Спустились к машинам. Бревна уже скатали в кювет. Дорога свободна, но наледь беспокоит шоферов. Они обступили начальника лесопункта и технорука, ждут, что скажут они.
— Ну, что будем делать? — постучал обледеневшим валенком Леонид Павлович. — Пока пошлем машины за шлаком, простоим всю ночь. — Наумов обернулся к Рите, официальным тоном произнес: — А вы что предлагаете, товарищ технорук?
«Обиделся старик», — думает Рита, а вслух говорит:
— Ничего другого не вижу.
— Да что здесь думать, надо поковырять лед… — восклицает один из шоферов. Рита узнает его по голосу. Это Николай, демобилизованный, тот самый, который когда-то высказал свои соображения но поводу ее проекта — за организацию только зимней вывозки леса. Но снова, как и тогда, Волошина не может вспомнить его фамилии. Но это сейчас не важно, важно то, что он предложил.
«Пожалуй, он прав» — дышит в варежку Рита. Мизинец на левой ноге, который она когда-то отморозила, начинает покалывать.
— Хорошо бы еще и цепи надеть, — вставляет другой шофер.
Но цепи надевать на баллоны директор леспромхоза категорически запретил, баллоны быстро изнашиваются. Можно было, конечно, рискнуть, хотя бы на одну эту ночь, но цепей ни на одной из машин нет. Поэтому предложение второго шофера отпало. Остановились на первом.
— Но это же адский труд, — тихо через плечо говорит Наумов.
— Иного выхода нет, — так же тихо ответила Рита, чувствуя, как иголками покалывает мизинец.
— Взять всем топоры и долбить лед, — громко объявил Леонид Павлович. — У кого есть лишние — нам с Маргаритой Ильиничной. Живей, живей, ребятки! — покрикивает он. — Не то пятки отморозите!.. — Наумов даже повеселел.
Вместе с шоферами он и Рита рубили лед. Мелкими, острыми осколками лед брызгал в лица, крошился под топорами и ломиками. Воду отвели. Теперь уже некогда думать ни о теплой кровати, ни об окоченевшем мизинце. И мороз точно вдруг отступил…
Часа через два лед покрошили. Пустили для пробы первую машину. Она благополучно зашла на подъем. Движение по дороге возобновилось. Наумов и Волошина тоже поехали в поселок.
— Завтра можете до обеда отдыхать, — когда показались первые дома, сказал Леонид Павлович.
— С удовольствием воспользуюсь вашим разрешением, — проговорила Рита, которой сейчас владело единственное желание — добраться до постели и уснуть.
Шагая уже по своему двору, она отчего-то старалась вспомнить, сказала или не сказала Наумову «спокойной ночи». Рита старалась не шуметь, но отец, по-видимому, ждал ее.
— Наледь выжало, — сонно объяснила Рита. — И как раз на подъеме. Пришлось долбить…
— Ладно, дочка, ложись спать, — сказал Илья.
3
Поликарп Данилович засобирался в лес. Он натянул полушубок, потуже подпоясался кушаком. Вчера вечером слышал он споры ребят. Собралась у них дома вся Витькина бригада. Сам Витька кипятился и говорил, что они наверняка проиграют соревнование с Заварухиным. Платон обозвал его трусом…
До верхнего склада Поликарп Данилович добрался на попутной машине. Давненько он не бывал на лесосеках. У обогревательной будки нос к носу столкнулся с Волошиным.
— Фу, черт, думал какое начальство приехало, — стягивая рукавицу, сказал Илья. — Дома пошто не сидится?
— Дела-а, — хитро прищурился старик Сорокин. — Нельзя же допустить, чтоб Витьку какой-то Заварухин побил… Не-е годится, — покрутил он головой и даже ногой притопнул.
— Как это побил? — удивился Илья.
— Соревнуются они…
Волошин пожал плечами: не доводилось слышать, чтобы бригада Сорокина соревновалась с заварухинской. «Что-то путает дед», — подумал он, а вслух посоветовал подождать трактор сына. Он вот-вот должен был возвратиться с лесосеки.
— Нет уж, я пешим пройдусь, — и Поликарп Данилович бодро зашагал по волоку.
Дремотно из конца в конец стлалась тайга. Под тяжестью сыпучего снега гнулись ветви деревьев.
Санька навещал меня всякий раз, как только выдавался подходящий момент. Он все так же виновато прятал глаза и старался избегать разговора о том, что привело его в банду Сизова. Я чувствовал, какая ломка сейчас происходила в нем. За эти дни лицо у него осунулось, он стал отращивать бородку. Росла она у Саньки жиденькой, жалкой… Здоровье мое плохое. В груди болит и ноги прямо не мои, места я им не найду, сидеть на топчане, прислонившись спиной к холодной стенке землянки, тяжко, а лежать и того хуже, душит меня. Чего я только не передумал за эти дни! Скорее выбраться к своим, работать засучив рукава. Дел в волости уйма. А я тут сижу, описываю свои приключения. Настоящий роман получится. И смех, и горе. Раньше мне доводилось несколько раз выступать в газете. Помнится, однажды сказали мне: «У вас талант, Корешов…» — Но литературная болезнь вскоре прошла: не до писанины было… Даже и сейчас пишу это, а у самого мысли далеко-далеко. Знаю, Советскую власть в нашем таежном крае утверждать в людях куда труднее, нежели, скажем, в рабочей массе. Много сел у нас староверских, много крестьян зажиточных… Есть и такие заимки, где люди сами своей властью живут… Какой это будет вред нашему делу, если люди поверят подлой сизовской брехне про меня.
Сегодня Санька отчего-то не пришел. Всякие нехорошие мысли лезут в голову. Только бы не выследили его. Беспокойно что-то на душе…
Я сам пока не осознал свое отношение к брату. Но как бы там ни было, а отвечать ему придется… Ему отвечать… А тебе, Панас? Страшно подумать, что вырастет сынишка, спросит об отце, а ему скажут: «Бандит твой отец, изменил народу, изменил делу партии…» Может быть, и не так прямо скажут, смысл будет тот же… Нет, даже с перебитыми ногами, ползком, а выберусь к своим.
Попытался привстать. Нет сил. Нет. А они должны быть! Должны!
Почему не идет Санька?
Поликарп Данилович не прошел и половины пути, как на волоке показался трактор.
— Ты чего, батя? — высунулся из кабины Виктор. — Потерял что?
— Годы свои молодые потерял, — буркнул Поликарп Данилович.
— Залезай, с ветерком прокачу.
— Поезжай уж, ноги пока не отсохли, пешком пройдусь.
Немало были удивлены сорокинцы, когда на лесосеке появился Поликарп Данилович. Борода у него заиндевела, на усах налипли сосульки. Он шагал, по-хозяйски осматривая подъездные пути, постукивал палкой по поваленным деревьям.
— Ну, прямо дед-мороз! — сказал Платон.
— Чего это, папаша, тебя сюда занесло? — сбил на затылок шапку Анатолий.
— Да кто так топор держит?! — вместо ответа накинулся на него Поликарп Данилович. — Вот так, смотри, — он сунул рукавицы за пояс, взял топор и пошел щелкать сучки. Ребята перемигнулись — силен старик. — Во! — запарившись, выдавил Поликарп Данилович. Присел на пенек. — По лесосеке соскучился, вот и притопал. Да заодно, думаю, дай посмотрю, как мои ребятки трудятся…
Поликарп Данилович пробыл в лесу до окончания смены, успел даже побывать в бригаде Заварухина. Оттуда возвратился задумчивый, кликнул ребят.
— Это хорошо, что вы соревнуетесь… Только по старинке все у вас получается…
— Это у нас-то по старинке?! — удивился Виктор.
— У вас! — отрезал Поликарп Данилович, оборачиваясь к сыну. — Надо соревноваться, но надо и хорошее что друг у друга перенимать. Перво-наперво это тебя касается, как тракториста. Разговаривал я с Генкой. Он смеется. Ваш Витька, говорит, пока заведет трактор, я уже со своим в лесу…
— Ну, это он хвалится, — угрюмо отозвался Виктор.
— Доля правды есть, чего уж там, — поддержал Поликарпа Даниловича Платон. — Надо кому-то из нас раньше выезжать в лес, разогревать двигатель…
— Так что присмотритесь, как работает Заварухин. Кичиться в таких случаях нечего… — сказал в заключение Поликарп Данилович.
На том и порешили.
4
У Анны, когда она шла домой, мысли все в голове перепутались. Так странно, так непонятно продолжали звучать в ушах слова Вязова: — «Не потеряй голову, иначе потеряешь счастье». «Боже мой, неужто я такая глупая, что не соображу, что к чему? — думала Анна. — И какое такое мне еще счастье надо, ведь все, кажется, есть…»
