Тайна следствия! Видали? Если у меня еще и были сомнения, стоит ли ехать так далеко от Петербурга, то теперь они исчезли. Да, врагам назло. А если ему это не понравится, то, как говорит крестная, пусть возьмет пистолетик и застрелится.
Глава 34
- Ничего себе! – сказал Виктор, когда мы сели в машину. – Ты, похоже, нам далеко не все рассказал.
- Не приставай к нему, - посоветовал Саша. – Захочет – сам расскажет.
- А что тут рассказывать? – буркнул я. – Этот псих как-то узнал, что мама выжила. И теперь хочет закончить начатое.
- Так, значит, это не просто случайный маньяк, как ты сказал, а что-то личное?
Я невежливо дернул плечом и промолчал. Саша с Виктором переглянулись, но расспросы прекратили.
Меня трясло крупной дрожью – то ли от вернувшейся боли, то ли от страха, то ли от ярости. По спине текли холодные струйки. Ветер, врываясь в открытое окно, холодил разгоряченную голову, меня начало знобить.
Чтобы отвлечься, я начал думать о Жене. О том, что увижу ее через какие-то пару часов. И вдруг, как по волшебству, дрожь и ярость куда-то ушли. И даже боль утихла. Вообще все темное отступило. Нет, не ушло совсем – на это я и не надеялся, но словно чья-то теплая, нежная рука погладила меня по голове. И как будто чей-то голос сказал, что, несмотря ни на что, жизнь не кончилась и впереди будет еще много светлого.
И я, пожалуй, впервые задумался, как так получается, что одного человека вдруг ни с того ни с сего начинает с бешеной силой тянуть к другому. Я увидел – как наяву! – ее густо обведенные черным глаза, услышал короткий смешок за спиной – в тот момент, когда наклонился погладить бронзового бульдога. Наверно, объективно она не самая красивая девушка на свете, - хотя я решительно отказывался верить в это. И я почти ничего о ней не знал, но было в ней что-то такое очень мое, родное. То, чего не было еще ни в одной девушке, с которыми я встречался, - как бы сильно они мне ни нравились. И мне совсем не хотелось думать о том, что рано или поздно придется вернуться в Прагу. Без нее. Потому что от одной такой мысли становилось мрачно и холодно.
Разговаривать тоже не хотелось, и я притворился спящим. Саша с Виктором тихонько беседовали, приемник напевал какое-то ретро.
Наверно, я и в самом деле задремал. Потому что вдруг вместо Жени увидел перед собой девушку с найденной в книге фотографии. Пестрое летнее платье, расклешенное от груди, падало широкими складками и не могло скрыть округлый живот. «Мама?» - неуверенно спросил я, и она протянула ко мне руки. Я подошел ближе и хотел обнять ее. Странное дело, я стал вдруг совсем маленьким и доставал ей как раз до живота. Почему-то мне было грустно – и одновременно так хорошо… Какой-то шорох раздался за спиной. Я повернулся и увидел пучеглазого. «Мама, беги!» - хотел крикнуть я, но увидел, что она улыбается ему.
Машину тряхнуло на выбоине, и я очнулся. От сна остался легкий привкус досады. Как будто я был очень близок к тому, чтобы узнать тайну, понять то, что до сих пор было скрыто. Как будто разгадка была рядом, но я не успел схватить ее за хвост. То, что мама и пучеглазый знакомы, - это было ясно и так. Но этот сон мог открыть мне что-то еще.
Нет, в вещие сны я не слишком верил. Да и крестная часто говорила, что лучше не поверить вещему сну, чем принять за него бесовский морок. Зато я верил в то, что во сне можно понять нечто, наяву ускользающее от разума. Как поэты находят во сне никак не дающуюся рифму. Как математики видят решение сложной задачи. Как, в конце концов, Менделеев увидел во сне свою Периодическую таблицу – если, конечно, не выдумал это для красивости.
А тот странный сон, который приснился мне в ночь, когда умерла бабушка? Был ли он вещим? Ведь я увидел двор моего раннего детства – и то место, где через несколько дней погибнет отец.
Я потряс головой, отгоняя эти мысли. Нет, Мартин, хватит мистики. И так все слишком непонятно и запутано, чтобы приплетать сюда еще и тонкие материи. Просто допустим, что это все тот же закон парных случаев. Два странных сна с непонятным, ускользающим смыслом.
И тут мне в голову пришла такая мысль, что я удивился, как не подумал об этом раньше.
А что, если до того, как познакомиться с отцом, мама была беременна от пучеглазого? Может быть, даже еще до окончания школы? Может, тогда он еще не был таким уродливым психом, и они любили друг друга?
Почему-то я думал сейчас о маме отстраненно, как о совершенно постороннем человеке, неожиданно холодно, без эмоций. Как будто речь шла не о самом близком существе – мне просто надо было решить абстрактную логическую задачу.
Допустим, все это действительно так. Но что стало с тем ребенком? Мама родила его? Или сделала аборт – вернее, если судить по платью, это могли быть уже искусственные роды?
А ведь это многое могло бы объяснить. Когда я только нашел фотографию в книге, предположил, что мама могла забеременеть совсем юной, но никак не связал это с тем, что произошло после бабушкиных похорон. Если мама избавилась от ребенка, его отец теоретически мог от переживаний повредиться рассудком и захотеть отомстить.
Нет, нет, что-то тут не так. Откуда тогда его мог знать отец? Ведь он явно узнал своего убийцу. Разве что предположить, что пучеглазый преследовал маму не один год?
Но как тогда быть с бабушкой? Точнее, с их разрывом отношений?
Ну что ж, и это, в принципе, объяснимо. Десятый или даже девятый класс, любовь до потери чувства реальности и вполне предсказуемый результат. Дальше, правда, не совсем понятно – почему дотянули до такого срока. То ли мама была такой наивной дурочкой и не понимала, что с ней происходит. Но в это мне трудно было поверить. То ли решила рожать наперекор всему («Мама, папа, у нас с моим другом будет ребенок, когда я закончу школу, мы поженимся») и специально тянула со своим потрясающим известием до момента, когда делать аборт уже поздно.
Так или иначе, что-то или кто-то вынудили ее все же избавиться от ребенка. И я полагал, что это были именно родители. Или, может, она все-таки родила его и оставила в роддоме? Ладно, это уже не принципиально. Я вдруг почувствовал к ней такую острую жалость, что сердце болезненно сжалось. Да, я всегда считал, что аборт – это убийство. Но много ли таких, кто в подобной ситуации сможет выстоять под давлением родителей?
И что дальше? Мама закончила школу, поступила в университет. Родители уехали в заграничную командировку, оставив ее одну. А дальше все повторяется. Мама знакомится с отцом, и… Почему только они были так беспечны? Опять наступить на те же грабли? Или… Или, может, мама, помня о том, первом ребенке, забеременела не случайно?
Что ж, горько усмехнулся я, можно представить себе реакцию бабушки с дедушкой. Девочка из приличной семьи – и второй раз потенциальный бастард. И папочка бастарда – такой же голодранец. Ну прямо как принцесса Монако с ее хронической страстью к охранникам. Только вот на этот раз заставить маму избавиться от ребенка не удалось. Она родила меня.
Я прислушивался к себе: что я чувствую. Выходило, что, в общем-то, ничего такого, кроме жалости. И сожаления, что я не знал этого раньше. В чем только ужасном не подозревал родителей. Эта тайна отравляла всю мою жизнь. Хотя… пожалуй, я понимал родителей. О таком не рассказывают детям. И я бы на их месте не рассказал.
Между прочим, эта версия объясняет и внезапную мамину религиозность. Я слышал, что многие женщины, сделав аборт и осознав, что натворили, приходят к Богу. Причем часто не сразу, а после рождения другого ребенка. Когда смотрят на него и понимают, что и тот, первый мог бы вот так же бегать, смеяться и говорить «мама».
Правда, не совсем понятно тогда, почему к церкви обратился отец, ведь его вины в этом не было. Ну что ж, и такое бывает, сначала начинает верить один из супругов, а за ним и другой.
Эй, Мартин, ты бы особо не увлекался. Это всего лишь версия. Очень правдоподобная версия, но пока ничем не подкрепленная. Пока мама не может ничего рассказать, я должен буду каким угодно образом найти ее родственников и, может даже, школьных подруг. Даже если родственникам ничего неизвестно, - ведь от них могли всю эту неприглядную историю скрыть – подруги-то скорее всего знали, с кем встречалась мама.
