– Твои волосы похожи на золотой шелк, – сказал он мне тогда, улыбнувшись. С этого момента и началась наша история.

– Вот подпалишь себе подол платья, потом будешь перед женихом обожженной задницей сверкать. То-то я посмеюсь, – продолжала подначивать Крина, раскладывая фрукты по корзинам.

– Почему я должна сливаться с толпой? Красоту надо подчеркивать, а не прятать! Дядя всегда так говорил и повторял, что я самая красивая не только в Бриле, но и во всем Арденгарде! – вздернув подбородок, заявила я тетушке. Ее взгляд на мгновенье стал острым, и я рефлекторно отшатнулась, думая, что сейчас получу очередную порцию физически-болезненных нравоучений. Но Крина лишь вздохнула и покачала головой.

– Дядя твой слишком много говорил и сильно тебя баловал. Срывал мне весь воспитательный процесс. А потом умер и оставил мне расхлебывать заваренную им кашу.

Я захохотала от ее слов и одновременного облегчения, что никакого наказания не последует.

– Но каша ведь вкусная? – лукаво вопросила я.

– Уж очень болтливая, – отмахнулась тетушка, пытаясь скрыть улыбку за кривым оскалом.

– Ну, если бы не дядюшка, я бы, наверное, мало сейчас походила на девушку. Ведь это он приучил меня к платьям.

– Да, – согласилась Крина, продолжая раскладывать фрукты по корзинам. – Теперь я даже об этом жалею.

Я махнула на тетушкино непраздничное настроение рукой. Иногда я ее не понимала, ведь она сама нанимала мне учителей, чтобы дать хорошее образование, учила хорошим манерам и светскому этикету. Говорила, что не смотря на глушь, в которой мы живем, забывать свои корни нельзя. О благородной крови, которая текла в жилах Крины, говорило буквально все – ее движения, манера разговора, осанка, взгляд, но ее отношение к людям было добрым, и она сама вела дела. В этом я тетушку совсем не понимала. Наш род не бедствовал, поэтому я не могла взять в толк, почему тетушка сама вела дом и хозяйство.

– Потому что труд не дает забывать о том, что все мы люди, и как тяжело дается то, что мы имеем, – отвечала Крина на подобные вопросы, когда я их задавала. Но я ее мнения не разделяла. Зачем трудиться, когда у тебя и так уже все есть?

– Принеси с чердака сандаловые свечи, – попросила Крина, выдернув меня из состояния задумчивости. Кивнув, я направилась в коридор, а оттуда по лестнице на чердак. Деревянные ступеньки поскрипывали под ногами, напоминая мне старушек на лавочках, которые постоянно кого-то обсуждают своими скрипучими голосами.

На чердаке не было и пылинки. Тетушка убиралась здесь с завидной регулярностью. Наш чердак рушил все стереотипы – он не был темным, жутким, и не имел поселенцев в лице призраков. Все было убрано и разложено по местам. Большие окна взирали на солнечный город снаружи, разливая густой дневной свет на пол и стены. Здесь было уютно, и порой я приходила сюда, чтобы побыть в одиночестве и почитать приключенческие романы, оставшиеся мне от дяди. Когда я касалась старых корешков, всегда вспоминала его добрые глаза, веселую улыбку с хитринкой и приятный голос, которым он мне читал рассказы о странствующих героях, побеждающих врагов, благородных принцессах, которым приходилось отречься от привычной жизни, чтобы обрести свое счастье, и жутких существах – вампирах, оборотнях, болотницах и темных ведьмах, которых давным-давно истребили. Каждый раз, открывая новую книгу или перечитывая старую, меня охватывал дух приключений, который звал меня в далекие земли и вдохновлял на поиски чего-то нового и неизведанного. Но стоило убрать книгу на полку, и от прекрасных строк оставалась лишь грусть и болезненная пустота, которую позже заполняли мысли, вторившие мне «Зачем куда-то ехать и что-то искать? У тебя здесь есть все, что можно только пожелать».

Взглянув на полки с книгами, я почувствовала, как внутри просыпается ностальгия и тянет за те струны души, которые я старалась не трогать. Отвернувшись от разноцветных корешков, я направилась к противоположному шкафу, где в шкатулках лежали мешочки со смесями трав, свечи, старые пергаменты с рецептами, и много всякого хлама, к которому я не притрагивалась. Достав пару свечей, я уже собиралась спускаться обратно в кухню, когда внутри дернулось какое-то необъяснимое чувство, потянувшее меня обратно к шкафу. Удивленно взглянув на полки, я потрясла головой, словно бы приходя в себя, и снова собралась развернуться к двери, но не смогла. Ноги будто приросли к полу, а взгляд стал взбираться вверх по полкам, пока не наткнулся на небольшую неприметную шкатулку, стоявшую на самой верхней полке. С первого взгляда ее можно было бы не заметить среди ящичков и вышедших из моды статуэток, выбросить которые у Крины просто не дошли руки.

Стоило только прикоснуться взглядом к маленькой старомодной шкатулке, и по телу разлилась приятная теплая дрожь. В голове пронеслась мысль, что эта вещь могла принадлежать маме. У Крины я точно ничего подобного не видела.

Подставив табуретку, я взобралась на нее, отложив свечи на свободное место на полке, и несмело потянулась к шкатулке. Дерево потемнело от времени, когда-то искусная резьба потерлась и теперь требовала более тщательного внимания, чтобы понять смысл рисунка. Сняв шкатулку с полки, я медленно и осторожно, словно из нее могло что-то выпрыгнуть, открыла крышку. Внутри на бархатной обивке лежала серебряная цепочка с довольно необычным кулоном. Ничего подобного мне еще не приходилось видеть. Двойной контур из серебра, переплетенный рунами, образовывал круг, внутри которого с одной стороны была еще одна дуга, заполненная теми же загадочными рунами. Полумесяц и полная луна, заключенные в единых объятиях. А между ними покоился круглый потемневший от времени камень, охваченный серебренными узорами, которые вились по нему как лозы плюща по стволу дерева.

Я рассматривала кулон с неподдельным интересом. Крина никогда не показывала мне это украшение, но и не запрещала открывать шкатулки, стоящие здесь. Наверняка, она просто забыла про большинство лежащих здесь вещей. Кончиком указательного пальца я осторожно коснулось поверхности камня. Он был прохладным, как и оплетающая его узорная оправа. Осмелев, я достала украшение и положила его на ладонь, чтобы получше рассмотреть загадочные руны. Таких я не видела даже в книгах.

Внезапно металл в руке потеплел, а камень пробудился, из темно-серого став молочно-белым. Кровь забурлила в сосудах, бросая тело в жар. В глазах потемнело, а затем меня и вовсе поглотила тьма. Ее густые объятия сомкнулись вокруг меня черным коконом. Я попыталась закричать, но горло онемело. Тело плавало в невесомости, пытаясь нащупать опору. Руки хаотично шарили во мраке в поисках стены, но дрожащие пальцы хватали лишь пустоту. Не было ни пола, ни шкафа – вообще ничего. Сердце зашлось в панике, бешено стучась о грудную клетку. Загадочный медальон ярким маяком сверкал в руке. Но даже он не мог отогнать плотный мрак, сгустившийся вокруг.

Внезапно что-то дернуло меня вниз, и я понеслась в бездонную пропасть. И так же неожиданно все прекратилось. Безликий холод коснулся кожи и начал просачиваться внутрь, пробуждая в глубинах души что-то столь же холодное и темное, источающее дурной аромат ужаса. Я пыталась вырваться, закричать, но это что-то словно было частью меня, от которой нельзя было убежать. Тело стало чужим, эмоции утихли. Руки нащупали твердую опору и надавили на нее. Треск стекла обрушился на слух, отдаленная боль кусала локти и запястья. Мрак стал вытекать подобно жидкости, позволяя разглядеть круглую мрачную комнату с голыми стенами, пронизанными черными жилами, словно плоть сосудами.

Мне хотелось закрыть глаза, закричать и броситься прочь, но я не могла пошевелиться, став просто наблюдателем, запертым в собственном теле.

Приблизив руки ближе к глазам, я посмотрела на тонкие порезы от стекла, из которых сочилась кровь. Выбравшись на холодный пол, залитый черной жидкостью, я оглянулась и увидела позади себя огромный стеклянный куб. Часть холодного темного вещества осталась внутри, большая же вытекла, как только стекло треснуло.