сама. Будь счастлив».

- Господи! – прошептала я, закрыв глаза.

- Готов спорить, тебе сейчас очень хочется, чтобы ты оказалась не Мариной Слободиной, а кем-нибудь другим.

Я убито молчала. Что тут скажешь? Мне казалось, что все самое страшное со мной уже случилось. Выходит, что нет.

- Даже не знаю…

- Что сказать? А что тут говорить? Не слишком приятно узнавать о себе такое? А делать? Ладно, проехали. Все равно ничего не вернешь. Хотелось бы сказать, что бог тебя наказал, но… Ты ведь все равно ничего не помнишь. А может, это и не ты была, кто знает.

- Вот я и хочу узнать, - прошептала я, опускаясь на корточки и пачкая полы плаща о грязный пол. – А как?

Валерий пожал плечами и достал еще одну сигарету.

- Знаешь, если честно, мне тебя жаль. Кто бы ты ни была. Если не Марина, то просто жаль. А если Марина, то… наверно, еще жальче. Обидно, когда любовь превращается в такую вот жалость.

- Брезгливую?

- Где-то, наверно, да, - удивленно посмотрел на меня Валерий. – Странно, что ты это понимаешь. Зла нет, только вот снисхождение такое: что с нее взять. Впрочем, я никогда злопамятным не был. Столько ты мне горя принесла, особенно когда нашего... – тут он осекся и махнул рукой. – Неважно.

- Прости меня, - я опустила голову, стараясь не зареветь.

- Простил. Знаешь, когда тебя сейчас увидел, когда ты только все рассказала, всколыхнулось такое вот… злорадное. Ага, мол, получила. А потом даже неловко стало. Ладно. Ты уж извини, помочь особо ничем не могу. Но если действительно все вспомнишь и документы восстановишь, квартиру разменяем. Мы же на нее две наших поменяли. Сейчас в этом районе квартиры дорогие. Хватит на две однокомнатные.

- Спасибо, - все-таки всхлипнула я. – Скажи, а где я жила… где Марина жила до того, как в Питер уехала?

- Откуда я знаю, - раздраженно фыркнул Валерий. – Ты… она мне не докладывалась, где любовники живут. Кажется, где-то на Ареде, за вокзалом. Кстати, я и не знал, что она в Питер уехала. Наверно, хачик ее выгнал.

- А где работала?

- В собесе, в бухгалтерии. Во всяком случае, раньше.

- А подруги какие-нибудь? Были у… нее?

- Подруг у нас не водилось. Ни одна подруга долго не выживала. Хотя вот завалялась на антресолях старая книжка записная. Могу дать, мне все равно не нужна.

- Пожалуйста! – взмолилась я.

Валерий вернулся в квартиру и через пару минут вынес потрепанную записную книжку в черной клеенчатой обложке. Я взяла ее в руки, словно гадюку или гранату с выдернутой чекой.

- Валерик! – снова донеслось из-за двери. – Ну ты где?

- Ладно, - кивнул Валерий. – Всего хорошего.

- Спасибо, - машинально ответила я и пошла к выходу.

29

Денис смотрел на Инну во все глаза и молчал. Потом открыл рот и… снова закрыл.

- Ты не рад? – тускло спросила Инна.

- Р-рад, - выдавил из себя Денис.

Он все-таки обошел Инну, закрылся в ванной, включил воду и начал намыливать руки – долго и методично, как хирург перед операцией.

- И что теперь делать? – спросил он свое отражение в зеркале над раковиной. – Пожалуй, утро вечера мудренее.

Инна все так же стояла в прихожей у стены, скрестив руки на груди.

- Инн, у меня очень голова болит, - сказал Денис, не глядя на нее. – Давай завтра поговорим.

- Хорошо. Ужинать будешь?

- Нет. Спать лягу.

Зайдя на кухню, он нашел в шкафчике с лекарствами снотворное, принял сразу две таблетки и запил водой из чайника. Подействовало быстро – едва успел раздеться и лечь. Словно в омут затянуло, тяжело и страшно. Зато не снилось ничего, и на том спасибо.

Утром голова была – как утюг. Не хуже, чем с похмелья. Вчера вечером не болела, это он Инне соврал, зато сегодня… При малейшем движении внутри словно что-то лопалось и начинало пульсировать, при этом глаза буквально лезли на лоб.

Денис осторожно скосил их на будильник. Семь утра. Пора вставать.

Инна лежала рядом и смотрела в потолок.

- Ты что не спишь? – спросил Денис.

- Не знаю. Денис, ты от меня уйдешь?

- С чего ты?..

Прозвучало фальшиво. Стало противно. Совсем противно. Инна отвернулась и с головой нырнула под одеяло.

Сейчас будет плакать, с тоской подумал Денис. Слез женских он не выносил, потому что начинал вдруг считать себя последней сволочью, даже если и вовсе не был виноват. Другие рядом с плачущей дамой тихо или громко зверели, а ему хотелось убежать на край света. А если такой возможности нет, то немедленно удовлетворить все дамины запросы, лишь бы прекратила скулить.

- Инна, - он легонько потряс выпуклость под одеялом, предположительно плечо. – Инн!

Инна не отвечала. Денис стащил с нее одеяло.

Ну так и есть! Слезы в три ручья. И мужественно пытается не всхлипывать.

- Хочешь рожать?

- А ты хочешь, чтобы аборт сделала? – шмыгнула носом Инна.

- Нет. Так что если хочешь, рожай.

- А ты? Ты-то чего хочешь?

- Хочешь, хочешь… Не знаю! – Денис сжал руками разрывающуюся от боли голову. – Единственное, чего я хочу на данную минуту, - умереть. Немедленно.

- Денис, я тебя не держу, - Инна вытерла слезы и натянула одеяло до подбородка. – Если ты меня совсем больше не любишь, то…

- Что?

- То я тебя не держу. Не хочу, чтобы ты оставался со мной только из-за ребенка. Он все равно спасибо не скажет, когда вырастет. Если придется жить с родителями, которые друг друга не любят и только притворяются дружной семьей. Я хорошо это знаю.

- Интересно! Ты всегда говорила, что твои родители очень друг друга любили.

Инна ничего не ответила. Отвернулась к стене и молчала.

- Пожалуйста, не надо решать за меня, - отчеканил Денис, потихоньку вытаскивая себя из постели. – И не надо говорить, что я должен, а чего не должен.